Ненависть

– Тогда учись, – сказала она наконец. – Ты ведь не полный идиот, Джонсон.

Он усмехнулся, слабо, почти по-настоящему.

– Это ты так меня поддерживаешь?

– Это максимум, на что ты заслуживаешь, – слабо улыбнулась она, опуская швабру в ведро.

И пока она начинала мыть пол, внутри у неё всё путалось – чувства, мысли, взгляды. Всё начинало превращаться в вопрос. Главный из них – кто на самом деле этот парень, которого она так долго ненавидела?

Элизабетт уже склонилась над ведром, когда услышала позади насмешливый голос Ашера:

– О, какая честь – поддержка от самой мисс президента. Как я раньше жил без неё?

Она выпрямилась и метнула на него острый взгляд через плечо:

– Ты же сам сказал, что не умеешь. Думала, стоит подать тебе руку помощи… но, наверное, и правда зря.

Ашер лишь усмехнулся и, не глядя на неё, встал с парты. Медленно подошёл к шкафу, вытащил старую тряпку и направился к окну.

– Не переживай, справлюсь без твоих наставлений, Митчелл. Уж окно протереть смогу, – бросил он через плечо, начав лениво водить тряпкой по стеклу.

– Главное – не разбей его, – буркнула Элиза, продолжая мыть пол. – А то потом опять обвинят в саботаже.

Тишина нависла над кабинетом, густая и вязкая, как мед. Только скрип швабры по полу и редкие вздохи заполняли пространство.

Элизабетт сосредоточенно оттирала пятно на плитке, избегая взглядов. Ашер молча возился у окна, движения резкие, будто он пытался стереть что-то большее, чем просто пыль.

Иногда их шаги пересекались, и тогда в воздухе словно появлялось электричество. Ни один не уступал, ни один не извинялся.

Ашер вдруг остановился, посмотрел на свою тряпку и раздражённо выжал её в ведро. Капли воды с плеском упали на кафель. Он вернулся к стеклу, не говоря ни слова.

Элиза, не поднимая глаз, вытерла пот со лба тыльной стороной ладони. Веки налились тяжестью, но она не позволяла себе расслабиться. Не рядом с ним.

Несколько минут прошли так, в глухом, напряжённом молчании. Будто каждый ждал, когда другой сорвётся, скажет хоть что-то, чтобы выпустить пар. Но никто не начинал.

И всё же… в этом молчании было нечто особенное. Оно говорило больше, чем слова. В нём было недосказанное, неразрешённое. Притяжение, спрятанное за раздражением. В нём были шаги навстречу – пусть и пока неосознанные.

Наконец, Элизабетт поставила швабру в угол, хлопок дерева о стену прозвучал почти как выстрел. Она выпрямилась и, не глядя на Ашера, сказала:

– Я закончила.

Ашер коротко кивнул, выжимая тряпку в последний раз:

– Я тоже.

И снова – пауза. Как будто кто-то должен был что-то сказать. Но слова остались где-то глубоко.

Элиза взяла сумку и направилась к двери. На секунду замерла, будто колебалась… но не обернулась.

Ашер смотрел ей вслед. Губы его дрогнули – не то усмешка, не то сожаление. Он остался в тишине, один.

Элизабетт вышла из школы, вдохнув прохладный вечерний воздух. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в теплые золотисто-розовые оттенки. Возле старой скамейки у клумбы стояла Аврора, скрестив руки на груди, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Ты чего здесь? – спросила Элизабетт, подойдя ближе. – Почему не пошла домой?

Аврора фыркнула и бросила на сестру взгляд, полный упрёка.

– А ты как думаешь? Мы же должны были вместе пойти. А ты задержалась из-за этого… – она закатила глаза. – Как его? Ашера Джонсона?

Элиза устало выдохнула и опустилась на край скамьи.

– У нас с ним дежурство было, я говорила. Мы оба остались.

– Надеюсь, вы там не перегрызлись, – пробормотала Аврора, садясь рядом.

Элизабетт на секунду замолчала, глядя вперёд, куда-то в пустоту школьного двора. Ветер шевелил её волосы, а в висках всё ещё отдавалось напряжение недавней уборки – и не только физической.

– Всё было тихо, – наконец сказала она. – Даже… слишком тихо.

– Подозрительно? – Аврора прищурилась, изучая профиль сестры.

Элиза покачала головой.

– Не знаю. Просто… странно. Он как будто не злился. Но и не был нормальным.

