Не от стыда краснеет золото
– Ты видела?
– Нет, туда мы не попали. Не успели. Люди в автобусе рассказывали.
– Молодцы, однако, пороховчане!
– Молодцы.
– Вот, туристическая инфраструктура развивается и на пустынных степных просторах родного края!
– Примерно так!
– Ну, пошлепали в музей. Напишу заявление.
– Ты что! Когда это еще сигнализацию проведут!
– А пусть Никитка дежурит вместо меня! Что им, деньги лишние?
– Так они ж еще не переехали!
– Так и мы ж не завтра в Сарай собираемся. Люся, когда и ты уже своей работе «прощай» скажешь?
– «Мы вольные птицы, пора, брат, пора!» – не удержалась, процитировала Зоя Васильевна.
Но так случилось, что в Сарай им пришлось ехать уже на следующий день.
* * *
Никита Михайлович в кабинете был не один. За письменным столом напротив него сидел мужичок весьма колоритной внешности – коренастый крепыш, бритоголовый, прокаленный солнцем до коричневого цвета, отчего серые глаза его казались ярко-голубыми. Он с любопытством взирал на трех дам, гуськом втянувшихся в кабинет сразу же после того, как постучали, не дожидаясь начальственного «да!» или любезного «войдите!».
А когда Никита представил их друг другу, улыбка, если не сказать ухмылка, озарила закопченное лицо. Небось, Никитка уже успел понарассказывать баек гостю про своих трех помощниц.
Дмитрий Евгеньевич Шпигалев, руководитель археологической группы в Пороховом городище, старый знакомец Никиты, вот кто это был. Когда-то именно он приохотил школьника Мирюгина к археологии, именно под его руководством работал Никита в своей первой экспедиции.
Никита весь светился от радости, гость тоже. И все же женщины уловили некоторую напряженность, витавшую в кабинете.
– Вы что-то хотели? – спросил директор, не предлагая сесть. Он мягко намекал дамам на их не совсем своевременный визит.
Зоя Васильевна углядела на столе, на разостланном куске белой ткани, глиняную шкатулку, очень-очень похожую на ту, что она привезла из Сарая.
– Да вот… В дар музею… Презент из моего путешествия. Финансовый отчет, так сказать, – говорила она, протягивая директору привезенную шкатулку.
И тут Шпигалев, опередив Никиту, буквально выхватил Зоин презент у нее из рук.
– Новодел, – сказал, внимательно осмотрев шкатулку, и поставил ее рядом с Никитиной. Они были как близнецы – Но как похожи! – обратился он к Никите. – Как будто из раскопа. Ты смотри, как насобачились делать. И у кого учатся, умельцы?
– У интернета. Или из энциклопедий срисовывают.
И оба как-то враз погрустнели.
– Вы откройте! Там внутри монеты, – подсказала Зоя Васильевна.
– Да-а-а, мастера-золотые руки, даже состарить могут, прямо настоящие, – сказал Шпигалев, рассматривая монеты.
– А у меня вот еще… – сказала Люся. – Зоя подарила.
Зачем, спрашивается, выпрашивала, если сразу и отдает? Или от Зои не захотела отставать, раз пошла такая пьянка? Шпигалев протянул руку, взял у Люси монету с той же широкой ухмылкой, и вдруг ухмылка сбежала у него с лица.
– Где вы это взяли?! – не спросил, рявкнул.
– Зоя дала. Она в Сарае нашла, – пролепетала испуганно Люся.
Шпигалев повернулся к озадаченному Никите.
– Странно… – сказал растерянно.
…Когда дамы выкатились из кабинета, Шпигалев торжественно спросил:
– Никита, ты мне доверяешь? Я хочу сказать, ты мне веришь как человеку?
– Дмитрий Евгеньевич, что за идиотский вопрос? Извини! Риторический, я хотел сказать. И что ты ведешь себя как на торжественной пионерской линейке?
