Мне уже не больно
Я замерла, не зная, что сказать. Мир вокруг меня рухнул. Лана, та, кого я видела сильной, хладнокровной и независимой, была смертельно больна. Как я могла этого не заметить раньше? Почему я никогда не задавалась вопросом, что скрывается за ее ледяной маской?
– Я могу чем-то помочь? – спросила я, не зная, что еще сказать.
– Помочь? Ты? Издеваешься? – Голос Ланы дрогнул, а лицо моментально стало серьезным. – Чем ты можешь мне помочь?
– Не знаю… – я опустила глаза.
– Тогда не надо лезть со своей помощью, когда тебя не просят! – ее голос был наполнен горечью. – Доступно объясняю или тебе более детально все по полочкам разложить? – Лана усмехнулась, но в ее глазах не было веселья. Там была только боль.
– Понятно… – пробормотала я, а потом посмотрела на нее. – Лана… Ты… зависишь от обезболивающих, но это из-за болезни, которую нельзя излечить? – мои слова прозвучали осторожно, но я чувствовала, что была близка к истине.
Лана молчала. Ее лицо менялось на глазах, как будто маска, которую она носила все это время, трескалась, и за ней проступала ее настоящая боль. В глазах, обычно холодных и отстраненных, вспыхнуло отчаяние, которое она так долго прятала от всего мира. Она была словно оголенным нервом, и я внезапно осознала, насколько тяжело ей это все признавать.
– А что говорят врачи? – спросила я, не в силах подавить тревогу, которая накатывала волной.
Лана, насмешливо дернув уголком губ, не ответила сразу. Ее молчание было таким красноречивым, что мне не нужно было больше слов. Ответ был очевиден. Она не ходила к врачам.
– Ты серьезно? – я едва не закричала, чувствуя, как внутри все переворачивается. – Ты пьешь таблетки без назначения врача и не лечишься при этом? А если это что-то серьезное?
Лана бросила на меня усталый, чуть ли не презрительный взгляд, как будто мои слова были для нее чем-то наивным.
– Что врачи? – сухо произнесла она, усмехнувшись. – Думаешь, они мне помогут? У них для всех одна панацея – больше лекарств, больше анализов, химиотерапия, а в итоге что? Я знаю, что со мной. И никто не сможет это исправить.
Я смотрела на нее, пораженная ее упрямством. Она буквально рушила свое здоровье, игнорируя реальную возможность помощи. Но что могло заставить ее так поступать? Страх? Или смирение перед неизбежным?
– Лана, – голос сорвался, и я не могла удержать гнев, который поднялся от ее слов. – Ты не можешь просто продолжать пить обезболивающие, как будто это решит все твои проблемы! Ты должна хотя бы попытаться. Вдруг это еще можно вылечить? Вдруг не все потеряно?
Ее лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.
– Лана, ты сумасшедшая! – сказала я видя, что с ней бесполезно спорить.
– И что теперь? Ты побежишь рассказывать Лазареву? Думаешь, это даст тебе контроль надо мной? – она подошла ближе, ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовала ее дыхание на своей коже.
– Нет, – я покачала головой, стараясь сохранять спокойствие. – Это твое дело. Твой выбор. – Я старалась говорить как можно мягче, хотя внутри меня все сжималось от страха и жалости.
Ее пальцы медленно разжались, и она отпустила меня. Она тяжело опустилась на пол, привалившись к стене, как будто больше не могла держаться на ногах. Я посмотрела на нее и поняла – Лана была сломлена.
– Думаешь, я этого хочу? – ее голос дрожал от эмоций. – Каждый день – это борьба, и боль становится только хуже. Эти таблетки – единственное, что держит меня на плаву. Без них я просто сдохну, – она закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от всего мира.
Я стояла рядом, не зная, что сказать. Внутри меня все переворачивалось. Лана, та, которую я считала ледяной и бесчувственной, на самом деле была человеком, разрушающимся от боли, отчаяния и страха. Она не была той безупречной девушкой, которой я ее видела. Все это было лишь фасадом, за которым скрывалась настоящая трагедия.
– Лана… ты должна поговорить с врачом. Тебе нужно больше, чем просто таблетки, – я попыталась предложить ей помощь, хотя знала, что она не примет ее.
Лана долго молчала, прежде чем наконец ответила.
– Не лезь в это, – ее голос снова стал холодным. – Мне не нужна жалость. Никто не будет решать за меня, – ее взгляд снова стал острым, но я видела, что внутри нее все горит.