Аврора нахмурилась:

– Надеюсь, он не делает вид. Мне он никогда не нравился.

– Ты вообще не любишь никого, кто выше метра восьмидесяти, – усмехнулась Элиза, чуть расслабившись.

– Ага, и особенно тех, кто хватается за чужие горла, – мрачно добавила Аврора.

Элизабетт замолкла. На секунду её лицо стало жёстким, глаза – тяжёлыми.

– Откуда ты знаешь?

– Шарлотта рассказала. Я встретила ее, когда она выходила со школы.

– Ясно… – Элиза встала и поправила свою сумку. Аврора последовала ее примеру.

Они шли по узкой улочке, ступая по ещё влажному асфальту, оставляя после себя цепочку шагов. Фонари только начинали зажигаться, обрамляя дорогу мягким янтарным светом.

– Знаешь, – вдруг сказала Аврора, игриво толкнув сестру плечом, – мне сегодня писал Дилан. Мы с ним завтра пойдём в кино.

Элизабетт хмыкнула рассеянно:

– Очередной одноклассник, который не умеет произносить слово «феминизм»?

– Эм… – протянула Аврора, нервно усмехаясь. – Он… ну… ему двадцать три.

Элизабетт резко остановилась. Аврора чуть не налетела на неё.

– Чего?!

– Ну, он не выглядит на двадцать три! – быстро заговорила Аврора, отводя взгляд. – И вообще, он очень милый, умный, и у него есть машина…

– Тебе шестнадцать! – голос Элизы взвился на полтона. – Шестнадцать, Аврора! Ты вообще соображаешь, что говоришь?

– Элиза, ну не начинай. Это всего лишь кино! – вспыхнула Аврора, сжав руки в кулаки. – Он не какой-то маньяк. Мы просто хорошо общаемся. Нам интересно друг с другом!

– Он взрослый мужик, который клеится к школьнице, – отрезала Элизабетт. – Это не «интересно», это… это тревожно! Ты даже не понимаешь, как он может использовать тебя.

– Я не тупая, Элиза! – крикнула Аврора, глаза её блеснули от обиды. – Ты всегда думаешь, что всё знаешь лучше всех. А я? Я тоже могу принимать решения. Я тоже человек, не маленькая девочка с бантиками!

– Да, ты человек. Но ты мой человек. Моя младшая сестра, – сказала Элизабетт тише, но твёрдо. – И я не позволю какому-то «Дилану» превратить ваши встречи в очередную глупую историю.

Они замолчали. Только стук их шагов и редкие машины на фоне напоминали, что вокруг всё ещё живой город.

– Мы просто посмотрим фильм, – наконец пробормотала Аврора, уже менее уверенно.

– Хорошо, – кивнула Элиза. – Но ты скажешь мне, когда, где и что за фильм. И если хоть что-то покажется странным – ты уходишь. Обещай мне это.

Аврора кивнула, чуть дрогнув:

– Обещаю.

Элизабетт вздохнула и, как в детстве, обняла её за плечи.

Они уже почти подошли к дому, когда Аврора вдруг остановилась и заговорила тише, почти шёпотом:

– Только… не говори родителям. Ладно? Особенно папе.

Элизабетт нахмурилась:

– Аврора…

– Пожалуйста, – перебила та, в её голосе слышалась тревога. – Он опять устроит допрос, как тогда с Сэмом. А мама будет молчать, но потом начнёт намёками подкидывать книжки про "самоуважение" на кровать.

Элиза невольно усмехнулась, вспомнив те самые книжки.

– Я просто не хочу, чтобы они думали, что я какая-то… потерянная. Я справлюсь. Просто будь на моей стороне, ладно?

Элизабетт помолчала, глядя на сестру. Та выглядела слишком взрослой в этот момент – и в то же время ужасно уязвимой. Как будто сама не до конца верила в то, что говорит.

– Ладно, – тихо ответила Элиза. – Я пока промолчу. Но если хоть что-то пойдёт не так – я вмешаюсь. Без предупреждений.

Аврора вздохнула с облегчением:

– Спасибо… ты всё равно самая классная.

– Ну ещё бы, – фыркнула Элиза, открывая дверь. – Ты ведь у кого-то должна была научиться быть независимой.

Обе усмехнулись и вошли в дом, где их уже ждал запах ужина и приглушённые голоса родителей.

