Домой я добираюсь до темна и даже успеваю зайти в маркет, расположенный рядом с метро. Я люблю готовить, делаю это хорошо, и если я когда-нибудь оставлю науку, то всегда смогу устроиться работать в ресторан. По крайней мере, я себя этим успокаиваю. Я готовлю себе ризотто с грибами и смотрю очередную серию «Одни из нас». Вымыв посуду, я понимаю, насколько выматывающими были для меня первые дни работы. Я решаю пойти в душ, а потом сразу спать, не позвонив Бетан, да простит меня ее Светлость.
Я долго не могу заснуть. И когда наконец засыпаю, то целую ночь вижу глаза цвета грозовой тучи. Они гипнотизируют меня, и я не могу им сопротивляться.
Глава 6. Хранитель
Неделя проходит без потрясений, и я уже основательно втягиваюсь в работу и в новый коллектив. К моему удивлению, со студентами и сотрудниками Лорэна у меня оказывается больше точек соприкосновения, чем с моими коллегами в крыле Рустерхольца. Меня стали звать на кофе и, не стану скрывать, мне приятно общение с этими ребятами. Отчасти потому, что я иногда могу услышать какую-то новую информацию о Лорэне. Я понимаю, насколько жалко это звучит, но даже эти крохи до странности радуют меня. Например, я узнала, что у Лорэна нет родных братьев и сестер, что он родился в США, но его отец действительно родом из Швейцарии. Я узнаю о том, какое количество студентов страдает от его характера каждый год, но также о том, сколько молодых ученых получили дорогу в жизнь благодаря его поддержке и настойчивости. Каким количеством бесценных знаний и опыта он щедро делится со своими студентами, и как они благодарны ему, несмотря на его вспыльчивость. Я понимаю, что он изначально выбирает только одаренных и упорных в достижении своих целей людей, но я также знаю, какую роль в твоих успехах играет хороший наставник. Не без удивления я слушаю, что раньше он работал в Канаде, но после трагического случая, приключившегося с одним из работников, вроде бы погибшего во время пожара, Лорэн уволился и переехал работать в Гарвард. Причину возгорания так и не выяснили, и в итоге расследование зашло в тупик.
Сейчас у Лорэна двенадцать студентов, аспирантов и постдокторантов, это огромная нагрузка, и я теперь понимаю, почему не попала в его группу, о чем я все же нисколько не сожалею.
Чаще всего я общаюсь с аспиранткой Марией и постдокторантами Бруно, он из Хорватии, и Вуном, приехавшим из Южной Кореи. Я постепенно знакомлюсь и с некоторыми другими студентами Лорэна – у него несколько мажористых ребят-американцев из магистратуры, которые обычно держатся своей компанией и обсуждают свои тренировки и соревнования, две аспирантки, еще одна, кроме Бруно и Вуна, постдокторантка (необщительная, очень талантливая немка), но я пока что запомнила не все имена и я так понимаю, что еще не всех видела.
Бруно и Вун – светлые головы, помимо того, что они обаятельные, они еще и всегда готовы поделиться своими наработками. В ответ я тоже с удовольствием рассказываю им о своих собственных «ноу-хау». Вун к тому же невероятно работоспособный, такое впечатление, что он никогда не устает и не нуждается в перерывах на кофе, а может, и в перерывах на ночной сон. Когда я говорю об этом, ребята со смехом рассказывают мне, что Вун привык работать без перерывов, обычно опережая поставленные сроки, но, когда он только попал в группу Лорэна, он так выматывался, выполняя все требования своего сверх придирчивого научного руководителя, что однажды уснул за рабочим столом.
К концу одного из рабочих дней ко мне подходит Мария, с которой мы уже практически подружились. Я думаю, та ситуация в лаборатории и понимание того, насколько нам необходима поддержка друг друга в условиях нашей работы, успели нас по-своему сблизить и сплотить.
– Могу я попросить тебя об одолжении? – запыхавшись, спрашивает маленькая, хрупкая Мария.
– Конечно, – улыбаюсь я и искренне радуюсь, что могу ей помочь.
– Мне нужно занести на подпись вот эти протоколы на заказ нового секвенатора, но мне срочно нужно уйти, и я подумала, что, может, ты сможешь это сделать за меня, – робко говорит девушка. – Это буквально пара минут твоего времени, а для меня это много значит, – добавляет Мария, глядя в пол, – к тому же это срочно.
– И куда мне их занести? – не чувствуя подвоха в ее просьбе, интересуюсь я.
– Спасибо! – бросается мне на шею Мария. – Занеси их, пожалуйста, на пятый этаж. Ну все, мне пора бежать, ты – золото.
Девушка посылает мне воздушный поцелуй, и я остаюсь, растерянная, с документами в руках.