– Ты многим рассказал про шкатулку?
– Ну, мои все в курсе, конечно, работники. Мужики-копальщики…
– Начальству?
– Естественно, позвонил. Хотели сразу же приехать, да я уговорил до завтра отложить. Завтра сам пообещал привезти. Шкатулку отрыли уже после обеда, ближе к вечеру. И я что-то засомневался. Траншею-то неглубокую вырыли, какие там культурные слои!.. А теперь в еще большем сомнении… Но монеты-то – настоящие!
– Монеты настоящие. Пулы, дирхемы… – Шпигалев еще раз поочередно пересмотрел монеты, бережно и любовно опуская каждую на разостланную на столе белую ткань. – Видишь, арабская вязь? А на этом – монгольское письмо. Золотых в твоей шкатулке нет. А найденная твоей Зоей, как видишь, золотой дирхем. Скорее всего, индийский. Орда золотых не чеканила, а с Индией торговала активно. Вот так просто на земле валялся. А мы, как кроты, годами землю роем!
Он наклонился и произнес почти шепотом:
– Никита, у меня огромная просьба. Ты должен дать мне эту шкатулку. Завтра утром верну, клянусь. Может, даже сегодня вечером. Мне нужно… проконсультироваться… с одним человеком.
– Успеешь?.. Как я объясню, если…
– Да никому ничего объяснять не придется! Верну! Вопрос жизни и смерти!
– Прямо уж так – жизни и смерти? – спросил, колеблясь, директор.
– Ну… почти! Я сейчас ничего не могу тебе объяснить, но я не зря у тебя спросил, веришь ли ты мне.
– Ну, хорошо… – Никита не мог отказать наставнику и другу, отдавая себе отчет, насколько серьезно то, что сейчас происходит, и свою ответственность.
Шпигалев умчался вихрем. Вошла Лиза.
– Никита, там репортер из «Дня сегодняшнего». Хочет взять интервью.
– О чем?
– О кладе.
– О Господи! Да откуда?..
– Это же Стас Петров!
Неприятности не заставили себя ждать. Стас Петров – это была местная знаменитость: репортер от Бога, проныра и прохвост, он нюхом чуял жареное, везде у него все было схвачено. Как говорится, держал руку на пульсе. На пульсе всего былого и насущного родного Артюховска.
Откуда узнал?! Никита затосковал: кажется, влип.
Желание сердца – голове морока
Людмила Ивановна с кряхтеньем выползла из палатки, дотянулась до стоявшего у стенки стула, придвинула его и, упершись крепко руками, начала распрямляться. Она распрямлялась медленно, как обезьяна в процессе эволюции.
Достигнув позы, в которой японцы кланяются особо уважаемым людям, – поясного поклона – она передохнула. Потом осторожненько дистанцировалась от стула и оттолкнула его, отделившись, как ракета-носитель от выведенного на орбиту космического корабля. Дальше процесс разгибания пошел быстрее.
Распрямившись окончательно, она сунула ноги в стоявшие рядом с палаткой шлепанцы и, мурлыча «что день грядущий нам готовит?», пошлепала в ванную.
Пятиэтажка, где обитала Людмила Ивановна, перевалила полувековой рубеж. Может, по причине преклонного возраста, может, из-за близости к поверхности почвы подземных речушек-ериков, коими изобиловал их край, но в подвале их дома уже несколько лет вода не высыхала даже летом. Населяющие подвал комары летом предпочитали жить на воле, зимой же возвращались под родной кров.
Крупные, откормленные, веселые и злые, они, как все мутанты, были непобедимы, и казалось, умели проникать сквозь стены и с легкостью вспархивали на пятый этаж. А Людмила Ивановна жила на третьем. Разрекламированные реппеленты и электроотпугиватели были бессильны справиться с их количеством.
