Лютевилль в красном тумане

На самом деле старушек Гробер не волновала ни игра Байлли, ни странные предметы или изобретения, ни занятный песчаный лабиринт, приводящий в восторг многих, даже их самих. Мило прохаживаясь под руку, седовласые женщины в одинаковых лавандовых платьях с кружевными воротниками осматривали гостей, присматривая новую жертву… Да, именно новую жертву… Они очень тихо перебивали друг друга и, отчаянно споря, внимательно изучали присутствующих. Встречая знакомые лица, они добродушно улыбались им, учтиво замолкая, чтобы подумать о своём, а потом принимались громко и демонстративно расхваливать пересыпающиеся песчинки часов и создавшего их автора, который, без сомнения, обладал безупречным вкусом. Их подкрашенные румяные щёчки и звонкий задиристый смех умиляли многих вокруг, даже очень сдержанную виолончелистку Лавинию, которая, проходя мимо, украдкой любовалась и Джорджем.

Прошло примерно несколько часов, прежде чем Блуме и Фруме перестали наконец тихо спорить и, одновременно бросив взгляд на одного и того же человека, испытали лютое отвращение и волнительное облегчение, потому что обе почувствовали: решение принято единогласно – и восхищённо улыбнулись. Это случилось уже после выставки, когда они по дороге домой оказались у знакомой вывески «Рубус», чтобы купить коробочку любимого печенья с изюмом и карамельной начинкой…

Теперь, сидя в уютном доме, они могли обменяться мыслями и фантазиями по этому поводу, продумывая детали предстоящего «дела» без случайных свидетелей.

***

После тяжёлого дня уставший Лютевилль ожидал наступления ночи, окружив себя долгожданными сумерками, которые, будто остатки старого чая, случайно пролились на город. Большинство жителей уже спрятались во снах после продолжительного живописного заката, подгоняемого лёгким ветром. Кошки, собаки и другие звери приняли удобные позы на своих привычных местах – в лесу, на полях или на холмистых возвышенностях, в будках или на коврике у постели хозяев. Засыпали и птицы, выбрав для сна любимые ветки, чердаки и провода, засыпали одна за другой, спрятав голову под крыло и взъерошив перья.

Воцарилась жуткая тишина… Три последних горящих фонаря погасли, погрузив город во тьму. Прошло ещё некоторое время, и две очаровательные старушки с серебристыми волосами, собранными в два забавных пучка на затылке, осторожно выползли из сказочного дома в кромешную темноту, твёрдо придерживая длинные нити, похожие на поводки. Нити были прикреплены к тельцу, а точнее – к головогруди гигантского восьмилапого паука, слегка превосходящего по размеру очень крупную собаку. Озираясь вокруг, они двигались очень слаженно и аккуратно, практически неслышно спускаясь с порога. Поразительно, но некоторые проблемы со зрением совершенно не мешали сёстрам блестяще ориентироваться ночью и быть очень внимательными.

Они очень рисковали быть обнаруженными, ведя паука, который подпрыгивал на мохнатых серых лапах и иногда внезапно останавливался, чтобы приподнять некоторые из своих конечностей. Со стороны могло показаться, что паук исполняет какой-то удивительный, немыслимый танец. Лишь убедившись, что за ними никто не следит, старушки покинули двор и засеменили по аллее. Странная троица, сливающаяся с темнотой, словно превратилась в собственную тень. При свете луны можно было рассмотреть только блеск восьми паучьих глаз-хамелеонов и танцующие блики на оправе очков улыбающихся старушек.

Пройдя до конца аллеи, которая ещё некоторое время назад была застелена снегом, паук резко подпрыгнул и поспешил спрятаться за цветущим деревом, утаскивая за собой запыхавшихся Блуме и Фруме. Когда опасность в виде дворовой кошки, что могла диким шипением привлечь ненужное внимание, миновала, они продолжили путь, в тишине, прижимаясь к кустарникам, деревьям и дворам с густой растительностью. Через какое-то время троица снова столкнулась с угрозой, на этот раз – в виде автомобиля «Халладей». Умный паук или паучиха, услышав шум мотора, прижался к земле, а сёстры скрылись за углом, пока рокот автомобиля не стих в глубине улицы.