Шарлотта отложила в сторону блокнот, переполненный списками и пометками: «кексы – заказать», «напитки – уточнить у Леилы», «веганское – спросить у Джен». Всё было почти готово, и даже музыка для вечеринки подобрана. Она вздохнула, потянулась и откинулась на спинку кресла. За окном мягко шумел дождь, стекло расчертили капли.

В комнате было тихо. Только тиканье часов и свет от настольной лампы. Шарлотта посмотрела в потолок, будто ища там ответ на вопрос, который не давал ей покоя.

Картер.

Навязчивый. Громкий. Вечно с фляжкой в кармане и ухмылкой, от которой хотелось одновременно закатить глаза и… улыбнуться. Сколько раз она мысленно проклинала его за глупые реплики, за то, как он лез в разговоры, за то, как обнимал, не спросив. Но стоило ему исчезнуть – и в голове становилось как-то пусто. Непривычно. Скучно.

Шарлотта закрыла глаза и вернулась мыслями в седьмой класс. Тогда Картер впервые подошёл к ней после уроков и сказал: «Ты красивая, хоть и страшно умная». Она тогда только фыркнула и ушла, но до сих пор помнила – как сердце заколотилось и уши загорелись.

– Дурак, – прошептала она в полумраке, улыбаясь уголком губ. – Как можно так раздражать и… цеплять?

Она потянулась к телефону, почти неосознанно открыв сообщения. Им не о чем было писать, да и не близки они были, но… палец завис над экраном.

"Ты где?" – написала она, а потом стёрла.

"У тебя всё в порядке?" – снова стёрла.

Вздохнув, она просто погасила экран. Но где-то глубоко внутри уже знала: ей не всё равно. И, может быть, никогда не было.

Шарлотта снова нахмурилась, когда её мысли вернулись к тому моменту, который она пыталась забыть.

Она помнила, как это было. В тот день, когда они с Картером случайно пересеклись в коридоре, он даже не заметил её. Он стоял там с Ванессой – той самой красавицей из группы поддержки, с тёмной кожей, длинными ногами и волосами, которые всегда были безупречными, как рекламные фотографии. Ванесса, всегда с улыбкой, всегда уверенная. Она разговаривала с Картером так, будто они были лучшими друзьями или парой, а он отвечал ей с такой лёгкостью, как будто она была единственным человеком в мире. И вот тогда, в тот момент, Шарлотта почувствовала, как что-то внутри неё тихо оборвалось.

Картер смеялся над её шутками, его глаза сверкали, а она – просто стояла там, как невидимка. Не заметил. Даже не посмотрел.

"Только не она", – тихо прошептала она себе в тот момент, когда отвернулась и пошла дальше. Всё это время, когда он ходил с ней по школе, пугал её своим вниманием, она думала, что он её понимает, что они на одной волне. Но оказалось, что, как бы она ни пыталась этого не признать, он просто был занят чем-то другим.

– Дурак, – снова прошептала Шарлотта. Она посмотрела на экран телефона, снова собираясь написать, но пальцы замерли.

Вместо этого она опустила телефон и откинулась на кресло, сжимая подушку в руках. В голове всё перемешалось. Он был не просто раздражающим, он был… неуловимым. А Ванесса? Она всегда была такой, уверенной в себе, полной этой магнетической привлекательности. Столько раз Шарлотта пыталась понять, что такого в ней, что Картер всегда тянулся к этим "легким" и красивым, забыв снова о ней.

"Может, я слишком скучная для него? Или я слишком сильно отталкивала его?" – спросила себя Шарлотта, но быстро прогнала эти мысли. Ей не нужно было искать оправдания. Она была не менее интересной, чем Ванесса, но просто… по-другому.

Шарлотта встала перед зеркалом, всматриваясь в своё отражение. Тусклый свет из окна падал на её худощавое тело, подчеркивая каждый изгиб, а длинные блондинистые волосы, слегка спутанные после долгого дня, ниспадали на плечи. Она была невысокой, а её зелёные глаза казались почти прозрачными, но пустыми, как если бы она была поглощена своими мыслями. Бледная кожа и шрам от пирсинга над бровью придавали ей немного необычный вид, почти хмурый, как если бы она хранила в себе нечто скрытое, невидимое для окружающих.

"Почему всегда так?" – думала она, продолжая смотреть в зеркало. В её взгляде не было той уверенности, которую можно было бы ожидать от девушки, выглядящей как модель. На самом деле, её мир был совсем не таким, каким его могли бы представить другие.

