На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

– Тебе не терпится стать свободной? – довольно грубо спросил он.

– Нет, но сговор состоялся при определенных обстоятельствах, за которые я тебе очень-очень благодарна. Правда. Просто мне не хочется быть тебе балластом, сама на шею села и детей чужих повесила.

Я облизала губы, давая себе секунду для размышления и осторожно продолжила:

– Возможно, свобода нужна тебе? Но неловко сказать об этом?

Он резко сел на кровати.

– А может, ты не будешь за меня решать, нужна мне свобода или нет? – с раздражением и довольно громко сказал он.

Тут уже я вскочила. Чего это он, спрашивается, повышает голос на меня? Я никому не позволяю орать на меня.

– А может, ты не будешь повышать на меня голос? Я просто спросила – довольно громко выкрикнула я – И не надо орать, я не глухая!

Слово за слово, но мы стояли друг против друга и орали не пойми что, обвиняя друг друга во всех смертных грехах.

Тут дверь с шумом распахнулась, и быстро вошел Игнат:

– Милые бранятся – только тешатся? Поздравляю с почином, так сказать – Игнат смеялся, потирая руки.

Мы разом замолчали. Я словно очнулась. Что это со мной? Ору, как баба базарная. Никогда прежде я не опускалась так низко, всегда считала ниже своего достоинства выяснять отношения таким хабальским образом.

Мне стало очень стыдно, я опустила голову, переводя взгляд на ковер, рассматривая рисунок.

– Я чего пришёл-то? Я хотел…

– Не знаю, что ты хотел, но давай ты это расскажешь чуть позже – Реммир развернул Игната лицом к двери и довольно бесцеремонно вытолкал его в коридор, прикрыв за ним дверь. А затем подошел ко мне очень близко.

– Рита.

Он поднял моё лицо, смотря мне прямо в глаза. Какой он красивый и я с жадностью смотрела на него. Так хотелось запомнить каждую его черточку. Реммир медленно приблизил ко мне лицо и жадно поцеловал, а я ответила на его поцелуй. Внутри все затрепетало. Мы, целуясь, потихоньку дошли до кровати и завалились на неё. Его руки шарили по моему телу, задрал подол платья и добираясь до заветной цели. Я завелась с полоборота. Мне хотелось, чтобы он взял меня прямо сейчас, покоряясь его грубоватым ласкам. Моё тело выгнулось, когда он вошел в меня. Внутри меня нарастал ком удовольствия, захватывая в плен все мое тело и стремительно приближаясь к логическому финалу. Молча переносить эту сладкую муку я больше не могла – я стонала и царапала его спину. Реммир сначала сдерживал себя, но чем ближе мы приближались к разрядке, со стоном выдыхал и бормотал. Его движения стали чаще и глубже.

– Моя – выдохнул он.

– Твоя – и все вокруг взорвалось.

Мы лежали на спине, пытаясь отдышаться. Реммир сгрёб меня в свои объятия, накинул на меня одеяло и заботливо подоткнул его со всех сторон. Я уткнулась счастливая в его шею.

В это время дверь приоткрылась, и заглянул Игнат.

– Вы, это самое, потише что ли, давайте. Кругом ведь народ, ему может завидно, честное слово. Я чего хотел-то? Забыл уже. Пойду – ка Люсеньку свою найду, а то соску-у-у-чился.

Он развернулся и пошел. Его голос постепенно затихал в отдалении:

– Люсенька, где ты, любовь моя?

Мы мгновение лежали в тишине, пока Реммир не засмеялся во весь голос.

– Вот балбес. Теперь и сам пошел шуметь.

– На дверь нельзя замок какой поставить? Что за мода? Все двери нараспашку.

– Да как-то не принято у нас двери запирать. Обычно в хозяйские покои просто так не входят.

Он повернул ко мне голову, изучая мое лицо.

– А у нас наоборот. Не успел зайти в квартиру, домой то есть, сразу все замки запираются. Ну, раз здесь не принято, значит, буду привыкать.

Я начала вставать с кровати.

– И еще один вопрос для уточнения.

У Реммира поджались губы, его глаза сузились.

Я сделала жалобное лицо и спросила:

– А можно мне уже выходить из комнаты? Я в четырех стенах начинаю с ума сходить, правда-правда. Ну, пожалуйста.

Я сложила руки на груди и посмотрела на Реммира, хлопая глазами. У него разгладились черты лица, он видимо ожидал от меня продолжение выяснения отношений. Ага, как же. Нас и здесь неплохо кормят. А умная женщина лучше промолчит, а дурой себя я не считаю. Остальное я выясню позже.

Он встал, подошел ко мне, сначала крепко обнял, затем отстранился, держа меня на вытянутых руках, заглядывая в глаза:

– Как ты себя чувствуешь? Не тошнит уже?

Я улыбнулась:

– Иногда тошнит еще, но, я думаю, отвар и кислая вода справятся. Но сидеть без дела я уже не могу. Правда – говорила я, смотря на него.

– Лекарь говорит, удивительно, что ты выжила. Ваарец умер бы давно. У тебя кровь наверно сильная, раз справилась с отравой.

Я пожала плечами:

– Понятия не имею. Справилась, и слава Бо… Хранительнице.

Он кивнул.

– Раз ты себя нормально чувствуешь, то можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

Я облегченно выдохнула.

– Мне ведь все равно в столицу нужно, правда?

– Я ведь не местная. Раньше-то я у Игната спрашивала, а вопросов меньше не стало. Придется тебе потерпеть и отвечать. У нас говорят: "Со своим уставом в чужой монастырь не ходят". Там, в моем мире, совсем другие обычаи и правила. Поэтому я спрашиваю, чтобы делать правильно и как положено. А если делать правильно, это значить чтить традиции другого народа, ну и мира в моем случае.

– Этот мир нельзя переделывать. Он прекрасен в своей первозданной природе. Представь, если каждый попавший сюда, начнет его переделывать. Приносить сюда свои обычаи и традиции, что от этого мира останется? Получится лоскутное одеяло, собранное из обрывков тканей. Этот мир нужно только улучшать, не нарушая его баланса.

Я подошла к окну, облокачиваясь руками о подоконник.