Развод. Я не хочу её терять

Настя

Мне в руку мама вкладывает пластиковый бокал. В него наливают шампанское. Кто-то кричит, пытаясь быть громче салютов, произнося свой праздничный тост. Я пью.

Будто запрограммированный робот. Мои движения автоматизированы.

Я поднимаю руку, в которой держу телефон с погасшим экраном и нажимаю кнопку блокировки. Когда большой экран смартфона загорается, я снова вижу это проклятое сообщение. Не эту подделку фальшивую, что он отправил во второй раз. А то, что он удалил.

И да, я не считаю это ошибкой. Как бы мне ни хотелось окружить себя этим отвратительным самообманом, я не могу этого сделать.

Ошибка – это исправленное функцией т9 слово, а не перепутанное «сын» и «дочь».

– Господи, – шепчу дрожащими губами, чувствуя, как меня накрывает волной паники, несущей за собой ураганом правду.

Кто-то толкает меня в плечо, прямо за секунду до того, как я перестала бы себя сдерживать и разрыдалась. Звучит смех. Поворачиваюсь и вижу, что это смеющиеся друзья семьи скользят по снегу и неловко пытаются удержаться.

Предполагалось, что я буду одна из них. Я планировала это веселье, я его желала.

Я смотрю на сына, смеющегося с племянницей, упавшей в снег. Смотрю на маму, сестру и остальных людей и ничего не чувствую, кроме дрожи и шипящего шума в ушах, который затмевает какофонию вокруг.

Подхожу к маме и хочу сказать, что уйду в квартиру. Мне это необходимо. Фактически жизненно важно, но меня за руку берет сын.

– Весело, да мам?

Он так задорно смеется, что я просто не могу взять и бросить его. Впустить истерику в себя и дать ей полное раздолье. Или даже просто испортить настроение.

Я мать.

Я не могу так поступить.

– Весело, сынок, очень, – обнимаю его за плечи и целую в макушку онемевшими губами.

Проглатывая подступающую боль, я остаюсь и когда мама поворачивается, улыбаюсь ей, оставляя глаза блестеть. Это Новый год, я ведь могу просто расчувствоваться из-за банальной ностальгии праздника? Так ведь?

Поднявшись обратно в квартиру, я иду к бабушке, чтобы посмотреть, как она. Ей уже восемьдесят два, и она легла спать в одиннадцать. Поэтому я тихо заглядываю к ней и увидев, что она спокойно отдыхает, закрываю дверь.

Отвоевав минутку тишины оставшись наедине с мыслями в ванной комнате, я собираю все силы и открываю сообщение мужа.

Отвечаю Игорю сухо, но так чтобы не выдать состояние, мне нужно поразмыслить и выхожу к остальным. Да только он еще и звонит.

После короткого разговора я не выдерживаю на словах о том, что он меня любит.

Именно это бьет сильнее всего, и я плачу, стараясь быстро убежать с глаз окружающих, пока никто ничего не заметил.

– Настя? – мама выходит ко мне на балкон и смотрит потерянно. – В чем дело? Ты пулей вылетела сюда, что случилось? – она смотрит в тусклом свете на мое лицо и заметив влагу на щеке, касается ее пальцами. – Ты плачешь?

– Не знаю, мам.

Я не уверена, что хочу говорить ей сейчас обо всем. По сути, я даже не разобралась ни в чем. Что я могу рассказать?

У нас с ней очень доверительные отношения. Но мама никогда не лезла в мою семью, если я не просила совет по какому-то вопросу. И даже с учетом всех вводных данных, я не могла сейчас даже найти слова, которые могли все произошедшее передать ей.

На мое малозначительное объяснение мама ничего не говорит. Встает рядом, и мы вместе смотрим в окно.

– Ты всегда любила этот праздник больше остальных. С самого детства. Я понимаю, почему ты так расстроилась сегодня, Настенька.

Это правда. Я до смешного сентиментальная. По любому поводу не плачу, но все же… Сейчас она решила, что я просто расчувствовалась.

– Я бы хотела, чтобы дело было только в этом, – отвечаю сдавленным голосом.

– Но это не так. Я уже поняла.

– Далеко не так, мам. У меня заплетается язык, когда я думаю, с какого предложения начать говорить.

– Тогда начни с того, что он сделал?

– Изменил, – слово оседает на языке пеплом, оставляет горький привкус и отвращает.

– Что? – мамин голос превращается в шепот.

– И у него, кажется, ребенок есть, от другой женщины… Ребенок, мам… Он… Господи…

Прикладываю руку к губам и пытаюсь сдержать рыдание. Я не могу поверить, что говорю это вслух. Проговариваю каждое слово…

– Стой, стой, стой, – мама обнимает меня и садится со мной на пол, потому что ноги держать перестают. – Ты уверена, Настя?

– Да, наверное… – совершаю пару вдохов, чтобы начать говорить без заикания. – Он написал мне сообщение, что поздравляет с Новым годом меня и дочку.

– Может…

– Ошибка? – горько усмехаюсь.

– Ну все же может быть, дочь.

– Можно написать две «с» и не удалить, или буквы переставить местами, когда быстро пишешь, мама, но не пол ребенка своего перепутать.

– Покажи, дай посмотрю, – протягивает руку.

– А он удалил свою смску сразу же, – издаю смешок с новой скатившейся по щеке слезой, – и прислал новую с тем же текстом, только «дочь» заменил на «сына». Будто шаблон сохраненный был, понимаешь?

– Все это какой-то… Я не знаю…

– Вот и я не знаю. Сижу тут, а в голове дурдом какой-то.

– Ну уж нет, вставай, – она поднимается и тянет за собой.

Неохотно я встаю на ноги. Мама подходит ко мне и начинает стирать мои почти высохшие слезы.

– Сейчас в ванную и за стол. Завтра поговоришь с ним и все решишь. Ты тут на полу истину не найдешь.