Я понимала, что больше ничего не могу сказать. Я увидела Лану настоящей, но понимала, что она никогда не позволит мне приблизиться к ее боли. Это был ее бой, и она должна была справиться с ним сама.
Я смотрела на Лану, видя, как она страдает, и не знала, чем могу помочь. Она тяжело дышала, ее лицо кривилось от боли, словно каждая секунда существования была невыносимой.
– Я сдохну от этой боли, если не выпью что-то обезболивающее, – Лана говорила едва слышно, ее голос был пропитан усталостью и отчаянием.
Я метнулась к себе и порылась в аптечке, найдя там несколько упаковок обычных таблеток от головной боли. Предложила их, но она покачала головой, с болезненной усмешкой.
– Это все – мертвому припарка. Мне нужно что-то серьезное. Что-то настолько сильное, что используют при операциях или ранениях. Боли просто нереальные.
– А врачи? – я не могла сдержать тревогу. – Почему ты не обращаешься к врачам?
– Ты думаешь, я не знаю, что они скажут? – Лана закусила губу, ее глаза сверкнули злостью. – Они не могут помочь. Мне никто не может помочь. Я умираю, Даша, это ты можешь понять? Я не знаю, сколько мне осталось, но я хочу остаток жизни прожить нормально, а не под капельницей!
Я замолкла на несколько секунд, пытаясь сообразить, что можно сделать. И вдруг меня осенило:
– Я знаю, что тебе поможет.
– Неужели подорожник на одно место? – Лана кривовато ухмыльнулась, скептически прищурив глаза.
– Нет, не подорожник. Висариум. Он точно облегчит твою боль. Обезболивает пусть не так сильно, как ты хочешь, но зато спать будешь как младенец. Просто у него такой эффект, даже если тебя резать будут, ты не проснешься!
Лана смотрела на меня, словно сомневаясь, стоит ли вообще меня слушать.
– И откуда такие глубокие познания? – в ее голосе сквозил нескрываемый сарказм.
– В дурке просветили, – я пожала плечами, чувствуя, как внутри все напрягается от ее недоверия. – И мне прописали его для сна. От кошмаров… Артур мне каждый день выдает по одной…
– Дай угадаю. Мы сейчас пойдем к Артуру и попросим его поделиться, – она усмехнулась, ее лицо на мгновение утратило ту злую маску боли.
– Не надо к Артуру. У меня есть немного, – призналась я неохотно, чувствуя неловкость. – Правда, они уже немного поюзанные и не совсем чистые. Я раньше обсасывала их, чтобы снять тревогу.
Лана посмотрела на меня прищурившись сквозь густые ресницы, и я заметила, как ее скептицизм отступил на миг. Потом она махнула рукой.
– Черт с ним. Давай! – ее голос прозвучал устало, как будто уже не осталось сил спорить.
Лана медленно встала, кивнула и выжидательно посмотрела на меня, давая понять, что готова идти в спальню за таблетками. Я чувствовала себя ужасно виноватой, зная, что то, что найду, вряд ли поможет ей так, как она надеется. Мы молча зашли в мою комнату. Я подошла к подоконнику, где стоял горшок с давно засохшими цветами, и на секунду замерла, собираясь с мыслями.
– Вот, – пробормотала я, вытаскивая горшок и ставя его перед собой. Лана молча следила за каждым моим движением, и я буквально ощущала ее взгляд спиной.
Наклонившись, я осторожно начала выковыривать землю, где прятала таблетки. Но когда мои пальцы наконец нащупали то, что искали, я достала из земли влажную, скользкую массу, которая никак не напоминала лекарство. Сердце ухнуло вниз – таблетки давно успели размякнуть и превратиться в мерзкое месиво, смешавшееся с землей.
Хотя бы попыталась
Я боялась посмотреть на Лану, но все же рискнула. Она стояла, приподняв бровь, а ее лицо выражало смесь раздражения и сдержанного смеха.
– Ты серьезно? – ее голос был насмешлив, но в нем не было злости, только усталость. – Ты поливала цветы? Прямо по таблеткам?
– Я… не думала, что они тут так разложатся, – пробормотала я, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.
Лана вздохнула, потерла виски, словно от безысходности, и покачала головой:
– Ну, хорошо. Может, в следующий раз лучше спрячь их в шкафу, а не в горшке. Но спасибо, что хотя бы попыталась.
Я смотрела на липкую массу в своей руке и ощущала полную беспомощность.
