– Нет.
– Всего доброго и будьте счастливы. Прощайте, – сказала Милана, положила под нетронутую чашку кофе купюру и пошла к выходу.
Она вышла из кофейни и пошла не в сторону своего дома, а в противоположную. На душе было так скверно, а в голове всего один вопрос: «За что?» Минут через десять «ходьбы в никуда», ей на глаза попался бар. Сев за стойку она заказала коньяк и сигареты. Заказ повторялся трижды, но напиток не брал, а от сигарет уже тошнило. Милана понимала, что её затея провальная, бессмысленна и попросила заказать ей такси. Открыв входную дверь своим ключом, она вошла в квартиру. Сергей был дома.
– Ты где была так долго? – спросил он. – Ты пьяна? Что у тебя случилось?
– У меня ничего, а вот у Марии Дроздовой, при твоей непосредственной помощи, случилась беременность. Тебя это не удивляет? А вот меня очень огорчает, – говорила она, проходя в кухню. – Какой же надо быть идиоткой, чтобы не почувствовать, что ты нужна мужчине только для удобства. Для флирта и всего остального у него есть свои определенные параметры, вид и стиль.
– Что ты несёшь, Лана? Какое удобство, какие параметры?
– Заткнись! – крикнула она, бросая на пол, подвернувшуюся под руку кофейную чашку, не успевшую побывать в мойке. На пол была «сметена» и небольшая сахарница, и салфетница. – Мы живём с тобой десять месяцев, а это уже четвёртый эпизод «невинного донжуанства». С меня довольно! – сказала она, переступая через осколки и сахар. – Собери вещи и исчезни из моей жизни.
Она пробыла в ванне минут сорок, а выйдя и войдя в кухню, не заметила ни осколков, ни сахара, но за столом сидел Сергей.
– Поговорим спокойно? – спросил он, включая кофемашину.
– Говори, я слушаю, – равнодушно ответила Милана.
– Я не уверен, что между мной и этой Машей что-то было вообще. Возможно, её беременность просто выдумка. Возможно, она хочет таким образом остаться в городе.
– Ты себя слышишь? – спросила Милана.
– И слышу, и вижу. Она предстала пред тобой скромной и взволнованной. Всё это видимость. Она не так проста, как кажется. Соседка моей сестры выдавала дочь замуж. Эта Маша была среди подруг невесты. Я похож на сексуально озабоченного мужика, который вспомнил молодость и переспал на сеновале с девицей, на которой пробу ставить негде?
– Ты можешь доказать обратное? – спросила Милана с улыбкой.
– А тебе хочется поверить в сказку? – спросил Сергей.
– Скорее в романтику. Ночь, сеновал и молодая особа пусть и с пробой, – говорила Милана, не глядя на Затонского.
– Лана, какая романтика в конце марта на сеновале? Ты думаешь и говоришь мне всё это серьёзно? А если меня просто оговаривают?
– А у меня есть повод для шуток? Лично мне не смешно. Вот,
что ты намерен делать? – спросила она, глядя на Сергея.
– Ничего. Решила, пусть рожает. Я сделаю тест, а ты делаешь ошибку, поверив этой девице.
– А вот это уже смешно. Почему ты этого не сделал раньше? Ты надеешься, что я буду жить как прежде с тобой и ждать подтверждения или опровержения факта отцовства? Переезжай в свою квартиру и живи с кем хочешь и как хочешь, – говорила Милана, глядя на Затонского и понимая, что он не чувствует за собой вины. – Всё, Сергей, на сегодня тема морали и доверия исчерпана. Об этом можно говорить много и долго, но я не вижу смысла в дальнейшей беседе.
– Ты устала меня содержать или нашла повод избавиться от меня таким образом? – спросил он с обидой.
– Глупее вопроса я от тебя не слышала, а повод ты дал мне на пару с Марией Дроздовой. Мне сама мысль о том, что ты был с другой не просто неприятна, она омерзительна. Людмила Петровна, Сара, Вика, Мария – это те, о которых я знаю. А скольких я не знаю? – говорила с горечью Милана. – Говорят: «Нет дыма без огня». Если бы ты не давал повода этой Маше поступить так, как она хочет, тебе не пришлось переживать эти неприятные моменты. Уходи, и давай обойдёмся без взаимных претензий.
Через день Милану встретил Илья Затонский.
– Лана, почему отец переехал в свою квартиру? – спросил он.