Жильцы пятиэтажки, которым национальная черта – российская смекалка – тоже не была чужда, стали думать и гадать. Кое-кто полез на антресоли и в складированные на лоджиях чемоданы и выудил марлевые пологи, хранящиеся по принципу «авось когда-нибудь пригодятся!». В них когда-то бабушки и деды коротали летние ночи во дворах, спасаясь от жары и еще не столь оборзевших в те времена комаров.
Транжирам, избавляющимся от старья, к которым относилась и Людмила Ивановна, пришлось пожалеть о своей недальновидности. Транжиры вынуждены были приобретать палатки. Кто – двухместные, со всякими наворотами и прибамбасами, то бишь повышенной комфортности и, соответственно, запредельной ценой. Люд попроще – и Людмила Ивановна тоже – подешевле.
Первое время палатка, как предмет насущной, еженощной необходимости, располагалась в центре комнаты. Мила раскладывала ее по вечерам, а утром, как рачительная хозяйка, убирала. Согласитесь, занятие нудное и для немолодой женщины проблематичное. Это же не постель с дивана собрать и в шкаф затолкать.
Поразмыслив, она сделала небольшую перестановку: позвала на помощь соседа Толика, и тот сдвинул ее шкафы. В освободившийся угол Людмила Ивановна втиснула палатку, и та стала даже не предметом мебели, а стационарной спальней. Теперь ее восемнадцатиметровая однушка в момент стала двушкой безо всяких незаконных перепланировок. И еще один плюс появился: отпала необходимость убирать постель. Вылез из палатки, задернул замок – и все! Гости могут приходить неожиданно.
– Что ты ее закупориваешь?! – отчитывала подругу Люся. – Спальню надо проветривать в первую очередь.
– Открытая в спальню дверь и святого введет в соблазн, – отмахивалась Мила.
Но как во всем плохом надо находить что-то хорошее, так и наоборот! На диване, проснувшись, свесишь ноги, наденешь тапки – и поднимайся. Организм легче собрать. В крайнем случае, обопрешься о диван. А в палатке?! Как встать с пола, чтоб у тебя нигде не защемило, не вступило, не заклинило? По утрам приходилось собирать организм в кучку пошагово, поэтапно.
После водных процедур и завтрака Людмила Ивановна ненадолго задумалась: как распланировать день. Принцип «не надо откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра» ей очень импонировал, но другая мудрость настоятельно рекомендовала: куй железо, пока горячо. Надо было ковать и идти в музей, подавать заявление на увольнение. А то, остыв, она уже начинала сомневаться в разумности своего вчерашнего выступления перед подругами.
Ну правда, можно ведь и поработать еще, до установки сигнализации. Не так уж много осталось. Куда этот Сарай денется? Лето еще впереди. И чего выпендрилась? Эмоции захлестнули. А если сейчас отложить с заявлением – так, гляди, и совсем передумаешь! Перед девочками неудобно.
Итак, в музей!
Вчера все так скомкано получилось. И у Зайки не вышло торжественно свой презент преподнести, и она сама с заявлением не сунулась из-за Никиткиного гостя. Все карты им спутал этот Шпигалев.
Они, чувствуя несвоевременность своего прихода, поспешили ретироваться, бурно обсуждая, кто таков, откуда взялся и что бы это означало – «из раскопа». Клад-то – их собственный, в музейной земле отрытый.
Допустим, кто такой и откуда взялся, Зайка им подробно объяснила. Почему взялся – Никита Михайлович сказал: старый друг и наставник приезжал по работе в археологическую группу, которая вела раскопки и на территории местного кремля – крепости, по-местному. И только по поводу последнего, самого интересного пункта, информации не было, поэтому у подруг родилось множество версий.
Они так увлеклись их обсуждением, что, распахнув калитку, снесли мужика. Это был не первый подобный случай, Никита все планировал переделать калитку, чтоб открывалась во двор, а не на улицу, да как-то очередь не доходила. Пока жалобу кто-нибудь из пострадавших не накатает.