– А ты что, правда не додумалась, что можно спрятать их в другом месте? – Лана усмехнулась, прищурив глаза. – Когда ты говорила, что они не совсем чистые, я не думала, что они будут выглядеть как уличная грязь.
Я посмотрела на липкий земляной комок в руке, пытаясь удержаться от того, чтобы не вздрогнуть от отвращения.
– Тебя что-то смущает? – я старалась не смотреть на грязную массу, словно она могла раствориться от моего взгляда.
– Нет, что ты! Все отлично, – Лана усмехнулась, ее привычная насмешливая интонация вернулась.
Я почувствовала, как мне стало еще хуже. В этот момент я поняла, какой идиоткой выгляжу, и стиснула челюсти, чтобы не выдать слезы, которые подступали к глазам. Это был полный провал.
– Я… я выброшу это, – мой голос все же дрогнул, и я уже собиралась сделать шаг в сторону мусорного ведра.
Но Лана неожиданно протянула руку и остановила меня.
– Не надо! Давай сюда!
Я с удивлением посмотрела на девушку.
– Я выпью. – пояснила она. – Хуже все равно не будет, – она без всякого сожаления взяла из моей ладони этот комок грязи, смешанный с таблеткой. Я не могла поверить своим глазам, как она спокойно запила эту смесь водой из графина, который обычно стоял на подоконнике.
Я застыла, наблюдая за ней. Лана сделала глоток и молча поставила графин обратно, ее лицо оставалось бесстрастным, но я видела, что за этим стояло что-то гораздо более глубокое.
Не знаю, помогли ли Лане мои таблетки, но она в течение часа мерила шагами свою комнату. Иногда останавливалась и растирала живот, как будто пыталась облегчить боль. Похоже, у нее были проблемы именно с кишечником.
– Приляг, – неуверенно посоветовала я, внутренне готовясь, что она снова пошлет меня куда подальше. Но на этот раз раздражения в ее голосе не было.
– Так легче. Хотя нет. Ни черта не легче.
– А что болит?
– Голова, мышцы, кости… да все болит. Но особенно кишки и желудок. – На ее лбу проступили капли пота, а пересохшие губы она нервно прикусила.
– Таблетки не помогли? Совсем? Спать не хочется? – мои слова прозвучали как утверждение, а не вопрос.
– Не знаю. Немного помогло, вроде бы… Обычно еще хуже бывает. – Лана на мгновение остановилась, и в ее глазах промелькнула тень отчаяния. – Слушай, будь хорошей девочкой. Сходи в ларек. Здесь недалеко. Купи пару бутылок энергетиков. Только обычных, без всяких этих новомодных добавок.
– Я не смогу. Прости.
– Да что здесь сложного? – ее голос начал подниматься, но затем быстро сменился жалобной ноткой. – Артур отпустит или с тобой сходит, – она посмотрела на меня с мольбой в глазах. – Прошу тебя, помоги мне, а?
Я удивилась, она только что выпила черт знает сколько таблеток убойного снотворного, пусть и смешанных с землей. Вот нафига ей сейчас энергетики? Она совсем с головой не дружит? И кто из нас еще псих?
Мои глаза блуждают по ворсинкам ковра. Я изучаю каждую деталь, каждый излом, как будто это может отвлечь меня от того, что творится внутри. Лишь бы не поднимать взгляд. Лишь бы не видеть этот взгляд Ланы, который будто выворачивает меня наизнанку, открывает все, что я старалась спрятать от самой себя.
– Хорошо… Я схожу, – выдавливаю слова, ощущая, как что-то внутри обрывается.
Лана радостно улыбается, и это уже кажется неправильным. Она лихорадочно шарит по карманам, пока, наконец, не находит пару смятых купюр. В ее глазах проблескивает надежда, но я не чувствую ничего, кроме глухой пустоты, когда она протягивает мне эти деньги. Как будто это не просьба, а приговор.
Я медленно направляюсь к Артуру в тот небольшой кабинет, что ему был выделен в этом доме. Он стоит в проеме двери, скрестив руки на груди, наблюдая за мной с привычным выражением – будто уже привык к моим странностям. Но я чувствую, что сегодня что-то не так. Я подхожу ближе, останавливаюсь перед ним и, наконец, решаюсь заговорить.
– Артур, я… мне нужно выйти, – голос звучит тише, чем я ожидала, словно не моя воля говорит это. – Мне нужно купить кое-что для Ланы.
