
Допустимые потери

Допустимые потери
Ликка Волхова
© Ликка Волхова, 2025
ISBN 978-5-0065-8355-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Моей подруге Насте посвящается
Уже много лет ее преследовал один и тот же образ: чьи-то тонкие руки, подставленные под лезвие топора. Иногда ей казалось, что это ее руки, и мерещился удар, перерубающий хрупкие кости; и зудящая боль – призрачная, неиспытанная – браслетами охватывала запястья.
Она никогда не представляла себе эти руки искалеченными, видение обрывалось в миг соприкосновения плоти и стали – и уходило, оставляя лишь легкую чувственную щекотку и неясное сожаление.
Часть первая
Соседи
Старушка отложила гребень. Солнце прыгало в окна, отталкивалось от зеркал, прыгало обратно – и кусты за окном трепетали, ловя лучи на ладони листьев.
– Спасибо, Ке́ра.
Господин Ватро́ откинулся в кресле, привычно прижимая к себе искалеченную давней раной правую руку. Его экономка уже который год расчесывала по утрам его волосы, собирая в хвост, а он все никак не мог избавиться от неловкости за то, что ей приходится оказывать ему эту услугу.
Старик поднялся с кресла и вышел из дома – погулять перед завтраком. За его маленьким садом давно уже никто не ухаживал, бонниевые деревья заросли паршой, а плоды их измельчали и стали кислыми. Ватро шел по саду, и роса с высокой травы сыпалась на его башмаки. Кусты багрового берра тоже выродились, вытянулись волчками. Старик бездумно пошевелил их. Цветов не было – выгоревшие жалкие бутоны на старых ветках. Уже второй год не было цветов.
Дойдя до колодца, старик приподнял крышку и заглянул в гудящий сруб.
– Эгей, – сказал он, чтобы послушать эхо. Вода была близко.
Сегодня надо было решить, звать ли на именины, кроме старины Нажеле́да с женой, второго соседа, приезжего из-за моря, На́йрта Ини́ру.
– Господин Ватро! Завтрак! – послышался голос Керы.
– Иду! – отозвался он. – Иду-иду.
– Говорят, к господину Найрту гость недавно приехал, – Кера разлила взвар по чашечкам.
– Господину Инэ́ру, – машинально поправил Ватро.
– Ну да. Не привыкну никак к их заморским именам.
– Ты садись, Кер.
Старушка присела, пододвигая к себе вторую чашку.
– Такой, говорят, «благородный барин». А Оха́на говорит, что он – милый мальчик, – Кера по-доброму посмеялась.
– Милый мальчик?
– Охана говорит…
– Охана твоя скажет.
Плохо представлялось, что к этому нелюдимому Найрту Инире кто-то приехал в гости, а уж тем более «милый мальчик».
– Сын, что ли?
– Не знаю. Сама-то я не видела.
Ватро посмотрел на Керу.
– Я вот думаю, приглашать мне Инэра-то?
– А пригласите. Только с гостем. А то в кои-то веки новый человек, да еще из-за моря…
– … да к тому же «милый мальчик», – подыграл Ватро.
Кера опять посмеялась, щуря рассеянные глаза.
– Что с Оханы взять. Все ждет, непутевая, благородного рыцаря.
Ватро ухмыльнулся:
– Ну, не так уж это невозможно.
– А я что? Я ж ничего не говорю. Бывает… что топор всплывает, – на щеки госпожи экономки лег слабый румянец. Она пододвинула блюдо с лепешками ближе к Ватро.
– Приглашу, – решил Ватро. – Хотя, честно сказать, не нравится мне этот чужеземец.
– Ох… на хуторах бабы его колдуном считают. Мол, он ночами в вару́гу черную перекидывается, да летает над землей, козни строит. Падеж, говорят, того года – не его ли рук дело.
– Ха, – сказал Ватро, – ну конечно, их послушать…
– Ну про варугу, предположим, это для пущей красивости, – продолжала Кера, – и падеж тот из-за «злого ветра» был, так и десять лет назад был, забыли уже все, что ли? Но вот, что человек он недобрый, это да… не просто так же турнули его.