Я с опозданием соображаю, что нужно было поинтересоваться, почему она не попросила об этом свою подругу, другую латиноамериканку, имя которой я еще не запомнила.
Вовремя вспомнив, как я запыхалась в прошлый раз, поднимаясь на пятый этаж пешком, я вызываю лифт. Я очень надеюсь, что я правильно поняла Марию, и эти протоколы мне нужно занести кому-то, кто сидит на пятом этаже, и этот кто-то не Эммануэль Лорэн. Пока я поднимаюсь лифтом, до меня доходит, что на пятом этаже кабинет только одного человека. Мария меня явно надула. Очевидно, остальных ей уже не удается провести таким образом, и она решила попросить меня.
Злясь на себя за свою наивность и несообразительность, я подхожу к кабинету Лорэна и убеждаю себя в том, что в этом кабинете нет ничего страшного. И если Лорэна страшатся студенты, это не говорит о том, что мне, постдокторантке, его тоже следует бояться. И вообще, что он может мне сделать? Разве только убить, или, что немного хуже, уволить.
Около кабинета сидит все та же девушка-ассистентка Лорэна. В прошлый раз, когда я ее видела, я так переволновалась, что толком не разглядела ее. Она выглядит так, что вряд ли кто-то из мужчин будет в силах устоять: красиво «вылепленное» лицо, немного вздернутый нос, губы с приподнятыми уголками. Она сильно накрашена, особенно в сравнении с тем, как выглядят девушки в научном мире. Стройные ноги оголены чуть выше колена, а на пышном бюсте слишком смелый вырез. Темно-русые волосы приподняты на макушке, гладко зачесаны на висках и собраны в высокий хвост, открывая гладкую кожу шеи и декольте. Видимо, Лорэн выбирает секретарш под стать себе. Мое сердце словно пронзает тонкая игла: Эммануэль, скорее всего, предпочитает брюнеток.
Когда я подхожу, девушка не обращает на меня особого внимания.
– Могу я увидеть… Эмм… хм, профессора Лорэна, пожалуйста?
Девушка не поднимает на меня глаз, но нажимает накрашенным ноготком кнопку и произносит с легкой хрипотцой:
– Эммануэль, к вам студентка.
– Я – постдокторантка! – хочется мне закричать ей в ухо.
– Хорошо, Эмилия. Пусть войдет, – говорит сердитый голос. И Эмилия, наконец поднявшая свой томный взгляд, смотрит на меня так, будто я пустое место. Милая девушка. Наверняка она дружна с Изабеллой.
Я захожу в кабинет, поежившись, не понимая, как могла попасть впросак. Кабинет очень большой и такой же светлый, как наши офисы на третьем этаже, только стены здесь обшиты панелями, окрашенными в цвет слоновой кости, и он обставлен мебелью того же цвета, что и стены, с такими же фасками. Лишь длинный рабочий стол, перед которым я сидела во время интервью, выделяется в кабинете темным цветом древесины и более современным дизайном. На столе, рядом с большим современным монитором, стоит прекрасный букет розовых пионов в прозрачной стеклянной вазе, и повсюду витает их аромат. Но даже пионы не могут затмить его запах: меня окутывает древесный аромат какого-то дорогого мужского парфюма, название которого я не знаю и вряд ли узнаю.
Эммануэль, как всегда, одет с иголочки. На нем голубая рубашка с закатанными выше локтя рукавами, на руке крупные и, судя по всему, дорогие часы. Волнистые каштановые волосы сегодня зачесаны назад, и мне кажется, что они влажные.
– Здравствуйте, Эммануэль, – храбрюсь я. «Мне просто нужна его подпись», – произношу я про себя мантру собственного отчаяния. – Можно вас попросить подписать несколько бумаг?
На меня поднимается пара темно-голубых глаз. Они кажутся более яркими, наверное, это из-за цвета рубашки. Он явно не ожидал моего прихода. Я встречаюсь с его взглядом и понимаю, что забываю, как дышать. Я чувствую его присутствие своей кожей – как только мы оказываемся в одном помещении, воздух электризуется. Мне интересно, чувствует ли он то же самое.
– Какие еще бумаги? – удивленно спрашивает он, не поздоровавшись. – У нас с вами нет никаких совместных документов.
– Ээ… меня попросили занести их вам, – говорю я, замявшись.
– Хорошо, давайте сюда.
Его тон абсолютно безразличен. Видимо, он решает не вникать в мои злоключения, и я благодарна ему за это. Я подхожу ближе к его столу и протягиваю бумаги дрожащей рукой. Он просматривает их мельком и криво усмехается прочитанному. Интересно, что именно его так позабавило.