Её пальцы скользнули по шраму, и она вспомнила, как когда-то это было важным для неё – маленькая деталь, способная показать, что она не такая, как все. Может, и сейчас она пытается доказать это. Но кому? И зачем? Шарлотта вздохнула, отводя взгляд от зеркала.

Она знала, что никто не понимал, как ей тяжело справляться с этим вниманием. Всё вокруг казалось каким-то поверхностным и ненастоящим. В какой-то момент ей показалось, что её жизнь была всего лишь игрой, где все роли сыграны уже давно, а она просто наблюдала за происходящим.

Вдруг её взгляд упал на телефон. Её пальцы замерли. Может быть, стоит написать Картеру? Но что сказать? Как начать этот разговор, который уже давно не был таким лёгким, как раньше?

Шарлотта снова посмотрела на своё отражение, пытаясь найти хоть какую-то уверенность в своём взгляде, но так и не нашла.

"Пожалуй, всё равно не получится…" – подумала она, не чувствуя ни решимости, ни страха. Только пустоту.

Картер лежал в своей кровати, глаза устало смотрели в потолок, но сна не было. Он переворачивался с боку на бок, пытаясь найти хотя бы минуту покоя, но мысли не оставляли его. Особенно одна мысль, которая все время возвращалась: Шарлотта. Он не мог избавиться от ощущения, что она его ненавидит. Он не понимал, почему, но чувствовал это в каждой её реакции – холодной, отстранённой. Каждый её взгляд казался ему осуждающим, каждое слово – горьким упрёком. Он пытался добиться её внимания, но всё напрасно.

«Наверное, я ей просто не интересен», – думал Картер, и это знание казалось ему тяжёлым и невыносимым.

Но не только это мешало ему заснуть. В его голове всплыла ещё одна мысль, которая не давала ему покоя: заначка. Он снова вспомнил о коробке, спрятанной в углу шкафа. Запрещённые вещества – их было не так много, но достаточно, чтобы зацепить. Он боролся с искушением. Его рука почти инстинктивно потянулась к шкафу, в котором лежала коробка, но он остановился. Он знал, что это не то, что ему нужно, но чем больше он думал об этом, тем сильнее желание захватывало его.

"Ты не должен этого делать, Картер. Это не поможет", – напомнил себе он, сжимая кулаки, чтобы отвлечься от этого навождения.

Но его мысли всё равно снова возвращались к Шарлотте. Он пытался представить, что бы могло случиться, если бы она хотя бы обратила на него внимание, если бы их разговор был не таким холодным и отстранённым. Но всё это казалось невозможным, словно мир, в котором они могли бы быть близкими, не существовал.

И вот, почти бессознательно, он снова потянулся к шкафу. Рука сжала дверцу, и в этот момент он почувствовал, как внутри его растёт глухая пустота, которую никто не мог заполнить.

В голове вдруг возникли воспоминания, которые он давно пытался забыть. Он вспомнил тот момент, когда его отец, с бледным лицом и дрожащими руками, откачивал его от передоза. Это было так близко к концу, так близко к тому, чтобы не вернуться. Папа сказал тогда слова, которые Картер никогда не мог выбросить из головы:

– Ты мне не один, Картер. Мы с тобой, слышишь!? Картер, тебе это не нужно! Ты сильный, иы с мамой тебя любим, ты единственное, что у нас есть!

Картер помнил, как он лежал тогда, едва приходя в себя, чувствуя, как жизнь возвращается в его тело, и как он обещал себе, что больше не будет повторять это. Он клялся себе, что это был последний раз. И он по-настоящему верил в это.

«Я больше не хочу этого», – думал он, глядя на шкаф, в котором хранится его заначка. Он не хотел вновь оказаться в том месте, где всё кажется темным и пустым, и где каждый шаг ведёт к дальнейшему падению.

Он отнял руку от шкафа и поднялся с кровати. В его голове звучал голос отца, а потом – собственное обещание, которое он дал самому себе.

«Не сегодня. Не опять», – повторял он в голове, словно пытался убедить себя, что этот момент – переломный.

Картер сел на край кровати, закрыв глаза, и снова ощутил пустоту. Это была не физическая пустота, а что-то гораздо более глубокое. Он не знал, как заполнить этот пробел в себе, но знал, что с этим нужно справиться. Иначе всё, что ему сказал отец, не имело бы смысла.

