– Да.
– Вспомни истории о ней. Почему она имеет такое название и вообще, что о ней говорят?
Арон задумывается ненадолго, а потом начинает говорить:
– Мы с детства не пускаем туда волчат. Потому что вода призывает их. Были случаи, когда они играли там и после оказавшись на том самом пятачке смирно вставали и шли к краю, а после прыгали, разбиваясь о скалы. Однажды с двумя малышами была старшая сестра и отвернувшись на секунду увидела их перед прыжком. Она успела схватить обоих. После беседы они оба говорили о том, что их призывал женский голос, и они думали, что это их мать волчица. После этого мы поставили строгий запрет, а поискав легенды и у старшего поколения узнали, что несколько веков назад на нашей земле произошло страшное. Люди узнали о нас. В те времена, итак, шли войны и насилие процветало. Когда не было достигнуто никакого перемирия бывшие враги объединились и нашли тех, против кого стали сражаться. Клан истребили полностью. Последняя женщина пыталась скрыться в лесу. Но младенец плакал и выдавал след. Когда ее загнали в угол у той не оставалось выбора, чем прыгнуть отсюда.
Выслушав версию, я был бы готов согласиться с ним, но слишком складно выходило с одной стороны. С другой, все казалось иначе.
– А это все? Или быть может еще что-то.
– Есть разные версии. По другой, все происходящее было не между людьми и волками, а внутри самого клана. Кажется, там говорилось о… – кажется и до него дошло все, что я хотел ему сказать. – Там говорилось о ребенке. Который был не таким как все.
– Именно Арон. Дара увидела эту версию. И я склонен с ней согласиться. Меня пугает то, как много и часто нас пытаются столкнуть с людьми, ведь мы держим нейтралитет и скрываемся давно и хорошо это делаем. Но всегда случается нечто непредвиденное.
– Думаешь, нас стравливают всех?
– Ну ты сам посмотри, когда была последняя война с людьми, в которой погибли многие наши.
– Лет шестьдесят назад.
– Именно. Каждое столетие что-то случается и творит это не молодое поколение юнцов. Это делает кто-то старший, кто прекрасно знает, чем заканчивается подобное явление себя людям.
– Я почитаю историю и поговорю со старейшиной.
– Будь осторожен в своих вопросах.
– Береги ее, Алан.
– Мы вернемся через неделю. Скорее всего я заберу ее к себе домой.
– Хорошо.
Кладу трубку снова обдумывая свои мысли, когда ко мне подходит вся влажная и игривая девушка.
– Чем занимаешься? – мурчаще обнимает, прижимаясь плотнее к моей спине.
– Ждал тебя, разговаривал с отцом.
– Может поедим?
– Отличная идея, – целую ее руку, которой она меня обхватила поперек плеч. – Но сначала я наслажусь тобой.
Дара
– Поверить не могу, что мои мама и папа волки, – в который раз произношу это вслух, а предложение звучит ужасно странно.
– Самые настоящие, – подтверждает Алан.
Мне вдруг стало интересно, как выглядит мой зверь. Точнее я в обличии зверя. Алан говорит, что я белая, но как это, когда ты стоишь на четырех лапах, бегаешь.
– Нет, это фантастика какая-то, – не унимаюсь я.
Он заключает меня в объятия и тихонько смеется обцеловывая шею.
– Пусть будет фантастикой. Поедешь ко мне?
– Даже не знаю, сначала маме с папой…
– Они в курсе.
– Сказал, да?
– Несколько дней назад.
– Значит у нас всего два дня?
– Этот дом мой. И я планирую сюда переехать, когда все закончится.
– Мне вдруг страшно стало.
– Не бойся. Мы же не раз защищали клан от нападений. Я сын альфы, а ты моя истинная. Мои соклановцы будут стоять за тебя горой.
– Так красиво звучит – альфа.
– И я альфа. Очень сильный прошу заметить, – пытается опрокинуть на траву.
Несколько дней назад до меня дошло что я несколько раз выходила на улицу в ноябре в одной футболке. Меня так удивило то, что я не ощущала холода. Оказалось, что это все магическая сторона меня. Она и является защитой.
Мы сейчас находились хоть и в северном клане, как называются его родные земли, но по сути это все юг континента и тут порой даже в декабре зеленая трава, чуть тронутая осенью. И я все это заметила только сейчас, бегая по ней босиком, вместе с Аланом.
Поведя здесь неделю, я, так кажется, отвыкла от цивилизации и прочего шума города, что стала испытывать ужасное сожаление собираясь уезжать.
– Мы вернемся, не расстраивайся, – гладит мою кисть Алан, когда мы садимся в машину и в последний раз смотрим на место нашего уединения.
– Обещаешь?
– Клянусь. Это наш дом.
Улыбаюсь слову «наш» и со спокойной душой уезжаю.
– У меня нет одежды, Алан. Как я появлюсь в доме твоих родителей и перед ними? – снова волнуюсь, уже подъезжая.
– Все в порядке. Успокойся.
Перед самым въездом через импровизированный шлагбаум, к нашей машине подходит какой-то парень с пакетом в руках, отдает его Алану и не смотря даже в мою сторону убегает прямо в лес.
Я не привыкну к этому так скоро.