Мужик был здоровый, довольно молодой, поднялся с земли и приласкал женщин ядреным матом. Они, чувствуя за собой вину, в первый момент хотели броситься на помощь, но застыли, ошарашенные сочной тирадой. Люся потом, позже, говорила с некоторой даже долей уважения:
– Наверно, в доке грузчиком работал. А может, вообще, боцманом плавал. Я такого еще не слышала!
Мила взорвалась и – мужику:
– А нечего под калиткой торчать! Вы что, не слышали, что к калитке люди подходят, значит, собираются ее открыть!
– Пока что я людей тут не вижу, – огрызнулся пострадавший. – Только трех старых кобыл! – и похромал прочь.
Вот где логика? Если пришел в музей, то почему уходит прочь? Не убили же его, в конце концов! Мимо шел или, может, высматривал чего? Что тут можно высматривать? Заходи в музей – и смотри, сколько влезет.
А хромать, кстати, перестал довольно скоро. Не так уж сильно и зацепили его.
– Хам! – пискнула вослед с опозданием Зоя, просто чтобы оставить за собой последнее слово.
– Какая странная походка, – задумчиво проговорила Мила, глядя ему вслед.
– Как будто два мешка подмышками несет, – добавила Люся.
– Я совсем недавно где-то уже такую странную походку видела, – попыталась вспомнить Зоя. Впрочем, безрезультатно.
* * *
– Я с вами не пойду, – категорически заявила Зайка. – Уже как-то даже и неудобно: в отпуске я или нет?! Чего шляться туда-сюда! Идите без меня. У меня дел полно, вчера день убила с этой экскурсией…
– А как насчет – поддержать морально подругу? – озлилась Мила.
– Люся поддержит! Мысленно я с вами!
– Ну, я это тебе когда-нибудь припомню! – пригрозила Мила. – Еще попросишь ты меня куда-нибудь с тобой сходить!
Проводив подруг, Зоя Васильевна с чашечкой чая присела к телевизору – местные новости послушать. И – опа! – не зря.
Стас Петров, который нередко раздражал ее настырностью и беспардонностью во время своих интервью, но, надо отдать ему должное, из чьих уст артюховцы узнавали самые свежие новости, порой весьма неприятные и неудобные для городского руководства, вещал. И с экрана на Зою Васильевну смотрел вчерашний Никитин гость – Дмитрий Евгеньевич Шпигалев!
Вчера в крепости, в самом отдаленном ее углу, где велись раскопки, в месте безлюдном, огороженном веревками с красными флажками и изрытом траншеями, на знаменитого археолога было совершено нападение.
Произошло это в обеденную пору, когда все на территории вымирает. Будний день, гуляющих в этом пустынном месте и в другое-то время почти не бывает. А тут еще и сами археологи, ведущие раскопки, отлучились ненадолго, купить чего-нибудь поесть-попить.
Потерпевший утверждает, что никого не видел, ударили его сзади. Возвратившиеся коллеги, к которым Шпигалев приехал решить некоторые производственные вопросы, нашли его лежащим в одной из траншей без сознания. Полиция предполагает нападение с целью грабежа – украдены кошелек и телефон. Потерпевший находится в больнице, состояние его медики определяют как среднетяжелое, но жизни его ничего не угрожает.
На этом Стас Петров, первым в городе изложив свеженький факт, традиционно перешел к обобщениям-обличениям, общему состоянию преступности в городе и вопросам правопорядка.
Ошеломленная Зоя Васильевна даже чай допить не успела, как во двор ворвались ее дорогие подруги, как будто их на вертолёте доставили.
– Собирайся! – рявкнула Мила с порога, – Такси ждет! Говорила же, чтоб с нами шла! Не пришлось бы ехать за тобой! Деньги тратить!
