Бабушки на выданье, или История о потерянном времени

– Нет. Противно и обидно, – произнесла она, когда они отошли от Василисы и Владимира на расстояние. Взгляд её стал жёстче, и она добавила, – Так купиться на твоё имя. «Георгий Борисович нас предупредил…» Я и уши то развесила и влипла. Знаешь, Георгий Борисович, мы сегодня всё же улетим вечером.

– Нет! Я не хочу. Останься, – он взял её за плечи и попытался заглянуть ей в глаза.

– Нет. Не могу, – она старалась не смотреть на него.

– Как потом будешь из аэропорта с ребёнком добираться? Подумай. Лучше утренним рейсом. Давай. Мы с тобой так и не побыли наедине, – продолжал уговаривать её Георгий Борисович.

– После того, что случилось, мне побыть бы самой наедине с собой. Слишком много событий на одну старушку. Сегодня мы улетаем, – категорически ответила она.

Они подошли к бабушкиному дому.

– Я думаю, что не стоит беспокоить Нину Романовну. Хватит уже с неё твоих боевиков.

– Что ты имеешь в виду?

– Я случайно читала твою рукопись. Простишь?

– Да, если ещё останешься на день. Я хочу отвезти тебя в конюшню покататься на лошадях. Поедешь?

– Лошади – это здорово. Хочу. Но потом. Как-нибудь потом. Мы всё же улетим сегодня. Время и расстояние всё поставят так, как надо.

– Я не хочу, – он взял её за руку. Она её не убрала. Но он почувствовал, что рука у неё словно деревянная. «Значит приняла решение и ни шагу назад. Уважаю». – Обещай, что позвонишь мне, когда нужна будет моя помощь, хорошо? Я приеду к тебе…

– Не говори. Ничего не говори. Как доберёмся, я тебе напишу смс. Теперь пойдём домой. Нам надо собираться.

***

«Дура, дура, набитая! Идиотка! Потеряла такого отличного человека!» – такие ругательные мысли посещали интеллигентную, воспитанную писательницу Галину Алексеевну Павловскую в самолёте, когда она уже подлетала к родным пенатам. Весь полёт она вспоминала своего любимого Георгия… Да, пришлось признаться себе, что она давно в него влюблена, можно сказать с первой их встречи. Но тогда надо было охладить её обидчиков, поэтому с чувствами некогда было разбираться. Потом её любимые «лебеди», которых они вдвоём красили. Дурман от диких паров. И только потом, когда он задержал её ладонь в своей, до неё дошло, что «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь.» Потом… Ага и сейчас! Ну и что, что он какой-то там мультимиллионер! Подумаешь! Он такой же человек, как и другие…

Всю дорогу в аэропорт они ехали молча, только Володя и Василиса на заднем сидении джипа переговаривались. Дома перед расставанием Нина Романовна благословила её и Ваську на прощанье и сказала, что надеется на скорую встречу. Потом, обнимая Галину Алексеевну, шепнула на ухо: «Молодец. Правильно всё делаешь. Меня не забывай. Я тебя полюбила, моя родная.»

В аэропорту Володя обнял Галину Алексеевну и Василису и отошёл деликатно, давая отцу возможность попрощаться с любимой женщиной. Но он лишь пожал ей руку и обнял Василиску, шепнув на ухо: «За своей супер-бабушкой приглядывай и мне звони, как договорились. Окей?» Та в ответ кивнула в знак согласия.

Слёзы текли по щекам Галины Алексеевны, она отвернулась к иллюминатору, видя своё отражение. «Ничего, приеду домой, быстренько книжечку напишу. Чё нам стоит? На море съездим, в горы. Васькины родители просили ребёнка выгулять. Выгуляем… Господи! Как же выть-то хочется, блин!»

***

– Пап, Георгий Борисович! – Володя вместе с Француа стояли рядом с сидящим за компьютером в своём кабинете Георгием. Он окунулся после отъезда Галины Алексеевны и Василисы в работу. Много наметилось дел и все ему вдруг захотелось сделать срочно. Сейчас же он смотрел на монитор, не видя цифр, ничего не видя, кроме Галины Алексеевны, её лица, улыбки…

– И часто он так зависает? – спросил Француа Владимира.

– Каждый день. Мне очень хочется поехать в этот тихий городок, спеленать Галину Алексеевну и привезти её сюда в большой голубой коробке с красным бантом. Я не могу больше смотреть как отец страдает.

– Я не страдаю, а переосмысливаю, – откликнулся вдруг Георгий Борисович. – В тихий городок я могу и сам съездить, без бантов и коробок.

– Прости, пап.

– Всё нормально. Мне нужно просто ещё немножко подождать. И ей тоже. Может, я ей не нужен просто?… Но мне то она нужна! Поэтому, к чертям это время и расстояние!

***

Ничего в голову не приходило. Как назло, Василиска была занята своими делами и обвинить её в том, что она мешает бабушке, было нельзя.

Галина Алексеевна сидела и у монитора ноутбука, и с блокнотом в сквере. Но Муза от неё была очень далеко, и, похоже, о ней совершенно забыла, и возвращаться к ней не собиралась, Пегас тоже не был на подходе. Но зато у неё в мозгу постоянно витал романтический образ Георгия Борисовича. Причём он не был одет в потёртую футболку, всё было иначе. Его образ был облачён в строгий мужской костюм и так далее и тому подобнее. Пора с этими иллюзиями заканчивать. Но как?

