Непокорное Эхо

Ступая босыми ногами по чистому деревянному полу, девчонка покорно прошла мимо них, стеснительно опустив свои реснички.

Григорий залюбовался ее красивой походкой, ее осанкой, ее бесшумной поступью.

Вера подошла к самовару, потрогала его, сразу взглянула на мать и тихо сказала:

– Он еще горячий.

– Угости барина чаем, – вновь попросила Антонина Павловна.

Она тут же скрылась за занавеской у печки, а сама вслушивалась в слова, что доносились до нее от стола.

– Григорий Владимирович, – заговорила Карнаухова, наблюдая то за дочерью, то за барином своим умудренным жизнью взглядом, – для того чтобы шить, надо снять мерку. Полотенца можно пошить наугад, но все остальное надо бы замерить.

– Как скажете, – любезно согласился Громов. – Только вот… сам я не смогу этого сделать. Боюсь напутать что-нибудь. Может, вы сами?

– Конечно-конечно, – поддержала его слова женщина, – надо точно знать высоту и ширину заказа. Да и с вас снять мерку, чтобы пошить вам халат.

В это время из-за печки вышла Вера и подала угощения. Она выставила на стол малиновое варенье в глиняном горшочке, порезанный пшеничный хлеб на деревянной тарелке, большими кусками сахар в аккуратной деревянной плошке. Потом ушла обратно и вернулась уже с кружками. Не глядя на Григория, одну поставила перед ним, а вторую перед маменькой, а сама заспешила за самоваром.

Антонина Павловна сразу смекнула, какими глазами смотрит на ее дочь молодой барин и не на шутку испугалась.

Вера вынесла баранки, накрутив их на самовар, и со всем этим вернулась к столу. Она сама разлила кипяток по кружкам, добавила туда заварку из трав и чая, пододвинула кружку барину и хотела уйти.

Но мать тут же ее остановила:

– Присядь, – сказала она.

Та покорно опустилась на лавку и молчала, глядя себе на руки.

– А Вера попьет с нами чаю? – спросил Громов, рассматривая юное и красивое личико девчонки.

– Я сыта, – ответила она, застенчиво пряча от барина глаза.

– А я думал: мы посидим, обсудим работу, а заодно и чаю попьем. Ведь за чаем говорится легче.

– Вы говорите, я слушаю, – тихо отозвалась она.

– Дочь, – обратилась к ней Антонина Павловна, – надо дойти до барина и принять у него заказ.

Вера резко приподняла голову, бросила испуганный взгляд на мать, потом на Громова и уже вновь смотрела на матушку. А сама взволнованно мотнула головой и, еле шевеля губами, умоляюще проговорила:

– Маменька, может, ты сама… А-то вдруг… я что-нибудь напутаю…

– Пойди прогуляйся. А-то совсем засиделась за работой, – ласково попросила женщина. – Так и зрение испортить можно.

– Зачем идти, я на дрожках, – отозвался барин. – Домчу туда и обратно.

– Нет-нет, – совсем смутилась девушка, и яркий румянец накрыл ее щеки, – я сама… – только и могла выговорить она и засмущалась пуще прежнего.

– Вы пейте чай, – предлагала Антонина Павловна, глядя на дорогого гостя, – а-то совсем остынет.

Григорий Владимирович взял кружку, вдохнул ароматный запах предложенного ему напитка, отпил немного и похвалил:

– Такой аромат! Такой букет трав!

– Это всё Вера нас балует, – призналась Карнаухова. – Они там с бабушкой вдвоем ходят за травами, сушат их, смешивают. Какие оставляют на лечение, какие на чай, какие для баньки попариться. Настойки лечебные делают.

– Ваша мама лечит травами? – осторожно полюбопытствовал Громов.

Хозяйка отпираться не стала, а уверенно заявила:

– Лечит.

– И какие результаты?

– На всё воля Божия, – вздыхая, ответила она. – Кому суждено, тот вылечится, а кому нет, те так и останутся хворыми. Вот вы будете лечить лекарствами, и-то не все вылечатся.

Григорий Владимирович промолчал, понимая, что так оно в жизни и бывает.

– В вашей практике были случаи смертельного исхода? – внимательно смотрела на него женщина, теребя мозолистыми руками свою кружку.

– Были, – грустно признался он.

– Вот! Казалось бы, все есть: и знания, и лекарство, и умение. Но нет на то воли Божьей и нет человека.

– Я должен с вами согласиться, – покачивая головой, проговорил Громов и вновь взглянул на Веру.

В какой-то момент девушка заслушалась разговором взрослых, но под его пристальным взглядом, вновь потупила взгляд на стол.

– Моя мама стара становится, но хочет успеть научить всему внучку, передать свои знания. Ведь одна и та же трава, собранная в разное время суток, может вылечить или убить человека. Есть травы, которые надо собирать только до восхода солнца, трава, собранная после заката, несет яд. Вот мухомор, вроде ядовитый гриб, а настойками из него лечат больные спины, больные ноги.

– Как интересно, – отозвался барин, внимательно слушая портниху, – я изучал травы в городе и когда был за границей, но думаю… мне не мешало бы еще подучиться у вашей бабушки и… возможно… у Веры.

– Она не раскрывает своих секретов, – честно ответила Антонина Павловна и вновь взглянула на дочь.

– Вера, ты тоже знаешь травы? – спросил Громов, а сам не отрываясь разглядывал ее всю. – Бабушка уже научила тебя чему-нибудь?

Она пожала плечами, и не глядя на него, тихо ответила:

– Да. Я уже знаю, когда собирать, как сушить и какие травы от какой хвори.

– Это уже очень много! – порадовался барин. – И настойки готовить умеешь?

– Умею, – робко отозвалась девушка. – Очень важно ничего не перепутать… А-то можно загубить человека.

– А еще, – стала рассказывать Антонина Павловна, – мама много молится, перед тем, как взяться лечить больного. Поклоны кладет за него, на коленочках перед образами стоит. Без молитвы – это не лечение.

– Да, я, пожалуй, с вами соглашусь, без молитвы – это не лечение. Только молитвенник из меня никудышный, – вздыхая, признался он. – По воскресным дням к обедне хожу, да в большие праздники бываю в храме. А так, все времени не хватает. За границей был, так скучал по дому, по храму.