– Да кто его знает, – возразил Ватро, – за что его турнули и турнули ли вообще.
– Ну да, сорвется кто-то за море в нашу глушь от хорошей жизни.
– Не скажи. Люди разные бывают. Ты вот домоседка, да и я – не было бы войны, сидел бы дома. А бывают такие, с гвоздем в седалище, им лишь бы куда…
Кера помрачнела, громыхнула чашкой некстати. Ватро, сообразив, что зря напомнил, неловко потер подбородок, откашлялся.
– В общем, – протянул он, – как Охана явится, ты ее мне пошли, я ей письма передам.
– Да, господин Ватро, – сдержанно кивнула Кера.
Ватро, чувствуя вину, губы покусал, головой покрутил.
– Ведь эти, радальцы… они же по-нашему пишут, да? – спросил.
– Не знаю, господин Ватро.
Ну что такое… как извиниться, не извиняясь?
– Пойду-ка Ветерка посмотрю, – сказал, вставая из-за стола. – Спасибо, Кера.
– Не за что.
Господин Ватро бросил извиняющийся взгляд на оставленный стол, на аккуратные руки Керы, собирающие посуду чуть более суетливо, чем обычно, вздохнул и вышел с террасы.
– Вот так, теточка Кера, – Охана, невесело улыбаясь, смотрела в пол.
Кера погремела для успокоения посудой.
– Да что уж тут сделаешь, дочка, если не люба ты ему. Не прикажешь сердцу-то.
Охана обхватила руками колени, щекой на них легла:
– Уж просила я Матерь, просила…
– Не ты же одна у нее, девонька. Легко ли ей, светлой, за всеми нами приглядывать? Ты, Охан, лучше про молодого гостя колдуна расскажи, – заговорщицки улыбнулась старушка, стараясь отвлечь девушку от грустных мыслей.
– А-а, – она даже улыбнулась. – Такой милый барин, не то что сам, – она поморщилась, не желая произносить имя Инэра. – Худенький-худенький, доходяга Илвос его пошире раза в два будет. Волосы по-чужеземному, тоже, как у колдуна, короткие совсем.
– А звать-то его как?
– Колдун-то звал его при мне… Дегой, что ли, не по-нашему как-то.
– Дегой! Имечко для парня!
– Ну, может, недослышала я чего, – Охана, увлекшись рассказом, расцепила руки. – Одежа на нем тоже заморская, но не как у колдуна, а такая вроде мантия с рукавами, и штаны смешные, веревочками в голенищах перевязанные.
– Сын он ему, Найрту? То бишь… Инэру.
– Ой, не знаю, теточка. Батей не звал, да и похож не очень. «Заманом» каким-то кличет. Говорит с выговором – смешно так.
– «Заман» – это по их, по-заграничному, «господин», – объяснила Кера. – Так, все, девочка, кончаем бездельничать, давай помогай старухе.
– Какая же ты старуха, теточка?
– Да уж больше полувека мне, Охана.
– Да и что, вон бабке моей семьдесят пять годков, она – старуха, а ты еще нет, не старая совсем, красавица еще, теточка!
– Ох ласкова стала девка, ох задумала что-то, – засмеялась Кера, но было видно, что слова молодой служанки ей приятны.
Охана уже соскочила с лавки и примеривалась к кухонной работе.
– Чего барину дарить-то будем, тетя Кера?
– Да я вот уже в город собралась съездить, посмотреть ему эту… игру-то господскую, с фигурками, как ее… у него подрастерялись. Чего стоишь-то? Сказать, что делать опять? Сама-то когда хозяйничать в кухне будешь?
– Ну скажи, теточка.
– Ладно… кре́сту порубишь, мясо отобьешь – жарить поставь, потом посуду помой, туточки подмети… и…
– И спи-отдыхай! – захихикала Охана.
