Молчаливая слушательница

Затем кивнула дочери – мол, убери со стола. Мистер Ларсен большой красной ладонью сгреб обертку и фольгу, сунул в карман брюк. Посуду Джой отнесла в раковину.

– Увидимся в среду, Гвен. – Мистер Ларсен направился к задней двери. – С тобой тоже, деточка, ты ведь на каникулах…

Джой, как обычно, проводила его и сказала у выхода:

– Спасибо за шоколад, мистер Ларсен.

Он посмотрел на нее так же, как перед тем на маму. Кивнул.

– Мне это в сладость. Рад, что тебе понравилось, деточка.

Джой наблюдала, как гость забирается в трактор и уезжает.

Она поспешила назад в кухню, помогать маме с Рождественской выпечкой. Джой радовалась тому, что липкие черные угри тонут в нежном коричневом шоколаде, и предвкушала новую порцию лакомства в среду.

Глава 11

Джой и Джордж

Февраль 1983 года

В комнате стоит затхлый запах; его источают оранжевые одеяла, напитавшиеся от тела предсмертным духом. Полумрак напоминает о том дне, когда я спряталась в этой спальне и увидела на кровати змею. Я снова здесь, не один десяток лет спустя, стою на пороге и категорически отказываюсь бояться. Усталый вентилятор в углу гоняет по комнате горячий воздух; отец лежит в кровати, смотрит в никуда.

– А, это ты… Не очень-то спешила.

Голос слабый, остальное не изменилось.

– Прости, я… пришлось закончить кое-какие дела на работе. Приехала, как только смогла.

«С какой стати я оправдываюсь?!»

– Что сегодня за день?

– Вторник, папа.

– Работаешь по выходным?

– Нет. Ну, бывает. Я…

Все. Хватит. Нечего со мной так разговаривать. Я уже не ребенок. Поеду в мотель в Блэкханте, поживу там, пока отец не умрет. Заправлюсь горючим из сорокачетырехгаллонной бочки в сарае – и поеду.

– Воды. – Отец закашливается, машет рукой в сторону столика. На нем – ярко-желтая детская чашка-непроливайка с двумя большими пластмассовыми ручками и крышкой с носиком.

Пожалуй, воды я подать могу. Это не уступка.

– Хорошо, папа.

– Быстрее… – шипит он.

Вкладываю чашку ему в руки. Они напоминают куриные лапки: тонкие кости и узловатые вены под полупрозрачной кожей.

Пока отец пьет, я размышляю – унизительно ли ему чувствовать собственную слабость? Рут права, его больше нечего бояться. Однако сердце никак не может успокоиться, а в животе просыпаются угри.

– Мне нужно обезболивающее, Гвен.

Вики тоже права. Отец оторван от реальности, принимает меня за маму. Что говорила Вики? «Вовремя, иначе ему грозит невыносимая боль».

– Рано, папа. Часа через полтора.

– Ты что, доктор, Гвен? Дай таблетки.

– Я – Джой, папа.

– Давай уже таблетки!

В кухне сверяю часы с таблицами Вики. Говорю Рут:

– Еще не меньше часа. Как быть?

– Дай лекарство, – она пожимает плечами.

– Мы ведь нарушим расписание. Вики дала таблеток всего на неделю. А если начнутся боли каждые три часа? Или чаще?

– Господи, Джой, тогда дадим очередную дозу. Если ему больно, мы даем обезболивающее. Чего тут сложного?

– В расписании сказано – до двух часов новая доза не нужна.

– Предпочитаешь, чтобы он корчился от боли и вот так стонал? Доводил нас до одурения?

Стоны из спальни звучат громче.

– Ладно, ладно…

Высыпаю из пузырька две голубые таблетки, отмечаю крестиком в расписании прием лекарства в два часа и возвращаюсь в спальню. Вкладываю таблетки в раскрытую ладонь отца, наблюдаю за тем, как он соскребает их губами и делает глоток из чашки.

Надо же, как все просто…

Он указывает на «Блэкхант газет», валяющуюся на полу. Я ее поднимаю – газета двухнедельной давности.

– Почитай мне что-нибудь.

Раскрываю страницу с некрологами и следующие пять минут читаю их вслух. Отец качает головой, если не узнаёт имени покойного, и поднимает указательный палец, когда хочет услышать объявление целиком. Временами немного печалится.

Некрологи заканчиваются, отец говорит:

– Хорошо, иди.

Я встаю и вдруг понимаю, что вновь веду себя, как двенадцатилетняя девочка. Не собираюсь я уходить по приказу! У меня к отцу вопросы. О том, что он сделал со своими детьми. Ну и, конечно, нужно разобраться с историей Венди Боскомб.