Увидела включенный на местном канале телевизор, протянула разочарованно:
– А-а-а, ты уже знаешь! А говорила – дел полно!
– Какое такси?! – пискнула Зоя.
– Желтое, с шашечками! – озлилась Милка. – Не задавай глупых вопросов!
– Мы тебе по дороге все расскажем, – пообещала Люся.
…Мила опять не успела написать заявление – прямо не судьба! Никита Михайлович собирался в управу, срочно вызвали. Какое-то внеочередное совещание по вопросам развития культуры. Собирая бумажки в папку, он тоже слушал местные новости.
– Прямо застыл, как соляной столб, когда про Шпигалева услышал!
– И давай сразу Лизе звонить, чтоб немедленно в больницу ехала. А та ему – ты что, забыл, к Костику врача вызвали, как я поеду!
– Так он нам деньги сунул – говорит, умоляю, дамы, поезжайте, проведайте моего друга, я очень беспокоюсь!
– И непременно передайте ему привет от меня! И скорейшего выздоровления! Непременно!
– Ну так само собой! Зачем же мы еще едем?
– А если к нему не пустят?
«Умоляю, костьми лягте, но пробейтесь! Людмила Ивановна, вся надежда на вас!» – рассказывала Зое весьма польщенная Мила уже в такси.
– А если… – сказала она тогда Никите.
– Никаких «если»! Это вопрос жизни и смерти!
– Чьей?
– Боюсь, что теперь уже моей, – вздохнул Никита.
– Вы не преувеличиваете? – испугалась Люся.
– Ну… почти. И звоните! Сразу же, как повидаете его. А лучше – дайте ему телефон, я сам с ним говорить буду!
– Прямо-таки весьма и весьма загадочно! Что уж он так обеспокоился? Сказали же, что жизни ничего не угрожает!
– Неладно что-то в нашем королевстве, – вздохнула Зоя Васильевна.
– «Король Лир»? – попробовала угадать Мила.
– «Гамлет». Но там – в Датском.
– Да, и еще, чуть не забыли! – вклинилась Люся. – У калитки музея опять чуть не столкнулись со вчерашним мужиком.
– Каким?
– Ну, боцманом! Что мешки подмышками таскает!
– Господи! Чего он там отирается?
– Вынюхивает что-то, гад!
– Может, это он – Шпигалева?! Не зря же трется!
– Нет, девочки, – сказала Зоя Васильевна, немного поразмыслив. – Если бы Шпигалева – он, чего бы он возле музея терся? Он же тогда должен искать его или в морге, или в больнице.
– А если он его найдет в больнице?! – заорала Мила. – А если уже нашел?! Да прибавьте же вы газу, что вы ползете, как беременная черепаха!
– Вообще-то, черепахи откладывают яйца, – не преминул поправить водитель. Он с заметной опаской слушал разговор своих пассажирок.
– Значит, как черепаха, беременная яйцами!
– Ты не нас слушай, а следи за дорогой, сынок! – вклинилась Люся, обидевшись за подругу. – А то ненароком переедешь беременную черепаху.
Грамотный нашелся.
Медсестричка, прелестная, как розовый бутон, – в розовых брючках и курточке, с бейджиком «Кристина» на кармашке куртки, раздраженно дернула плечиком:
– Прямо жор на вашего Шпигалева! «Ищут пожарные, ищет милиция…»
– А при чем тут пожарные?! – Мила сегодня не попадала в струю.
– Ну не пожарные, газетчики! Родственник тут какой-то нарисовался, прямо за горло брал – пустите его! А Шпигалев ваш никого видеть не хочет! НИКОГО, сказал!
– Нас захочет! Вы скажите ему, что мы от Никиты Владимировича!
– Щаз-з-з! – скривилась куколка, – Митькой звали вашего Шпигалева!
– Так его Митькой на самом деле зовут!
– Тьфу, да я не об этом. Сбежал ваш Митька! Даже следователя не дождался!