Он встал и подошёл к окну. Темнота за стеклом была знакомой, но она не успокаивала. Картер знал, что ему нужно найти выход. И, возможно, этим выходом станет не что-то извне, а просто научиться жить без того, что тянет его назад.

Картер лежал, усталый и переполненный мыслями, но его тело наконец-то не могло сопротивляться. Тихий звук тиканья часов и холодная ночная тишина окутали его, а мысли постепенно начали растворяться в темноте.

Он снова закрыл глаза и, несмотря на все переживания, почувствовал, как его дыхание постепенно становится ровным. Мысли о Шарлотте, о его проблемах, о том, что делать с тем, что лежит в шкафу, всё это исчезало, уступая место бездумной темноте.

Наконец, Картер смог забыться. Всё, что осталось – это пустое пространство ночи и ощущение, что, возможно, завтра будет немного легче.

Ашер вернулся домой поздним вечером, усталый и раздражённый. Он открыл дверь и сразу заметил, что в квартире было необычно тихо. Обычно, когда он приходил, мать сидела в гостиной с чашкой чая или готовила ужин на кухне. Но сейчас – пустота. В воздухе висела странная тишина. Он пошел дальше по коридору и неожиданно наткнулся на своего отца.

Отец стоял в гостиной, и его объятия занимала длинноногая блондика с утонченным каре. Она обнимала его за руку, с явным интересом оглядывая Ашера, и в её голубых глазах скользнуло нечто, что Ашер сразу не мог точно понять, но чувствовал: она не из тех, с кем можно будет легко общаться.

– Где мама? – спросил Ашер, пытаясь скрыть раздражение в голосе, но оно всё равно просочилось.

Отец, не выпуская её руки, спокойно ответил, как будто всё это было вполне естественно:

– Я отправил её обратно в Корею. Она уже давно была не в форме. А это – Ирина, моя спутница. Русская коллега.

Ашер застыл на месте. В его голове пронеслось множество мыслей, но одна из них сразу всплыла ярко: «Отца всегда тянет на иностранок». Он едва сдержался, чтобы не выразить своего недовольства.

– Ты что, с ума сошел? – закричал он, не в силах больше скрывать своего гнева. – Ты выгнал мою мать! Ты просто так её отправил, и теперь привел сюда какую-то чужую женщину, которая даже не пытается скрыть, что ей нужен только твой статус! Как ты вообще мог?!

Ирина стояла рядом, её губы изогнулись в тонкую усмешку, но Ашер игнорировал её. Всё, что его волновало – это предательство отца, который сам же сломал их семью.

– Ты ничего не понимаешь! – продолжил Ашер, буквально взрываясь. – Ты разрушил всё, что было важным для нас! А теперь ты хочешь, чтобы я это принял?!

Отец спокойно смотрел на сына, будто ничего особенного не произошло, но его взгляд был твёрд, и в нем сквозила усталость.

– Я не собирался тебя просить о прощении, Ашер. Моя жизнь не стоит на месте, и я не буду сидеть и ждать, пока ты научишься это принимать.

Ашер замолчал. Гнев кипел в нем, но он уже знал, что спорить с отцом бесполезно. В груди горячая волна боли поднималась всё выше, не давая ему успокоиться. Он шагнул вперёд, не думая о последствиях, и резко ударил отца по лицу.

Звук удара разнесся по комнате, но Ашер не отошел. Он смотрел на своего отца с глазами, полными презрения и боли. Голос его был тихим, но каждое слово звучало, как тяжёлый удар:

– ТЫ изменял матери, выгнал ЕЁ, привел ДРУГУЮ женщину. А ОНА ЛЮБИЛА ТЕБЯ. УЕХАЛА из своей родной страны из-за ТЕБЯ. И ТЫ ЕЁ УНИЖАЛ… – вдруг он резко перешел на шепот – и бил…

В комнате повисла тягостная тишина, которая казалась вечностью. Отец, стоявший перед ним, был ошарашен. Его глаза сузились, он не мог сразу ответить, как будто всё, что происходило, было для него абсолютной неожиданностью. Он попытался отступить, но не мог сдержать эмоции, которые теперь накрывали его.

Ашер смотрел на него, и в его глазах было столько боли, что отец почувствовал, как его сердце сжалось.

– Ты не понимаешь, – прошептал он, – Ты ничего не понимаешь.

Ашер уже не слушал. Он развернулся и направился в свою комнату, оставив отца стоять в комнате с пустым, обезоруженным выражением лица.