Ватро и Кера сидели за кухонным столом. Ватро помогал экономке перебирать ечу, пальцем выкатывая пропущенные ею черные зернышки. Это было почти игрой, это было почти разговором – много ли нужно старикам. Иногда они одновременно поднимали глаза и улыбались друг другу.
Они почти закончили, как в дверь заколотили.
Кера вздрогнула.
Да, она уже давно смирилась с тем, что ее надежды не сбудутся, но все же первой, нечаянной мыслью было: «Вернулись!» Вскочив из-за стола, она поспешила к двери. Ватро пошел за ней.
Кера отворила дверь, в очередной раз разбивая надежду вдребезги. Сколько уже? Сколько еще?
На пороге торчал босоногий мальчишка. Закатный свет высвечивал его волосы розовым, против солнца было едва видно тощее, перепуганное лицо.
– Чего тебе? – спросила Кера.
– Б-барину… Ва́тре… сказать…
– Я Ватро, – старик вышел вперед и выпрямился перед тяжело дышащим мальчонкой.
– Лесе́ня наш… ногу топором… пьяный. Богом-Отцом вас просить… мамка говорила… – пробубнил паренек, глядя в пол. Ватро нахмурился, пытаясь сообразить, что нужно незваному гостю.
– Так не лекарь же я, – сказал он наконец, неосознанно прижимая к груди правую руку, – солдат я, парень, не лекарь.
– Мамка… мамка говорила…
Руки парень жалостливо сложил на груди, и это просящая фигура неприятно поразила Ватро – извечно так слабые молили сильных, и слова их были неискренни. Ватро подавил раздражение.
– Не тараторь, – сказал он, наклоняясь к мальчику. – Ты что, пешком сюда бежал?
– Не-е… на До́лке…
Ватро выпрямился – за забором и впрямь стояла худосочная та́рпица, переступала с копыта на копыто, помахивала хвостом-веревочкой и объедала разросшиеся кусты берра.
– Так Найрт, – вдруг сказала Кера, – сосед наш. Он человек ученый. К нему тебе, парень, надо!
Паренек затряс головой:
– Не, не пойду к колдуну, не пойду!.. барин Ватра, милостивы будьте…
– Все, успокойся! – прикрикнул Ватро. – Я с тобой к нему съезжу.
Ветер, разыгравшийся к вечеру, размазывал закатные краски по листве, по постройкам, по земле. Ватро двинулся к тарповне, на ходу выкликая работника. И, когда Маро́н заседлал Ветерка, вывел тарпа под уздцы во двор. Почуяв кобылу, тот зафыркал, затанцевал – но Ватро хлопнул его по щеке, и жеребец утих. Старик привычно проверил подпругу, и, цепляясь за луку левой рукой, взобрался в седло. Работник уже отворял ворота.
По сравнению с господским сытым трехлетком Долка казалась старой и костлявой, но когда Ватро послал Ветерка в рысь, мальчонка на кобыле от него не отстал.
– Звать-то тебя как? – выкрикнул Ватро, выпрямляясь в седле.
– Куви́л!
Пересушенная долгой жарой дорожная пыль взвивалась за всадниками, чтобы сразу в безветрии опуститься на то же место, словно вспугнутая с гнезда птица.
Дом Найрта Иниры был – это пришлось признать и господину Ватро – и впрямь похож на жилище колдуна. Приземистый, потемневший, он прятался в глубине заросшего сада, обнесенного дощатым забором, который не красили уже, наверное, лет двадцать.
Кувил испуганно придвинулся ближе к Ватро. Вокруг, приветствуя вечер, заходились стрекотом кузнечики.
– Ой, барин, боязно мне, – прошептал мальчишка.
– Ну оставайся с тарпами, – предложил Ватро. Его самого дом не напугал, конечно, но показалось вдруг, что здесь просто никого нет – и не было очень давно.