– Как сбежал? В состоянии средней тяжести?!
– Ага! – злорадно подтвердила Кристина.
Подруги уставились друг на друга.
– И что ж теперь делать?
– Звонить Никите, – пожала плечом Зоя Васильевна.
Никита долго не отвечал, потом перезвонил сам.
– Я не мог говорить, – объяснил. – Ну, что там у вас? Как сбежал? – у него даже голос сорвался. – Куда? – и сам понял, что сморозил глупость.
– Вот что… Дорогие мои дамы. Раз уж я вас в это дело впутал, помогайте мне и дальше. Я потом вам все объясню. Я сейчас продиктую домашний адрес Дмитрия Евгеньевича, берите такси и поезжайте к нему домой. Скажите ему только это – что я передаю ему огромный привет. Потом перезвоните!
Дома Дмитрия Евгеньевича тоже не было.
– Покидал кое-какие вещички в рюкзак и рванул, как будто за ним черти гонятся, – сказала не на шутку обеспокоенная жена. – Ничего не объяснил, обедать не стал, голова забинтована, морщится от боли, таблетки все глотал. Я его никогда таким не видела. Что случилось, вы не знаете?! Что Никита сказал?
– Да что вы, ничего страшного не случилось, Никита Михайлович просто беспокоится о его здоровье. Они же только вчера встречались, и вот на тебе!.. А Дмитрий Евгеньевич ничего вам не рассказывал про случившееся?
– Говорю же, ничего! Сказал только, чтоб не волновалась, что скоро увидимся, что перезвонит, прыгнул в машину и – привет!
– А куда поехал, не сказал?
– Нет, но, судя по походному комплекту, назад в экспедицию.
– У него машина серенькая такая? – спросила Люся, вспомнив, что вчера возле музея стояла серая машина, когда они приходили.
– Ну да, мокрый асфальт.
– Иномарка?..
– Ну да, «Тойота».
– Такой… джип?
– Ага. Внедорожник. Скажите ему, чтоб позвонил обязательно! – крикнула вслед. – Или сами мне позвоните, пожалуйста!
При этом она как-то выпустила из виду, что своего номера не сообщила.
– Тебе зачем это? – спросила Мила чуть позже, когда дамы, простившись с женой Шпигалева, ехали в такси. – Знаток иномарок.
– Не знаю. Так, на всякий случай спросила.
– Ты бы уж тогда и номера спросила.
– Не догадалась. Сама бы и спросила!
– Так мне не надо.
– Ну и молчи тогда!
– «Серенькая такая»… джип, одним словом!
– Тебе на том свете черти индивидуальное наказание назначат: языком сковородку лизать!
– Я вот стопроцентно уверена: соседнюю сковородку будешь лизать ты.
– Господи, – взмолилась Зоя, – и когда ж вас мир возьмет! Еще вчера так дружили!
– Да что ж ты так переживаешь! Мы же любя. Перчику добавляем в отношения.
– Да горечь несусветная получается!
– Ну, это как на чей вкус! Ты же у нас вообще острого ничего не любишь.
…Эта перепалка была потом. А пока – таксист терпеливо их ожидал. На подходе дамы увидели, как от окна водителя отлепился толстый мужик и торопливо пошагал прочь.
– Небось, перебить нам поездку хотел? – обратилась Люся к таксисту. – Двойную плату предлагал?
– Не-е, – меланхолично ответствовал водила. – Спрашивал, кого привез. Не мужика ли с забинтованной головой. Я сказал – трех баб.
Головы трех баб синхронно повернулись в сторону улепетывающего мужика, но тот уже скрылся за поворотом.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – задумчиво промолвила Мила. – Но откуда-то же он знает про мужика с забинтованной головой!
С дороги позвонили Никите: доложили обстановку. Сказали, что едут в Пороховое, водитель такси попался хороший, не отказался везти, ждал их все время.