Он молчит, не сразу отвечает, но по его лицу видно, что он все понял. В его взгляде мелькает сомнение. Взгляд проникает внутрь, словно пытается раскусить мои намерения.
– Ты знаешь, что тебе нельзя выходить одной, – спокойно говорит он, как будто обсуждает самую обычную вещь. Но мне от этого не легче.
Я вижу, как он тяжело вздыхает, смахивая с плеч невидимую пыль, словно это ему помогает справиться с внутренней дилеммой. Его глаза смотрят прямо на меня, будто пытаются просчитать последствия.
– Я могу пойти с тобой, если хочешь. – В его голосе появляется какая-то нежелательная мягкость, как будто он сам не хочет этого предлагать, но чувствует, что должен.
Я молча качаю головой, ощущая, как в груди начинает сдавливать что-то тяжелое. Это не та помощь, которой я жду. Я должна сделать это сама. Я не хочу идти под его надзором, словно пленница в чужом мире.
– Нет, Артур, я сама. Мне просто нужно выйти. Пару минут, не больше.
Он поджимает губы, недовольство скрыто, но я его чувствую. Он не может меня остановить, но и отпустить не хочет. Мы застываем в этой странной тишине, которая давит со всех сторон. Артур снова вздыхает и, наконец, уступает:
– Хорошо, иди. Но запомни одно, – в его голосе появляется ледяная нота. – Если с тобой что-то случится… Лазарев меня точно убьет. Он меня не простит.
Я на миг замираю. Это должно быть шуткой, но я вижу по его глазам – это не шутка. Он говорит всерьез. Его взгляд становится тяжелым, как если бы на его плечи лег груз, от которого он не может избавиться.
– Я поняла, – мой голос звучит слабее, чем я хотела.
С этими словами он отходит в сторону, как будто больше не желая вмешиваться, и кивает в сторону двери. Я чувствую, как моя грудь наполняется тревогой, но отступать нельзя. Шаг за шагом, я иду вперед, открывая дверь, и снова оглядываюсь на Артура. Его фигура кажется недвижимой, словно скала, и это почему-то успокаивает.
Но за дверью мир совсем другой. Холодный воздух обжигает кожу, и страх снова захватывает сознание.
Вот она – калитка. Я стою перед ней, замерев, как будто перед пропастью. Всего один шаг. Один шаг – и я выйду из этого привычного, пусть и тоскливого мира, где, как ни странно, я нашла свое место. Мне здесь безопасно. Место, которое казалось мне тюрьмой, теперь становится моим укрытием. А за калиткой… что там? Неизвестность. Холодная, безликая, пугающая.
Я не могу пошевелиться. Этот шаг кажется таким невозможным. Перед глазами всплывает лицо Ланы – это странное, неуловимое сходство с бабушкой. Она могла бы быть мне сестрой. Если бы только захотела. Но я точно знаю, что ей это не нужно. Зачем ей такая сестра, как я?
Мир за калиткой выглядит чужим и недоброжелательным. Там, за этим шагом, меня ждут те же страхи, те же ужасы, от которых я бежала. Сердце бешено стучит, дыхание становится прерывистым. Страх расползается по телу липким туманом, сковывает каждую мысль. Я так давно не была там, снаружи. Я и не хочу быть там.
Но у меня нет выбора. Лана ждет, а я обязана что-то сделать. Чувствую, как ноги становятся тяжелыми, как будто в них налили свинца. Я глубоко вдыхаю, но воздух не приносит облегчения. Этот мир мне чужд, но я должна сделать шаг. Один шаг.
И я его делаю.
Итак, я это сделала. Я перешагиваю через себя, через свои страхи и границы. Я вышла за пределы своего маленького, заточенного мира. Мир не рухнул. Небо не треснуло пополам, и земля не разверзлась под ногами. Но каждое движение дается с усилием, будто я тяну за собой тяжелый груз, с которым жила слишком долго.
Ларек видно впереди, буквально через квартал. Лана говорила, что идти недалеко, и она была права. Но на улице начинает сгущаться вечерняя серость. Скоро темнеть, и это придает всему происходящему какой-то зловещий оттенок. Я ускоряю шаг. В голове пульсирует одно: «Только дойти, и все будет хорошо». Но тут что-то мелькает сбоку, и мое сердце на мгновение замирает.
Что-то серое бросается мне под ноги. Крыса? Я останавливаюсь, как вкопанная. Холод пробегает по спине, свинцовая тяжесть сковывает руки и ноги. В голове звучит один непрерывный гул страха. Крысы. Чертовы крысы. Крик застревает в горле, я не могу его выпустить. Не могу двинуться.
