Наследница первой очереди

– Скажу и в прямом эфире, если будет нужно.

– Я в шесть буду у тебя. Ты адрес не сменила?

– Буду ждать.

«Одно дело я сделала, осталось встретиться с Виктором и расстаться с Подольским», – успела подумать она, как в дверь постучали. Это была доктор Алёхина, мать Кристины.

– Входите, Елена Анатольевна, проходите, присаживайтесь. Слушаю вас.

– Полина Сергеевна, скажите мне правду.

– О чём? Я, слава Богу, здорова и донор мне не нужен. Я так и сказала Кристине, не вдаваясь в подробности. Вам не о чем беспокоиться. Крис моя сестра. Зачем я буду разрушать то, что мне дорого? В свете последних событий, я ещё раз убедилась в том, что дети не должны отвечать за поступки своих родителей. Разве мой малыш виноват в том, что родиться без отца.

– Ты о чём?

– Я беременная, но развожусь с Подольским.

– Всё настолько плохо?

– Я устала жить с человеком, который любит меня на словах, а на деле не ценит и не уважает, лжёт и считает это нормой.

– А его дочь?

– Арина теперь и моя дочь. Я за неё ещё повоюю.

– Ты понимаешь, что значит остаться одной с двумя детьми? Мама знает о твоих планах?

– Я справлюсь. А вот с мамой нужно поговорить лично. Возьму отпуск на неделю и полечу с новостями в столицу.

Забрав Арину из сада и вернувшись в квартиру, Полина с нетерпением ждала приезда Виктора. Она рассказала о причинах, которые свели её с Павлом Орловским. Написала имена и даты рождения брата и сестры Павла.

– Парень пробовал искать самостоятельно, но ты понимаешь, кто он и кто ты. От него могли просто отмахнуться. Даже если иностранцы дали ему свою фамилию, как-то его вывезли из страны. Сестра могла иметь фамилию приёмных родителей, могла сменить фамилию, выйдя замуж. Да, я сказала Павлу о тебе и он готов с тобой встретиться. Вот его телефон.

– Будут новости, я тебе позвоню, а сейчас сосредоточься и дай мне короткое интервью о причинах поиска. Я задаю вопрос, а ты на него отвечаешь. Прежде чем ответить, можешь подумать. Поехали.

Проводив Виктора и накормив Арину ужином, предупредила дочь, что хочет поговорить с отцом, когда тот придёт.

– Ариша, я могу сорваться, кричать, но ты не бойся. Оставайся в своей комнате

– Это из-за болезни?

– Девочка моя, я абсолютно здорова. Нет болезни. Доктор ошибся.

– Как же хорошо, что ты не болеешь, и больше не будешь плакать. Ты хочешь, чтобы папа ушёл? Он нас разлюбил, раз спит в гостиной и приходит поздно?

– Я это выясню. Ты, главное, ничего не бойся.

Подольский пришёл в начале десятого вечера.

– Полина, я не буду ужинать. Устал.

– А я тебе ужин и не предлагаю. Но выслушать ты меня должен. Присядь, – она прикрыла кухонную дверь. – Результаты субботних анализов, – протянув бланк, она слегка улыбнулась. – Я абсолютно здорова.

– Хорошая новость. Как такое, возможно, было допустить? Я рад, дорогая, – он встал со стула собираясь обнять Полину.

– Руки! Руки убери и послушай дальше.

– Не понял.

– А что здесь понимать? Ты в последние две недели ведёшь себя так, словно боишься подхватить от меня заразу. Что ты сделал для того, чтобы меня подбодрить, успокоить, вселить надежду? Ты оставил меня один на один с проблемой. Не поинтересовался, что сказали сегодня. Это нормально для любящего мужа?

– Чем я тебе мог помочь?

– Участием, Дмитрий Сергеевич, добрым словом, лёгким поцелуем, простыми объятиями. А ты меня бросил в трудную минуту.

– Я тебя не бросал.

– Ты хотел меня видеть вышедшей из себя – любуйся! Мало того, что ты спишь в другой комнате, ты ещё и чашку моешь за собой и ставишь её повыше, чтобы я, не дай Бог, воспользовалась ею, – она достала чашку, грохнула её об пол. Та же участь постигла его бокал. – Такого пренебрежения и брезгливого отношения к себе я ещё не испытывала.

– Ты не права, Полина. Я искренне переживал за тебя.

– Заткнись, иуда! Ты не переживал, ты решил это по-другому: «если плохо жене, почему должно быть плохо мне?» У тебя нет ни чести, ни совести, ни принципов. Ты стал относиться ко мне, как к бомжу из подворотни. Ты меня уже приговорил. Не рано? А что делаешь сам? Трахаешь Светлану Антоновну по вечерам и домой приходишь уставшим от непосильной работы. Это любовь? Это использование одного человека другим. Удобное и несправедливое использование. Обидное. Если вступил в отношения в здравом уме и трезвой памяти, если говорил о любви, обнимал, спал в одной постели, – обязательства есть, хотя бы, как в дружбе. Отвечать на звонки, самому звонить, проявлять заботу, поддерживать, доверять. А иначе ни любви, ни дружбы, только эгоизм и использование, – она выдохнула, как после забега на стометровку и замолчала на время, чтобы как-то успокоится. – Теперь сделай одолжение, собери свои вещи и уходи. Я не хочу иметь ничего общего с предателем, чтобы даже духу твоего в моём доме не было.

– Послушай, ты сама нас выбрала?

– Да, но я ошиблась. Теперь хочу исправить собственную ошибку. Видишь ли, делая выбор, я надеялась стать женой, другом, матерью, а удостоилась лишь роли удобной помощницы по хозяйству. Извини, но я не согласна на эту роль.

– Хочешь, чтобы я ушёл? А куда?

– Куда хочешь, и с разводом не тяни.

– Я заберу Арину.

– Зачем? Ты не глупый и знаешь, что со мной ей будет лучше, а дальше как решит суд.

– А что с клиникой? Я не хочу уходить.

– Хочешь работать – работай. У тебя есть свой начальник.

– Полина, ты не поторопилась выставить меня?

– Набиваешь себе цену? Твоё лживое нутро у меня вызывает отвращение. Ты мне не просто противен, ты мне омерзителен после Светланы Антоновны и всего прочего. Не доводи до греха. Уйди по-хорошему.

– Я поговорю с Ариной?

– Она у себя. Не дави на дочь, ей и так сейчас не просто.

Через полчаса Подольский ушёл, собрав вещи. Полина не могла скрыть слёз горького разочарования. Она понимала, что зря поверила Дмитрию осенью, что его слова и дела, как день и ночь, что нельзя прощать, когда тебе плюют в душу и лгут. Она стояла у окна в кухне и сквозь слёзы смотрела во двор, не заметив, как подошла дочь и взяла её за руку.