Это звучало пугающе, но как бы я не гнал от себя тёмные мысли, все рассказы Лили о жизни на корабле упрямо говорили о том, что миссии «Армстронга» и «Ермака» были связаны изначально.
«Первые» не должны были добраться до Орума. Они шли впереди лишь с одной целью. Чтобы открыть нам врата. Открыть кротовую нору – червоточину Морриса-Торна, которая позволила бы избежать прохождения через Облако смерти – скопление межзвездной пыли и астероидов. Открыть ценой собственной жизни.
– Почему нельзя было сделать это раньше? Ещё рядом с Землёй?
– Потому что нужны века, чтобы построить ускоритель, – ответил Пётр. – И заставить целые поколения трудиться ради выживания других. На Земле это было невозможно. Сам подумай, Нил. Стал бы ты строить собственную… эту… как её…
– Могилу, – закончил я тихо.
Несколько минут мы молчали, разглядывая призрачную сферу, что мерцала на голограмме. Затем Андрей сказал:
– Придётся вновь менять курс. Мы отклоняемся на пару градусов.
Я поднял на него взгляд.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем менять в курс и нырять в кротовую нору? Ты ведь сам говорил, что это опасно. Куда теперь торопиться?
– Дело не в спешке, – покачал головой друг. – А в Облаке смерти. Судя по всему, «Ермак» не сможет его пройти. И вообще никто не сможет. На таких скоростях любой маленький метеор будет фатальным.
– Сделаем манёвр, – предложил я. – Обойдём стороной.
Андрей и Пётр переглянулись. Мне вдруг стало ясно: они знают что-то, чего ещё не знаю я.
Лили вдруг подала голос:
– Облако большое, – сказала она. – Гораздо больше, чем показывают ваши карты. Мы умрём прежде, чем достигнем планеты, если пойдём в обход.
Я глянул на Рыбакова. Тот медленно кивнул.
– Это правда, Нил. Нам не хватит ресурсов, чтобы его обойти. Понадобится ещё как минимум два поколения. Карты изначально были неверными.
Сжав под столом кулаки, я опустил взгляд и сделал глубокий вдох.
– Когда ты узнал?
– Пару месяцев назад.
– И всё это время молчал?
– Мы ведь не планировали делать маневр. Мы хотели лететь сквозь Облако, понадеявшись на защиту, и так бы и сделали, если б не нашли другой путь.
Я резко выдохнул. Встал из-за стола и начал ходить кругами.
– Сколько времени мы потеряем?
– Нисколько. Для нас оно остановится. Мы даже не заметим, что куда-то прошли.
– Это понятно. Но сколько пройдёт на Земле?
Андрей пожал плечами. Спокойно ответил:
– Не знаю, Нил. Не имею даже малейшего представления. Я не знаю, куда именно «Армстронг» запустил зонд с материалом, и не знаю, сколько антиматерии они затратили на открытие червоточины. Возможно, что мы просто исчезнем в одном месте и возникнем в другом, и для внешнего наблюдателя это будет похоже на телепортацию. А возможно, что пройдут сотни лет. Я не могу предсказать, Нил. Не могу произвести расчёт. Ровно так же, как и не могу сказать, какова наша вероятность выжить, если мы пойдём сквозь Облако… Решать тебе.
Я хмыкнул. Медленно подошёл к Трону. Прикоснулся к его холодным серебристым стенками.
«Ну спасибо, папа, – подумал со злобой. – Видимо, зря я прикрывал твою тёмную сущность на проповедях».
– Нил… – тихо сказал Рыбаков. – Нужно принять решение.
Я оглянулся. Посмотрел на спокойного Петра… На Андрея. На Лили.
И понял, что не могу рисковать их жизнями.
Пусть мы потеряем сотни лет. Какая теперь уж разница? Связь с Землёй давным-давно потеряна, и мы даже не знаем: существует ли она, Земля? Там в мире, откуда мы родом, наверное, и не осталось уже никого, кто бы о нас помнил.
Мы здесь одни. Забытые в чёрном молчании космоса.
А раз так, почему бы не стать первыми, кто и в самом деле окажется внутри «круга ведьм»?
– Я принял решение… Идём в червоточину.
***
Обычно я просыпался позже, чем Лили. Открывая глаза, видел, как она сидит на стуле и безмолвно читает файл на своём планшете. Лили любила стихи. Особенно Северянина. После того, как я научил её говорить на нашем языке, Лили открыла для себя мир русской поэзии.
На корабле все давным-давно знали, кто она на самом деле. Решив, что больше на «Ермаке» не будет никаких тайн, мы с Андреем рассказали всем правду. О маневре, который начал ковчег, когда мне было ещё семнадцать. О спасённом шаттле. О подвиге «Армстронга».
С тех пор каждый житель корабля ждал лишь этого утра. Этого самого дня. Судьбоносного дня.
Впервые за долгие годы я проснулся раньше Лили. Почувствовал, как кружится голова и как набухли мои пальцы от возросшей перегрузки. Белое пластмассовое кольцо давило, но я не стал снимать его.
– Просыпайся, милая, – сказал я тихо. – Возможно, сегодня мы увидим наш дом.
Не было ни торжественных речей, ни громких гуляний. Весь экипаж собрался в главном зале, где когда-то уходил в последний путь Иосиф. Последний капитан «Ермака».
«Жаль, что ты не дожил до этого дня, папа. Жаль, что так больше и не смог улыбнуться».
Сотни жителей ковчега молча смотрели на изображение, которое транслировал экран. На нём не было ничего, кроме чёрной пустоты.
– Подходим, – тихо произнёс Рыбаков. – Мы уже близко. Осталась пара минут.
За десять лет, прошедших с момента, когда «Ермак» в очередной раз изменил курс, Андрей успел поседеть. Его голос ослаб, а смех больше не звучал так же ярко, как прежде. Андрей изменился после смерти Петра. Стал более мрачным, закрытым. Будто частица брата осталась жить в нём.
– Ничего не вижу, – тихо прошептал я Андрею. – Ты уверен, что она там?