Мальчик принял поводья Ветерка, и Ватро, толкнув калитку, вошел в сад. Какое-то колючее растение тут же вцепилось в его штаны, Ватро, выругавшись, отодрал его от ткани. Добравшись до дома, старик поднялся на рассыхающееся крыльцо. Когда-то этот дом белили, но давно – и теперь он был серым с потеками, разве что под защитой карнизов и наличников сохранились остатки побелки. Ватро постучал в дверь.
Послышались шаги – ощущение, что дом пуст, незаметно улетучилось, не совпав с реальностью.
– Кто? – послышался голос хозяина.
– Господин Инэр, это Ватро.
Дверь открылась. На пороге стоял Инэр – высокий, мрачный человек в чужеземном темном костюме.
– Что-то случилось? Зайдите, – говорил он почти без акцента, разве что излишне сокращая гласные.
– Тут понимаете, какое дело, – Ватро качнул головой, отказываясь от предложения, – ко мне прискакал мальчик с хуторов – один из крестьян разрубил себе ногу топором. Лекарь у них как раз в отъезде, послали за мной – а я ничего в этом не понимаю. Я вспомнил о вас…
– Я тоже не лекарь, – Инэр прищурился.
Ватро взглянул ему в лицо.
На губах радальца на миг появилась неприятная улыбка.
– Крестьяне вряд ли обрадуются моей помощи, – сказал Инэр. – К сожалению, я ничем не могу помочь вам, любезный сосед.
Ватро почувствовал себя слегка оскорбленным.
– Но вы же ученый человек, – проговорил он.
– Видите ли, – откинув голову, отозвался Инэр, – я знаю о ранах только одно – они имеют свойство ужасно болеть.
Ватро уже успел пожалеть, что пригласил на свои именины этого чистоплюя.
– Заман Инэр? – донеслось из глубины дома. – Гто-то прижжел?
– Дейг, ты в лекарском деле что-нибудь понимаешь? – и Ватро еще раз отметил, насколько чисто, особенно по сравнению со своим гостем, говорит Инэр.
– А жто злучилось? – раздалось уже ближе.
– Да вот тут…
Ватро не выдержал. Разочарованно отмахнувшись, он повернулся и пошел обратно сквозь стремительно меркнущий день.
Но у калитки его все-таки нагнал молодой человек – и впрямь невысокий и субтильный. Ватро несколько смущенно поприветствовал его кивком, и тут сообразил, что их теперь трое, а тарпов-то два. У Инэра – Ватро знал – тарпов не было.
– Э-э… – сказал парень, – мое имя Дейг, Ха́йве Де́гго из За́гира. Жто злучилось-то?
– Моя фамилия Ватро. Какой-то селянин разрубил себе ногу топором, – сказал старик, отворяя калитку.
– Гто разрубил? – переспросил юноша с, как показалось Ватро, недовольством, и тот озлился.
– Селянин, да! Тут все селяне, а благородных – пять человек на весь уезд, и если ты хочешь быть хоть сколько-то уверенным в завтрашнем дне…
– Я, – юноша во все глаза смотрел на господина Ватро, ошарашенный этой отповедью, – я недослышал просто!
Прозвучало как «недозлыжжал проджо» – перековерканные на радальский манер слова резали Ватро слух. Старик мотнул головой, словно вытрясая из ушей скрежещущий чужестранный выговор.
– М-м, простите, – наконец, пробормотал он.
Кувил у тарпов уже весь извелся – к Ватро и Дейгу бросился, как к родным:
– Ой, барин Ватра…
– Ватро, – на этот раз поправил его старик. – А это – господин Дейг.
– Здрасти.
– Здравствуй… мальчик, – с некоторым сомнением произнес Дейг. Он сам на вид был лет семнадцати – ненамного старше юного селянина.
– Так, Кувилок, ты поедешь со мной на Ветерке, а господин Дейг – на твоей… господин Дейг, эта кобыла не так плоха, как кажется…
– Да-да, – юноша посматривал на Долку скорее с интересом, чем с презрением. – Я раньше думал, тут у вас на тарпах не ездят.
