И смех, и страх

Клиент, судя по голосу, обещал быть плюгавеньким старикашкой с нехилым количеством баксов в дорогом портмоне. Мои представления меня редко обманывали, но сейчас оправдались на все двести.

Пошаркивая и распространяя пряный аромат Caron's Poivre, клиент осчастливил своим присутствием мою скромную приёмную (полумрак, свечи, хрустальные шары, резиновые змеиные головы и звезды из фольги). Брезгливо оглядевшись, устроился в мягком кресле, на которое я указала радушнейшим жестом.

Бизнес. Жена. Дети. Трения с партнерами. Развод. Инфаркт.

Я сочувственно кивала, потихоньку пододвигая к старикашке бланк договора. Долго упрашивать не пришлось – рыбка уже заглотила крючок глубоко и надежно. А мне оставалось только дернуть удочку и выдрать этот крючок – вместе с самым ценным, что есть в человечке.

Да, да, да, результат – уже завтра, если что, звоните, всего доброго, не забудьте рекомендовать меня друзьям…

Мелкий шрифт он, конечно же, не читал.

* * *

Что в сделке что-то пошло не так, я поняла сразу же. Не было привычной удовлетворенности, чувства сытости, какой-то благодати внутри (я усмехалась, но не могла подобрать иного слова). А когда на следующий день явился старикан и обрушил на меня гнев праведный, я поняла, что дела мои плохи.

– Вы мошенница! – вопил и брызгал слюной старик, потрясая договором. – Вульгарная обманщица!

Он побесновался ещё немного, угрожая полицией и судом и требуя возврата денег. Я молча протянула старикашке конверт.

– Мне нельзя так волноваться, – пробурчал он, пряча деньги в портмоне, – а то второй инфаркт заработаю. Богатырское здоровье мне теперь не светит, а?

Он ядовито ухмыльнулся, сверкнув безупречной металлокерамикой, и от души хлопнул дверью.

* * *

За этот день я потеряла трёх клиентов. Они расторгли контракты и ушли, не оставив мне ничего, кроме ужаса. Я пребывала в панике. Тысячи лет на земле я пользовалась людской глупостью, и никогда не случалось обломов. Но сейчас на моих глазах вершилась катастрофа. Мне отчаянно требовались новые души, но даже старые вырывались из рук и утекали сквозь пальцы.

Сквозь пальцы… Я машинально коснулась кольца. Бриллиант оказался горячим.

* * *

– Забирайте! – я швырнула кольцо на витрину.

Диамондис приподнял брови.

– Прошу прощения, но правила запрещают нам прием ювелирных изделий обратно.

– Заберите эту дрянь, – прошипела я, нависая над разделяющим нас прилавком, – и верните мне душу!

«Грек» невозмутимо улыбнулся.

– Сожалею. Но вы были предупреждены.

– Что-о?!

Вместо ответа Диамондис жестом фокусника извлек откуда-то копию чека и постучал ногтем по моей подписи. Я вгляделась в едва заметные крохотные буквы под нею.

Настоящей подписью подтверждаю приобретение мною ювелирного изделия и мою осведомленность о некоторых его качествах, а именно: способности поглощать и удерживать мою сущность (именуемую также «душа») в течение неопределённого времени со всеми вытекающими последствиями. Я также осведомлена о том, что процесс является необратимым. Ювелирное изделие, равно как и «душа», обмену и возврату не подлежит.

Написанное мелким шрифтом.

– Вы же сказали, что он принесет удачу… – растерянно пробормотала я.

– Но не сказал, кому, – подмигнул мне «грек».

– Я… умру?

– Не раньше, чем придёт ваш человеческий срок, – успокоил Диамондис.

– И… Что мне теперь делать? – беспомощно спросила я.

– Жить, – продавец пожал плечами, – развлекаться. Работать. Кстати, о работе…

Он сунул руку в нагрудный карман и извлек бейджик. «Катерина, продавец-консультант».

– Почему Катерина? – глупо спросила я.

– А почему бы и нет? – он нагнулся и ловко приколол бейдж к моему платью. – Добро пожаловать в мой магазин. Вы ведь разбираетесь в бриллиантах?..

Trinux Samo[1 - Trinux Samo – Три ночи Самониуса (Самайна).]

– Ну что, готова?

Элайза кивнула, чувствуя, как тело пробирает дрожь – не то от страха, не то от сырости ночного леса.

– Ну же, бодрее! – Джек подошел и приобнял ее за плечи, слегка встряхивая, – замерзла? Руки как ледышки. Становись к костру ближе.

Элайза осторожно переступила ногами в новеньких остроносых сапожках на шпильке. Не самая подходящая обувь для прогулок по осеннему лесу, зато красивая. Элайзе до ужаса нравилось, как она выглядит в этих сапожках, и как они удачно подходят к ее коротенькому полупальто, как соблазнительно подчеркивают упругие, без капли жира, икры. И, судя по выражению лица Джека, ему это тоже нравилось.

– Постой, погрейся, – Джек подкинул в огонь охапку хвороста – влажные ветки тут же затрещали, дымясь, – я пока все подготовлю.

Присев на поваленное бревно, предусмотрительно подтащенное Джеком к костру (все-таки сапожки не такие удобные, как их хвалили в салоне), Элайза наблюдала за долговязой фигурой бойфренда. Он ухитрялся быть сразу в нескольких местах – доставал из рюкзака объемистую тыкву, расчищал площадку от палой листвы, бегал за хворостом и подсовывал Элайзе под попку теплое покрывало. Откуда-то на бревне появились две невесомые стеклянные «бургундии», отсвечивающие алым в отблесках костра, и термос с глинтвейном.