– Тебе правду сказать или соврать? Тебе, друг мой Илья, скоро шестнадцать. Ты мог бы простить человека, который предлагает тебе чай, предварительно плюнув в стакан? Молчишь? Твой отец для тебя лучший и я не стану с тобой спорить. Зачем мне жить с человеком, который время от времени лжёт. Терпеть его, только для того, чтобы не быть одной, я не буду. Извини.
Глава 7
Проведя ночь без сна, Милана пришла на работу вовремя. Она прошла сразу в кабинет Тихомирова. Оба отца были на месте.
– Дайте мне отпуск на две недели, – попросила она, после приветствия. – Я согласна с любого числа и на любых условиях.
– Где и что горит? – задал вопрос Тихонов. – Можно, дочь, без конкретики.
– Душа болит, а сердце плачет, – сказала дочь, строкой из песни. – Подробностей не будет, а если коротко – я рассталась с Затонским.
– Он мне никогда не нравился, – хмуро сказал Тихомиров. – Он чем-то напоминает меня в молодости, а я, как знаешь, паинькой не был. Можешь идти с понедельника. На кого тендер оставишь?
– Не сыпьте мне соль на рану. Не знаю, еще не решила. Может, я за выходные передумаю куда-либо ехать, – ответила Милана. – Я что-нибудь придумаю.
– А я передумаю тебя отпускать. Детский сад какой-то. Было бы о ком жалеть и посыпать голову пеплом, – усмехнулся отец Тихомиров. – Отец просил тебя заехать, ты уж уважь деда. У него разговор к тебе есть, но о чём не говорит, старый партизан.
– Милана, до тендера две недели. Доведи всё до ума и езжай, – советовал ей Тихонов. – Лёша прав, не стоит твой Сергей дела, которому вы отдали столько сил и времени. Не думаешь о себе – ребят не подставляй.
– Ладно, пап, не сердись. Я сделаю так, как ты советуешь. Ребята не виноваты в том, что у меня в жизни не всё как у людей. Извините родители за истерику. Передай деду, хотя не нужно. Я перезвоню ему, и мы сами договоримся о встрече. У меня теперь будет много свободного времени по вечерам, – сказала Милана и вышла из кабинета.
– Что ж ей так не везёт с мужиками? Егор, потом Олег, через семь лет этот Сергей. Стоил он этого времени? – вопросительно глядя на Тихонова, спросил Тихомиров.
– Егора подставили, он до сих пор не женился, еврей выбрал, где больше приданого и связей, мы с тобой не дотянули. А чего не хватало Затонскому? – спрашивал Тихонов Тихомирова. – Милана в мать. Она саму мысль об измене не простит, ни то, что ее саму.
– Лёнь, как ты думаешь, чем ей помочь, чтобы отвлечь?
– Не суетись, друг. Она пар выпустила, добро на отпуск у тебя получила, и теперь будет готовиться к тендеру. Ребят своих она не подставит просто потому, что это была её идея, – ответил Тихонов. – Найти бы ей хорошего парня, да только где его найдешь. Лишь бы не стала она ненавидеть всех мужиков без разбору.
Милана, не откладывая, созвонилась с дедом и договорилась о встрече. Тихомирову Александру Степановичу весной исполнилось семьдесят два года. Он вновь женился на своей первой жене восемь лет назад. Раиса Степановна простила мужа и приняла его и Влада в свою семью. Они жили за городом в том же доме вместе с сыном Алексеем и его женой. Алексей Александрович Тихомиров всё же женился, взяв в жёны женщину с приданым в виде салона красоты и сына, ровесника Руслана. Руслан, которому было почти двадцать шесть, и двадцатипятилетний Влад имели небольшие квартиры в городе.
– Милана, поговорить с тобой хочу, – начал дед издалека. – В нашей семье мужчины, кроме меня, в первую очередь делают, а потом думают. Присядь, то, что я тебе сейчас скажу не старческий маразм, а некий вывод после долгих раздумий, – говорил дед, и Милана видела, что он взволнован. – Я всё думал, двадцать лет до нашего бизнеса не было никому никакого дела. Кому и зачем он понадобился сейчас? Его не пытаются развалить совсем, расчёт сделан на то, чтобы его забрать как можно дешевле. У меня были и есть недоброжелатели, но никогда не было врагов. Склероза у меня, слава Богу, нет, но и на память ничего так и не пришло. Тогда я пошёл другим путём. Скажи, кто из наших конкурентов, если и не взлетел, то поднялся?