– А на ком же? – Ватро стал уже привыкать к резкому акценту молодого радальца, и сам юноша начинал ему нравиться. Он подождал, пока Кувил вскарабкается на Ветерка и устроится перед седлом, сел сам, перехватил поводья.
– Ну, на лошадях…
– Ха-ха, да, и дороги у нас золотом мостят, как же. Поехали.
Ватро поднял Ветерка в рысь, Дейг приотстал, приноравливаясь к Долке.
На горизонте темные полотнища туч, плотные, словно спрессованные из старых дождей, наползали на солнце. Господин Ватро несся сквозь вечер, запах трав, стрекот кузнечиков, машинально придерживая мальчишку перед собой, но забыв и о нем, и о радальце, скачущем позади. Иногда все вокруг бывает таким прекрасным, что хочется лишь одного – запомнить, сберечь этот момент, но не хватает двух глаз, всей кожи не хватает, чтобы вобрать в себя хоть пару мгновений, ухо не сбережет даже топот копыт, запахи уйдут из ноздрей, все потеряется, столько всего потеряется…
Этому незадачливому Лесене было явно худо. Кое-как рану ему перевязали, дали выпить крепкой деревенской пру́хи, но дождаться лекаря ему не светит – истечет кровью. Ватро смотрел на бледное, в испарине, лицо крестьянина, и пытался вспомнить, как действовал в таких случаях полковой лекарь.
Собравшийся народ косился на Дейга, но все явно уповали на помощь самого Ватро.
– Размотайте ногу, – сказал, наконец, господин Ватро, не дождавшись от Дейга никаких указаний – а ведь говорил, что учился у лекаря, что же, заробел теперь?
Какой-то седой мужик, наклонившись над раненым, стал разматывать набухшие кровью тряпки, Лесеня застонал от боли.
Рана шла по голени – глубокая, страшная на вид. Кожа вокруг нее почти почернела – такой был синяк, из разрубленной мышцы все сочилась кровь.
Дейг за спиной Ватро резко выдохнул и шагнул вперед, обходя старика.
– А он?.. – заволновались люди.
– Это господин Дейг… он в лекарском деле понимает, – объяснил Ватро.
– Такой молоденький, – сказала какая-то баба.
Дейг осмотрел рану. Жестами показал, где наложить жгут – тот же седой мужик стянул принесенную заплаканной женщиной веревку так, словно хотел перепилить ею ногу Лесени. Тот завопил, Дейг чуть поморщился, а Ватро даже отвернулся – не любил он, когда кричат от боли, еще с войны не любил.
– Зпирту мне, – потребовал Дейг.
Люди не поняли.
– Прухи принесите, – перевел Ватро.
Принесли бутыль прухи и чистую тряпку. Плеснув спиртное на ткань, Дейг ненадолго поднес ее к лицу, принюхиваясь, потом закусил губу и стал водить тряпкой около раны – от разруба к стороне. Делал он это весьма сноровисто, и Ватро сам вздрогнул, когда юноша вдруг кратко, болезненно выдохнул и отвернулся, неосознанно подняв к искривившимся губам ладонь.
– Щас сблюет, – с неуместной радостью сказал кто-то из толпы.
Ватро быстро повернулся на голос, но угадать остряка не смог – все собравшиеся здесь выглядели одинаково невинно. Да и Дейг уже справился с собой, перевел дыхание, тихо сказал: «а, нигг тебя», и вернулся к обработке раны.
– Хлебни прухи сам-то, барин! – выкрикнул, кажется, тот же доморощенный острослов, и тут уже Ватро молчать не стал.
– Сейчас я кому-то хлебну! – рявкнул он, – кто это тут умный такой?
Женщина, хлопотавшая вокруг Лесени, чуть в слезы не ударилась.
– Простите, барин, ради богов… – пробормотала она как-то одновременно и Дейгу и Ватро, и обернулась к мужикам, – да что ж вы, окаянные, делаете, что ж вы языками-то треплете!
Мужики вразнобой пробормотали что-то насчет того, что, мол, они-то тут при чем, и вообще это не они.