– Свободна, – он протягивает мне подписанные документы, не глядя на меня и практически бросая их мне в лицо.
Мое лицо словно обжигает огнем. И я понимаю, что если я один раз дам слабину и позволю такое отношение к себе, я вряд ли изменю создавшуюся ситуацию в лучшую сторону и только поспособствую творящемуся произволу. К тому же я не буду уважать сама себя, и это явно перевешивает.
Поэтому, несмотря на все мои страхи, я произношу тихо, но твердо то, что в здравом уме мне бы даже в голову не пришло:
– Кто вам разрешил так со мной разговаривать?
Бетан может мною гордиться.
Его реакция не заставляет себя долго ждать. Он удивленно поднимает на меня свои глубокие глаза, в которых можно запросто утонуть, уж я-то знаю. В один миг его взгляд меняется с удивленного на угрожающий.
– Что ты сказала? – он встает и, как грозовая туча, приближается ко мне.
Я понимаю, что моя храбрость ушла и на прощание помахала рукой. Жар охватывает мое тело, и все, что я хочу – это бежать отсюда куда глаза глядят. Эммануэль нависает надо мной с явным намерением порвать меня на британский флаг. Я пытаюсь напомнить себе, что мне ничего не угрожает, что все, что он может сделать – это уволить меня. Мы находимся в общественном месте, за дверью есть свидетель, и это немного придает мне сил.
Эммануэль явно считывает мой испуг в доли секунды. И что-то меняется. Он отходит от меня, явно пораженный собственной реакцией.
– Ты можешь идти, – произносит он после продолжительной паузы, и я чувствую волнение в его голосе. – И кое-что еще напоследок, – произносит он уже более твердо. – Впредь помни: выполняя чужую работу, ты не добьешься ни любви, ни уважения. Потому что таких не любят. И не уважают.
Мои глаза застилают слезы, и я не понимаю, чем заслужила такие жестокие слова. И одновременно у меня хватает сил корить себя за то, что я не разглядела в Марии такую паразитическую черту, как желание переложить свою работу на другого человека, который не является твоим подчиненным и не предлагает свою помощь.
Я выскакиваю из кабинета как ошпаренная и, словно стремясь, вопреки инстинкту самосохранения, выпить до дна чашу своего унижения, поворачиваю свое пунцовое лицо в сторону ассистентки Эммануэля. Как там ее зовут? Эмилия? Она ему даже по имени подходит. Девушка все так же непринуждённо сидит за столом перед дверью в его офис. Она спокойно смотрит на меня томным и одновременно уверенным взглядом, на губах появляется полуулыбка:
– Ну что, тоже решила, что ты особенная? Вчера здесь уже рыдала такая же влюбленная, с глазами олененка. Потерявшая связь с реальностью. Вы хоть иногда смотрите на себя в зеркало и почаще вспоминайте, откуда вы и кто вы.
Последнюю фразу она произносит, уже переведя взгляд на монитор своего компьютера, словно утомившись от своей недолгой речи, отлично понимая, что обрекает мое сердце на мучительную гибель.
«Для женщин, причиняющих боль другим женщинам, уготовано особое место в аду», – думаю я, но не нахожу в себе сил спорить с этой особой и решаю выкинуть ее слова из головы как можно быстрее.
Но что, если Эмилия права? Несмотря на свое обещание, я не могу не думать о том, что я и вправду ничем не отличаюсь от остальных девушек на нашей кафедре, смотрящих на Эммануэля разинув рот в надежде произвести на него впечатление. Я ощущаю, как меня охватывают чувства стыда и беспокойства, перерастающие в настоящую панику. И кто была та девушка с заплаканными глазами олененка, о которой мне только что доброжелательно поведала Эмилия? Может, она все придумала, чтобы задеть меня как можно сильнее? Я не удивлюсь, если женщины в окружении Лорэна готовы пойти на многое, чтобы поймать такого завидного жениха на крючок, при этом избавляясь от соперниц всеми доступными и недоступными способами. Интересно, догадывается ли Эммануэль о том, что творится в этом серпентарии?
Я бегу по ступенькам на третий этаж к себе в офис, и мне, к счастью, никто не встречается по дороге, а Изабелла уже ушла домой. Как только я вхожу в офис, я остаюсь лицом к лицу со своей душевной болью – и начинаю рыдать навзрыд. Чем я заслужила такое обращение? Как я могла подумать даже на долю секунды, что хоть немного ему нравлюсь?
Чтобы успокоиться, я начинаю дышать, вдыхая и выдыхая на счет четыре. Мне становится немного лучше. Я наливаю себе стаканчик воды из кулера на своем этаже, пью воду мелкими глотками и даю себе обещание, что буду держаться от Эммануэля как можно дальше.