Улыбайся мне

У дождя твой голос. Он мне сказал,

Что мы, образно выражаясь, разветвлённые,

Как, допустим, как хотя бы и эти кусты,

Посаженные по разные стороны изгороди

И всё-таки переплетённые (я и ты),

Разросшиеся и зацветшие после изморози.

У дождя твои шаги и твои касания.

Но я не боюсь солнца, как не боюсь расстояния.

День рождения

Александру Гольдману

Этот город, этот голод, голубь
Ходит по карнизу.
Чай заварен, лёд расколот,
И обиды тянут книзу.

Тянут грохнуть, бляха муха,
Об пол сердце и посуду.
Лето – бабка-повитуха,
И младенец не отсюда.

«Мазл тов», – шепнула липа.
Молоко в сенях прокисло.
Тишина. Жара. Ни всхлипа.
Ни пророчества, ни смысла.

Вейзмир! Плачь, кричи! Иначе
Так и будешь тенью тени.
Роженица что-то прячет
Под сведённые колени.

Ничего, жестокий август
Нападёт на след июля.
Не дождутся… Я оправлюсь.
Я сумею. Да смогу ли

Всхлипнуть, крикнуть, воплотиться
Хлебом, солью и прощением.
Замусоленной страницей,
Новым боевым крещением

Окажусь ли поневоле?
Наливай вина в стаканы.
Не бывает меньше боли.
Слишком поздно. Слишком рано.

«Золотое сечение…»

Золотое сечение.
Золотые ворота.
В гуще столпотворения
Без царя и пилота

Безвозмездно, беспочвенно,
То вороной, то сойкой,
Я лечу, и прострочены
Швы-маршруты над койкой.

Я лечу, и мне кажется
Направление верным.
Истребителям вражеским
Без серпа, да по нервам.

И вот-вот, без сомнения,
Врежусь за поворотом
В золотое сечение,
В золотые ворота.

«У движения нет объяснения…»

У движения нет объяснения,
Оправданья тем более нет.
Продолжение стихотворения —
Новостной и библейский сюжет.

Ответвлением райского дерева
Или отсветом пламени зла
Я своё направленье проверила,
Стрелку компаса уберегла.

От пожара и до наводнения,
С воскресения до похорон
Я в законе стихосложения
Признаю самый верный закон.

«Когда в запасе два пути…»

Когда в запасе два пути,
Ты третьего не жди.
И воду в синем треснутом стакане не мути.
Открой бутылку белого