Дейг, получив требуемое «полотно на перевязку побольше и палку, а лучше доску», уже, с помощью седого, перемотал ногу Лесени, и примерялся, как ловчее наложить шину. Закончив и с этим, он поднялся.
Кое-как объяснив хозяйке, что делать до возвращения лекаря, – та с готовностью кивала, прижав руки к груди, – Дейг повернулся к Ватро и устало улыбнулся ему.
– Спасибо вам, – сказал ему Ватро.
– Ой, вот спасибо вам, молодой барин, – тут же подхватила хозяйка, наконец, осознав, что все окончилось благополучно, – дурень-то этот, братец мой, как поправится, он вам на всю зиму дров навезет, а пока уж и не знаю, чем вас и благодарить, хотите, откушайте с нами, или вот пирожков на дорожку…
Дейг явно мало что разобрал в этом благодарном стрекоте и обернулся к Ватро за помощью.
– Она угостить нас хочет, – пояснил Ватро вполголоса, – отблагодарить. Пирожки предлагает.
Народ пока не собирался расходиться, седому мужику – свекор хозяйки? муж? – предлагались наперебой рецепты заживляющих средств, от рубленого дола до отвара из козьих рогов. Тот кивал, но равнодушно.
– Грибы древесные, – любезно предлагал какой-то полный, явно не из бедных, мужик, – грибы еще древесные, – кажется, ему нравилось это повторять.
Ватро посмотрел на Дейга, рассеянно вытирающего руки остатками разодранного на бинты полотна. Повинуясь внезапному порыву, старик приобнял одной рукой юношу за плечи, участливо встряхнул:
– Тяжело было?
– Да ничего…
– Ты молодец, в твои-то годы…
– Да двадцать мне, – мрачно сказал юноша. Видимо, Ватро был не первый, кто так обманулся. Старик из вежливости попытался не показать удивления – Дейг явно не был в восторге от того, что выглядит в свои преклонные годы сопляком.
Получив от вернувшейся хозяйки по кульку с угощением, Ватро и Дейг перекинулись парой слов насчет возвращения по домам – уже почти стемнело, и радальцу пришлось признаться, что дорогу он не запомнил и вернуться самостоятельно вряд ли сможет. Ватро предложил подвезти его на Ветерке. Тот согласился.
Ветерку совсем не понравилось, что на его круп влез еще один человек – даже такой легкий, и тарпа пришлось усмирять, одновременно извиняясь перед едва не свалившимся с него Дейгом. Но зато путь до усадьбы Инэра прошел без приключений. Попрощавшись с Дейгом и вторично пригласив его к себе на именины, Ватро развернул усталого Ветерка.
На обратном пути, в одиночестве, Ватро почему-то едва не расплакался. Стыдиться было не перед кем, но какой была причина – ведь ничего дурного не случилось? «Может, старость», – подумал он, но это не стало объяснением. Иногда для чего-то объяснений так никогда и не находится.
В тот день ему исполнилось шестьдесят четыре. Утром неожиданно приехала Нажеле́да – оказалось, Кей заболел и не сможет прибыть на именины, а она заехала только подарки передать. Вышитые салфетки от себя, небольшой арбалет от мужа…
С таким арбалетом, в общем-то, можно и одной рукой управляться, но зачем ему? Он и охоту-то не любит.
Рассказав Кере о визите соседки и продемонстрировав подарки, Ватро уселся у окна все же немного повозиться с арбалетом – занятная, конечно, амуниция.
– А те-то придут? – спросила госпожа экономка.
– Должны… – Ватро уже и сам не рад был. Без поддержки Нажеледа общаться с Инэром – слуга покорный. Если б можно было позвать только молодого господина Дейга, никого не обидев… куда приятней бы получился вечер, старик был уверен.
– Ох… а мы тут с Оханой вчера гадали.
– И что? – скептически спросил Ватро.
– Да как всегда, раз разложили – одно, два – другое…
– Чепуха это все.
