Свидетельством о воскрешенье Джима,
О вечности, открытой для него.
Шоу
Участник ослепительной корриды,
Вступивший с роком в небывалый бой,
Ты точно знал: «Живым никто не выйдет!»,
Шёл к зрителям, как в омут с головой.
И овладев их душами без спроса,
Свою кромсал, не пожалев ничуть,
Но принародно обращаясь к Боссу,
Ты шоу обещал не затянуть.
Став центром сверхвзрывной энергозоны,
Цепь замыкал оплавленным реле.
Порой казалось: стойка микрофона
Единственная держит на земле.
Но слишком ненадёжная соломка,
И сцена – эшафот твой наяву,
А зрители, смеявшиеся громко,
Швыряли под ноги тебе траву.
А по периметру – и впрямь тюремный дворик!-
Стояло в форме множество ребят,
Хранили – «Doors» ли от людского моря,
А может, всю планету от тебя.
Всерьёз считал последним выход каждый,
И пот ручьями по лицу стекал,
Но потрясений новых зритель жаждал -
И понял ты, чего желает зал.
Смертельный номер внёс в программу кто-то –
Контракт жестокий выполнил ты весь,
И высший знак отличья заработал –
Быть похороненным на Пер-Лашез.
Адрес
Времени совсем в обрез,
А ты опять спешишь на Пер-Лашез.
А. Васильев.
Я помню адрес: Пер-Лашез, Париж,
А там – по стрелкам на чужих надгробьях.
Где просто надпись «Jim» или «I love you»,
А где строка – твой мартиролог вкратце,
Чтоб без проводника к тебе добраться.
Но впрочем, каждый ангел путь укажет,
А пышным плитам и не снилось даже
В таком формате послужить живым.
Но кто, скажи, придумал это, Джим,
Что ты в подземной колыбели спишь?!
Мне не представить этой высоты,
А ты уже не спустишься обратно –
Но музыка и в небе беспощадна.
А как там сверху – невъебенный вид?!
И Мистер Осветитель не слепит