Поворачиваю голову в сторону этого создания. И только тогда доходит – никакая это не крыса. Маленький дымчатый котенок, перепуганный не меньше меня, скачащий по дороге.
Резко выдыхаю, и на моем лице проступает нервный смешок. Смех начинает раскатываться громче, неконтролируемо, почти истерично. Это просто котенок! Чего я так напугалась? Кто бы меня сейчас услышал, решил бы, что я окончательно тронулась.
Но в этот момент из-за поворота появляется машина. Небольшой черный автомобиль скользит по дороге, и все вокруг начинает медленно вращаться в каком-то странном танце. Я будто снова попадаю в тот кошмар, где все может стать опасностью. Серое небо и серый асфальт сливаются воедино. У меня кружится голова, и ноги становятся ватными.
Пальцы белеют от напряжения
Я теряю равновесие. Не могу удержаться. Кажется, будто земля уходит из-под ног, и я хватаюсь за воздух, надеясь зацепиться хоть за что-то. Дорожный столб. Вцепляюсь в него, как в единственное спасение, пальцы белеют от напряжения. Тело трясется мелкой дрожью. Это просто машина, убеждаю себя, просто машина.
Но машина притормаживает прямо рядом со мной. Мой мозг паникует, а сердце колотится так, что кажется, что вот-вот выпрыгнет из груди. Я не могу понять, кто за рулем, не могу видеть его лица, но отчетливо чувствую, как темное беспокойство поднимается откуда-то изнутри.
Окно машины плавно приоткрывается, и оттуда доносится голос:
– Эй, девушка, тебе плохо? Помощь нужна?
Я отчаянно машу головой, даже не глядя на водителя, не пытаясь сфокусировать взгляд. Все, что мне нужно – это чтобы этот момент прошел, чтобы я снова почувствовала землю под ногами, контроль над собой. Дыхание сбилось, сердце гулко стучит в ушах, и единственное, чего я хочу – чтобы машина уехала.
Через несколько секунд слышу, как автомобиль уносится прочь, и это возвращает меня к реальности. Вдох. Выдох. Мир снова стабилизируется, но я больше не хочу оставаться на улице ни секунды. Как можно быстрее, почти бегом, направляюсь к ларьку, боясь каждого встречного взгляда, каждого случайного прохожего. Меня охватывает паранойя, что кто-то еще может остановиться, заговорить, задать вопрос, который снова выведет меня из себя.
Достигнув цели, я хватаю с прилавка энергетики, почти не глядя на продавца. Все происходит механически – словно я действую на автопилоте. Как только все куплено, разворачиваюсь и бегу обратно домой. Это не прогулка, это побег.
Возле ворот стоит Артур. Он напряжен, вглядывается в сумерки, явно высматривая меня. Наверное, не так уж хочется лишиться головы из-за моего исчезновения. Я подхожу ближе, и он сразу бросает на меня взгляд, проверяя, все ли со мной в порядке. Его лицо выражает смесь облегчения и строгого предупреждения.
– Ну что, живая? – полушутя бросает он, но я вижу, как его плечи расслабляются.
– Почти, – отвечаю, чувствуя, как постепенно спадает напряжение.
***
Лана дрожащими, нетерпеливыми пальцами вскрывает банку энергетика, и я просто смотрю на нее, не привыкшая видеть ее в таком состоянии. Без привычной маски пренебрежительного превосходства она кажется… уязвимой. Я наблюдаю, как она пьет – слишком медленно, будто не решается встретиться с самой собой наедине. С каждым глотком она словно пытается растянуть время, избежать этой неизбежной встречи с болью, которая внутри нее.
Когда Лана допивает второй энергетик, она молча кивает и встает, как будто все уже сказано. Мы обе, будто по молчаливой договоренности, направляемся к своим комнатам. Я иду за ней, но вдруг, у дверей, замираю на месте. Что-то внутри меня не дает сделать последний шаг. Я просто стою, смотрю ей вслед и жду. Жду, что она обернется. Пусть хотя бы на секунду задержится взглядом на мне, как будто что-то важное осталось недосказанным.
Я уверена – между нами есть нечто большее, чем просто случайные соседи в этом странном доме. Может, это потому, что я чувствую ее страдание так остро, как если бы оно было моим собственным. Словно боль, которую она носит в себе, откликается внутри меня, как эхо. Она не выставляет свою ранимость напоказ, но я вижу, как тяжело ей быть одной. Эта болезнь, ее усталость, ее вечная борьба… Разве она не устала? Разве ей не страшно? Она ведь не может быть такой холодной по-настоящему. Просто научилась скрывать это за маской.