– Ну, сразу «чепуха». Вот моя тетка-покойница знатной была гадалкой, судьбу насквозь видела, к ней с трех деревень…
Ватро закатил глаза.
– А чего это ты фамильное серебро-то выставила?
Старушка надулась.
– А что, жалко, что ли?
– Пыль в глаза пустить?
– А хотя бы!
Ватро покрутил головой, вроде как осуждая суетность, и вернулся к арбалету. Рычаг-то туго идет, все же одной рукой тяжеловато…
– Айз!
– М-м?
– Дай хоть я тебя поздравлю. Оханка как придет, от всех поздравим, а пока… лично от меня. Вот. Сама сшила.
Кера торжественно протянула Ватро сверток. Тот развернул – это оказалась расшитая серебряной нитью сорочка. Ватро заулыбался, притянул к себе Керу и поцеловал ее в сухие, почти не тронутые горечью лет губы.
Старушка ласково погладила именинника по щеке. Они пережили вместе многое – позднюю неравную любовь, поймавшую их спустя три года после смерти госпожи Ватреи; страшную весть о сыновьях Керы – пропали без вести в боях под На́ртицей; потерю Айзом мужской силы… Они пережили бы и большее, но боги были милостивы к ним.
– Ну ладно, – сказала Кера, чуть отстраняясь, – Охана скоро явится.
– Прийти к тебе сегодня? – спросил Ватро, не торопясь выпускать ее из объятий.
– Мы уже старенькие, Айз, – напомнила Кера.
– Ну как-нибудь…
За окном начали собираться тучки, погружая по-праздничному убранную комнату в полумрак.
– Конечно, приходи.
А вечером пришли гости. Кера, в прабабушкином еще, расшитом жемчугом шато́, встретила их в дверях. Ватро был уверен, что если бы прибыли только Нажеледы, шато осталось бы в сундуке.
– Добрый вечер, господа, – и этакие великосветские нотки в голосе, – господин Инэр… господин Дейг.
Охана, тоже нарядная, приняла плащ Инэра. Тот оправил манжеты – приоделся все же по случаю праздника, – и взял из рук Дейга шкатулку, предоставляя ему возможность раздеться тоже. Юноша скинул мантию, передал ее молодой служанке – Кера украдкой покосилась на столь расхваленного Оханой и самим Ватро «милого мальчика», и явно пожалела бедное, недокормленное дитя. Во всяком случае, так показалось Ватро.
– Добрый вечер, любезные соседи, – поздоровался и хозяин.
– Искренне поздравляем, – сказал Инэр, протягивая шкатулку. Дейг закивал, улыбаясь.
В шкатулке оказался заморский письменный набор – нужный Ватро примерно так же, как арбалет.
Он поблагодарил гостей, и все прошли в дом. Инэр уселся в предложенное кресло, и на его лице отразилось нечто очень напоминающее вежливое нежелание общаться. Дейг тоже сел.
Подали вино, выпили за именинника.
– Кера, присядьте с нами, – позвал Ватро. – Моя экономка, госпожа Кера из Вийены.
Кера царственно села за стол.
– Хайве Дегго из Загира, – представился Дейг, привстав.
Инэр лишь чуть склонил голову; впрочем, с ним все присутствующие были знакомы и так. Поставив пустой бокал на стол, радалец переплел длинные костистые пальцы, потом вновь расплел их – сложное это шевеление вдруг понравилось Ватро, и он чуть не сказал гостю: «а ну-ка, повтори».
Пауза затягивалась. Ватро улыбнулся в пространство, а потом перевел улыбку, словно взгляд, на Дейга.
– А расскажите нам, господин Дейг, что сейчас происходит в Радалии?
– Я позледнее время… жил в Кириноне, – акцент Дейга снова резанул по ушам. Видимо, он и сам стеснялся выговора, поэтому продолжать фразу не стал. Снова повисла пауза. У Ватро на языке вертелся вопрос интересный, но совершенно бестактный: «А кем же ты, мил друг, все же Инэру приходишься?» Задать он его, естественно, не мог, но ничего другого в голову не лезло.