Дома она вспоминала как он красил окно, подходила и гладила его. Василиса наблюдала за ней и ничего не спрашивала. И так было всё понятно.

Спустя два дня, как они вернулись домой, ей позвонили из городской администрации и пригласили в жилищный отдел. Сам начальник сего отдела отдал ей постановление о переходе муниципальной квартиры в её собственность. Хорошо, что рядом была Василиса, она её, как статую, и вывела на воздух. Перед Галиной Алексеевной промелькнул весь долгий унизительный период прошения, хождения, обивания порогов сей администрации. И она просто по-женски расплакалась. Потом пришла в себя и вместе с Васькой отметила это событие, купив свой любимый шоколадный торт.

Иногда в голову к Галине Алексеевне закрадывалось шальной вопрос: «Может, я хочу поправить своё материальное положение засчёт Георгия Борисовича?» Но тут же он испарялся в воздухе, так до конца и не освоившись в её сознании. Нет, конечно. Не бедствуем.

– Бабулечка, а поедем-ка с тобой на море. Помнишь, ты говорила, что Адлер очень любишь. Ба, давай махнём!

– Что за слово «махнём»?… А давай, Васька, давай! Давай махнём! – самой подумалось: «Может тоску свою там утоплю?»

Было решено, они едут на море!

***

Георгий Борисович буквально влетел на второй этаж и стал звонить в квартиру к Галине Алексеевне. У него в планах было здесь же на пороге её квартиры, перед лицом её древней прабабушки и её такой современной, всего лишь пятнадцатилетней внучки Василисы Премудрой, сделать окончательное и бесповоротное предложение стать его женой.

Но никто двери не открывал. Из квартиры напротив выглянула соседка Петровна:

– Здравствуйте, Георгий. А они на море уехали, в Адлер. Вчера вечером. Наверное, ещё поездом добираются.

– Спасибо, – ответил Георгий и вручил соседке шикарный букет роз, который приготовил Галине Алексеевне. – Это вам!

– Чего это? – смутилась слегка бабуся.

– С днём доброго соседа, – ответил Георгий и пулей спустился вниз.

Теперь быстро на вокзал. Нет в аэропорт. Он ни минуты не сомневался, что едет на море в Адлер тоже.

***

«Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!» прочитала Галина Алексеевна на здании корпуса выложенный розовыми кирпичами древний лозунг её детства, но ещё актуальный и сейчас. «Может здесь и номера остались в том же пионерском духе. Тогда точно, попали.» Они вместе с внучкой приехали наконец после душного поезда в новоиспечённую гостиницу, переделанный бывший пионерский лагерь. Территория была реконструирована и теперь здесь были разбиты клумбы, а на месте, где была раньше площадь для линеек, сделали открытое кафе. «Интересно, здесь горн по утрам отдыхающих не будет?»

Но обстановка в холле порадовала своей новизной и современностью. Приятная женщина в белой блузке зарегистрировала их и выдала ключи от номера. Галина Алексеевна подумала, что ей бы очень подошёл пионерский галстук. Номер был просторным, наверное, объединили две пионерские палаты. Она вспомнила, как в детстве они развлекались. Дожидались, когда вожатые засыпали, брали свои зубные пасты и шли в палаты мазать ею мальчишек. Почему-то их это так забавляло и так им нравилось. Адреналина хотелось, что ли?

Очень давно, девочкой-подростком, Галина Алексеевна отдыхала в этом месте, в пионерском лагере под поэтичным названием «Строитель». Нет, отдыхом это нельзя было назвать. Будучи по природе своей очень свободолюбивым подростком, её всегда тяготили эти побудки под звуки горна, спешное умывание, переодевание в специальную форму: шорты, рубашку и пионерский галстук. Сказать, что в этой форме было жарко, значит ничего не сказать. Только на пляж разрешалось ходить в сарафане и купальнике. Эти бесконечные мероприятия, которые должны были всех детей «веселить». Ей постоянно хотелось домой: кушать что хочешь, вставать, когда хочешь, ходить, когда и куда хочешь. Она скучала по маме и бабушке. Ещё по бабушкиным собакам Харитошке и Лапке, кошкам Марфушке и Мурке, по своим любимым деревьям, по которым лазила с утра до самого вечера. Но было принято считать, что пионерский лагерь оздоравливает её и воспитывает в духе патриотизма, коммунизма-ленинизма. Куда уж больше патриотизма? Она все книги о Гражданской и Великой Отечественной войнах перечитала в школьной библиотеке и параллельно в городских.

Ходить на море всем отрядом ей совершенно не нравилось, купаться, загорать и всё под неспящим оком и приказом воспитателей и вожатых. Её всё просто бесило. Хотя младшей сестре лагерь нравился, наверное, потому, что она попала в отряд со своей подружкой. Галчонку не повезло, подружки не было. Конечно ей пришлось дружески общаться со сверстниками, но… Всё время хотелось домой. Но мама ни в какую! Отдыхай! А ей тогда подумалось, что она готова учиться в школе в две смены подряд, только быть дома.

Прошло время и, став мамой, она никогда не отправляла своих детей в лагерь. Когда её младшая дочь вдруг изъявила своё желание поехать туда, Галина Алексеевна внимательно на неё посмотрела:

– Ты в самом деле очень хочешь в этот лагерь?…

– Да, мамочка! Это ведь так здорово! – дочь радостно кивала головой.