Дойдя до нужного адреса – улицы Канитель, три тени, одна из которых была весьма необычной, обнаружили калитку открытой и проскользнули внутрь. Дойдя до рыжеватого, точно натёртого мякотью тыквы, дома №1, что стоял слегка на отшибе, у дороги, они остановились.

Мистер Данн, стоя в это время в гостиной в тусклом свете, услышал мельтешение у двери, застыл на месте и задумчиво провёл пальцами по губам. В дом кто-то постучал… Да, именно постучал в две руки, а не позвонил. Стучащие окинули взглядом двор, обнаружив у стены спрятанный под брезентовой плотной тканью мотоцикл марки «Индиан Скаут». Только входящие в моду мотоциклы в слегка затерянном Лютевилле не очень пользовались популярностью, и, как правило, их владельцев многие знали в лицо. Этот определённо принадлежал владельцу ночного клуба «Кабан и Роза».

Дверь на удивление очень быстро отворилась, и большие чёрные глаза хозяина квартиры забегали в разные стороны. Верхняя губа задрожала от страха, и Сканлон Данн, с мышиным цветом волос, в чёрном ночном бархатном одеянии, попятился назад. Резким движением он случайно сдвинул старый стол и, облокотившись на него, нащупал правой рукой переключатель от второй лампы. Включив её, Сканлон Данн из последних сил удерживал равновесие. Лупа, лежащая на столе рядом с книгой, упала на пол, а едкий зелёный свет лампы осветил блёклый мир, не разукрашенный яркими оттенками, как мёртвый груз корабля на дне океана, внезапно освещённый проплывающей светящейся рыбой.

Пятиться мистер Данн больше не мог, его слабое сердце вот-вот готово было навечно остановиться. Мужчина ещё сильнее прогнулся туловищем назад, когда пушистые лапы гигантского паука запрыгнули на край накренившегося стола. Проступивший пот градом стекал с позеленевшего лба. Только сейчас «жертва» смогла разглядеть выходящих из темноты Блуме и Фруме Гробер. Сканлон Данн удивлённо посмотрел на странных гостей, ничего не соображая от страха. Он что-то хотел сказать, но внезапно закатил глаза: в эту секунду паук набросился на него и, больно укусив в шею, впрыснул смертельную дозу яда. Мистер Сканлон рухнул на пол, схватившись за горло, с его губ слетали сдавленные мольбы о спасении, обращённые к старушкам Гробер, и беззвучно растворялись в предательской тишине. Опустившийся было край стола занял привычное положение, а шатающаяся зелёная лампа продолжала разбрызгивать мутный свет по углам гостиной…

И это было только начало…

Солнечное затмение

Кончики пальцев маленькой девочки подрагивали, шея слегка вздулась и покраснела, а глаза, безумно смотрящие в одну точку, сначала быстро забегали из стороны в сторону, а потом закатились вверх… Маленькое сердечко налилось кровью, и семилетняя Рамона, запрокинув голову, открыла широко рот, оскалив ровненькие зубки, помахала головой и очень быстро пришла в себя. Если бы вы видели бедную девочку в тот момент, вам могло показаться, что из неё только что вышли какие-то демоны, но она… просто-напросто зевнула.

Юное созданье посмотрело на подушки фисташкового оттенка, украшенные кружевной тесьмой, выстроенные на высокой кровати привычной пирамидкой, и, спрыгнув вниз, быстро побежала к гостиной, пытаясь украдкой улизнуть из дома. Но ничего не вышло: у распахнутой настежь входной двери, возник дядюшка Роберт, приехавший погостить из далёких краёв, где, как ей вспоминалось, растут высокие, гигантские лопухи. Он заключил девочку в объятья, но она непоседливо крутилась, пытаясь вырваться наружу.

Сделав шаг за дверь, Рамона успела заметить пугающую темноту и ощутить знойную духоту, несвойственную весеннему вечеру. Снова тяжело и широко зевнув, она перестала сопротивляться улыбчивому дяде с колючей щетиной и глубоко продавленными ямочками на щеках и по-детски кокетливо разрешила проводить себя в дом. Несмотря на то, что у неё были другие планы, и ещё пару минут назад она спешила в сад, в свой ветхий шалаш на дереве, чтобы смастерить там подарок младшему брату. Этот шалаш когда-то давно построил, оставив о себе хорошую память, любимый дедушка Эндрю Мири, державший в Лютевилле небольшую табачную лавку.