– И такой молодец! Так быстро едет! Мы скоро уже будем на месте!
Произнося эту хвалебную тираду, Мила подмигивала, гримасничала и взглядом показывала подругам в сторону водилы: вот, дескать, какой я дипломат и льстец!
И сглазила, как выяснилось впоследствии. Но пока она уселась на переднее сиденье, но тут же развернулась к подругам – а как иначе разговаривать!
Никита похвалил за инициативу и обещал возместить транспортные расходы. Голос у него был замогильный, тон – похоронный.
– Крепко нашего Никитку прижало!
– Не иначе, втянул его во что-то его друг разлюбезный! А он – нас.
– Не нравится мне это все! И эта погоня тоже…
– Да уж… Чем только это все кончится?
Интересовалась-то Люся у шпигалевской жены его автомобилем и не зря, как выяснилось. Где копают археологи, подруги не знали. Единственный ориентир, бывший в их распоряжении: стоянка археологов находится где-то поблизости от Сарая-Бату. А посему рванули к ордынскому городу, рассудив, что там люди подскажут.
И уже на подъезде, с дороги увидели шпигалевский автомобиль: он стоял у одной из юрт.
– Это юрта шамана, – в недоумении произнесла Зоя Васильевна. – Что ему тут-то понадобилось?
– Чем дальше, тем страшнее, – резюмировала Людмила Петровна.
– Совета у шамана спросить хочет, – добавила Людмила Ивановна.
Зоя Васильевна обратилась к водителю:
– Вы нас подождите еще, мы быстро.
Водила из реплик и намеков, услышанных за дорогу, сделал для себя какие-то выводы, для дам нелестные, и заявил:
– Расплачивайтесь, и я уезжаю! Ждать не буду! Мой рабочий день закончился!
– Да как же так! Вы же нас не бросите? Мы только спросим, – залопотали подруги хором, но таксист был непоколебим. Он чего-то опасался.
Люся показала пальцем в спину водилы, а Миле – на ее рот, и помахала выразительно пятерней, что означало: бла-бла-бла, мол, хреновый ты дипломат и льстец. Милу перекосило.
– Самим надо было меньше языками молоть! А то – «каляк-маляк…»! Конспираторы!
Она протянула водиле деньги:
– По тарифу!
– Как это по тарифу?! Вы обещали в двойном размере!
– О двойном размере никто не говорил. Мы обещали не обидеть.
– Ну?
– Баранки гну! Не обидеть – это за добросовестную работу, когда назад доставишь. А ты, сынок, хочешь нас, старых беспомощных женщин одних в пустыне бросить! Все равно ведь пустым назад поедешь!
– Не ваше дело! Подберу кого-нибудь! Мамаши мне нашлись, «старые беспомощные»! Может, вы шахидки? Приехали тут взорвать кого-нибудь! Или зарезать… А меня потом феэсбешники таскать будут как соучастника! Мне проблем не надо!
– Да ты часом не оборзел, сынок? Я тебе сейчас дам шахидок! – Мила, вцепившись в дверцу одной рукой, замахнулась на таксиста сумочкой.
– Старые клячи! – с чувством вымолвил шоферюга, выдирая из цепких Милиных ручек дверцу, – Связался я с вами на свою голову! – и газанул, подняв облачко рыжей степной пыли.
Пыль медленно рассеялась.
– Обалдеть! – сказала интеллигентная Зоя Васильевна неинтеллигентно. – Как с цепи сорвался. Козёл!
– Я бы сформулировала по-другому, – добавила меланхолично Людмила Петровна.
– Девочки, что это в последнее время на нас то матом ругаются, то обвиняют, не пойми в чем? – недоумевала Людмила Ивановна. Это мы-то – шахидки?!
Пока длился весь этот базар, машина Шпигалева исчезла, а юрта шамана оказалась закрытой. И на обычной деревянной двери, ее закрывавшей, висел обычный замок.