– Кроме «Вестстроя» других нет, – ответила Милана. – Они наши основные конкуренты на тендере. Там генеральный Гришаев.
– Гришаев номинальная фигура. Он хороший специалист, но контрольный пакет акций у Любавина. Я знаю только одного и это наш народный избранник. Я никогда не копался в своей памяти как безумный так глубоко. Я напряг не только свои извилины, но и связи. Я докопался до истины, но мне стало сложнее переварить то, что я узнал.
– Дед, ты сильно волнуешься, и это мне не нравится, – сказала Милана. – Давай прервёмся, выпьем успокоительного и спокойно продолжим. Дед, мир не рушится. Бизнес на месте. С проблемами мы разберёмся – я тебе обещаю.
– Да я, внучка, в душе спокоен. Это всего лишь эмоции, это они просятся наружу. Человек, которого я считал когда-то своим другом, пропал первый раз на тридцать лет, второй – на десять, и теперь пытается мне отомстить, даже не разобравшись в том, что не за что. Я скажу коротко и передам тебе то, что нарыл, как крот после единственного звонка в день моего семидесятилетия. Звонок был короткий, но понятный. «Шура, я просил тебя пятнадцать лет назад помочь моей семье. Спасибо, Шура, за такую помощь. Теперь платить по счетам придётся тебе». Так вот внучка, с самого начала. Любавиных в заводском посёлке было двое. Два брата седьмая вода на киселе. У одного сын Санька, у другого дочь Люба. Школа, завод, техникум. Нам было чуть больше двадцати, когда я женился, а Санька влюбился в девчушку, ей лет четырнадцать было. Через пару лет они расписались, а в семнадцать сынишка у них родился, и назвали его Санька, в честь отца. Старшая Люба Любавина чуть раньше тоже сына родила, но там без мужа, а значит и без отца. Теперь в посёлке две Любы Любавины с сыновьями Александрами. Через год Санька попадает под следствие из-за несчастного случая на заводе со смертями. Дали десять лет, хотя его вины в том не было. Люба ездила на свидания, оставляя сына с нами. В город он не вернулся ни в семьдесят восьмом, ни в восемьдесят восьмом. Нашёл меня в девяносто восьмом, явившись на один день с небольшим чемоданом денег и единственной просьбой помочь семье. Я ничего не узнал из его жизни. Тридцать лет прошло, а он ничего о себе не рассказал. Я даже не знаю, виделся ли он с семьей. Люба молчала, а я не мог бередить её раны своим вопросом. Она до сих пор его ждёт.
– Дедуль, давай чаю попьём, перерыв сделаем, – предложила Милана. – Не нравишься ты мне.
– Я не девка, чтобы нравиться. Спокоен я как удав. Слушай, что дед говорит. Так вот. Уехал Санька, а я решил не откладывать в долгий ящик дела. Сегодня деньги чужие есть, а завтра введут в искушение. Мы виделись с Любой раз-два в год. Чаще как-то не получалось. Поехал я к ним и предложил помощь. Мы тогда начали строить частные дома, и это был хороший выход. Дом построили на том берегу, семью перевезли, Санька мастерскую открыл. Живут они нормально. Любе сейчас шестьдесят пять, Саньке сорок восемь, внучки уже невесты. Связь мы поддерживаем. За что такие обвинения?
– Ты считаешь, что его ввели в заблуждение? Но кто? Могу предположить, что это второй сын Санька Любавин как-то к этому причастен. Ты ведь не зря начал разговор именно с этого.
– Молодец! Сообразила. А я, старый пень, не догнал, как говорят мои внуки. Нанял частного детектива, рассказал ему всё и стал ждать. Он почти полгода собирал по крупицам досье на этого второго. Не всё в его биографии в девяностых было гладко, потом женился, хорошо поднялся, а самое главное контакт у него был с Александром Ивановичем. Одним словом, выдаёт он себя за его сына. Вся эта возня вокруг нашей компании чревата, милая моя, последствиями. Народный избранник утопит не только нашу компанию, но и настоящую семью Саньки, узнай он о моих «раскопках». Лана, если я не успею найти этого кретина, сделай это за меня. Он должен узнать правду. Многие избегут неприятностей, – сказал он, протягивая внучке папку. – Просто передай ему всё это.