Может, мы действительно чем-то похожи? Ведь и мне страшно. Я столько раз пыталась убежать от своей боли, от страха перед этим миром, от одиночества, которое меня преследует. Ей ведь тоже должно быть страшно в этом мире, полном боли и ожиданий. Я могла бы понять ее лучше, чем кто-либо. Мы могли бы стать чем-то большим друг для друга, чем просто знакомыми в одном доме. Могли бы стать семьей. Сестрами. Не по крови, но по той невидимой связи, которую ощущаю сейчас так остро. Ведь в глубине души мы обе так хотим одного – не быть больше одними.
Может, она чувствует это так же? Может, ей тоже хочется, чтобы рядом был кто-то, кто поймет ее без слов, кто не осудит ее за слабость? Я так надеюсь, что она тоже ощущает эту связь, но боится ее признать. И если она сейчас обернется, если посмотрит на меня, я узнаю, что не ошиблась, что ей тоже хочется быть ближе. Я так жду, что вот-вот она остановится, повернет голову и… Но она не поворачивается. Ее шаги становятся все тише, а я остаюсь на месте, чувствуя, как что-то внутри меня разрывается на части.
Все. Это конец. Я снова оказалась одна. Моя надежда – всего лишь моя выдумка. Может, я всегда была слишком наивной, слишком готовой увидеть в людях то, чего они на самом деле не чувствуют. Я просто мечтала, что Лана может быть кем-то важным для меня. Но, похоже, ей это не нужно. Она справляется сама, она не нуждается во мне.
Я так отчаянно хотела, чтобы она хотя бы раз обернулась, хотя бы взглянула в мои глаза, чтобы показать, что между нами есть хоть какая-то связь. Но теперь я понимаю, что это только мои мечты, мои фантазии, и они не имеют ничего общего с реальностью. Я стою, замерев у дверей, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Ничего не изменилось. Никто не нуждается во мне.
Я вглядываюсь в пустоту, мысленно умоляя ее вернуться. Пусть она выйдет и посмотрит на меня, улыбнется, скажет что-то ободряющее. Что ничего у нее не болит. Пусть она скажет, что выдумала про болезнь, что это была дурацкая шутка, что она просто хотела принять эти таблетки ради глупой попытки поймать кайф… Пусть она скажет, что я все неправильно поняла, что все не так плохо. Но Лана не выходит.
Она просто скрылась за дверью, не оставляя мне ничего, кроме глухой тишины и пустоты. Я стою в коридоре, чувствуя, как с каждой секундой что-то ломается во мне. Я ведь так хотела ей помочь. Я ведь думала, что она заметит, что мы могли бы быть чем-то большим друг для друга, чем просто соседи по несчастью в этом жутком доме.
Слезы подступают к глазам. Все это ощущение беспомощности и тоски переполняет меня. Я ведь так отчаянно хотела, чтобы она просто… повернулась. Чтобы сделала шаг навстречу, а не уходила, оставляя меня одну. Но теперь я понимаю – моя компания ей не нужна. Мои надежды, мои мечты о какой-то сестринской связи – это просто мои фантазии. Я выдумала их. Мы даже не подруги. И это так больно – осознавать, что я снова одна, что эта связь с кем-то, кто меня мог бы понять, это миф. Друг по несчастью, о котором я мечтала, никогда не будет реальностью.
Я стою у дверей, будто замороженная, со слезами на глазах, и тихо прошептала в пустоту:
– Лана, я бы могла стать тебе сестрой… Мы могли бы быть близкими друзьями. Я бы могла умереть за тебя, если бы понадобилось… То тебе никто не нужен… И я никому не нужна… Даже самой себе…
В кровати я ворочаюсь с боку на бок, словно ищу укромное место, где смогу спрятаться от собственных мыслей. Считаю до ста и обратно, пытаясь погрузиться в тишину. «Это должно сработать», уговариваю себя, «ведь так делают все». Но вместо спокойных чисел в голове, перед глазами начинают мелькать тени. Они сбились в кучу возле невидимой изгороди в моем разуме. Темные, безликие, они беспокойно шевелятся, как будто вот-вот рванут ко мне. Их глаза сверкают в полутьме, как тусклые огоньки, они смотрят прямо на меня. Вглядываюсь в них, и внутри все холодеет.
