Не от стыда краснеет золото
Саму Милу, при всех ее крупных статях, толстой мог обозвать только человек, которому она была резко антипатична. И только с единственной целью – побольнее ужалить.
– Юбка до пят, из марлевки, сто лет уже такие не носят. Соломенная шляпа, солома там, конечно, и не ночевала, синтетика. Из-под шляпы – темные волосы, каре, вроде бы. Лица не разглядела, очки черные в пол-лица, даже в помещении не сняла. Ярко-красная помада. Ну вот только ротик – как у Джулии Робертс. Всё!
– А чего, собственно, вы так переполошились из-за этой тетки?
– Да не из-за тетки! Из-за монет.
– Мы с этим Сараем да с кладами скоро уже с ума сходить начнем. Везде монеты, монеты, монеты!..
– Теперь уже другой вопрос: почему она так прореагировала на Милкино появление?
– Прямо припадочная какая-то!
– Может, вы с ней все-таки знакомы?
– Да что ты, ей богу! Я бы узнала.
– Тем более странно! На милицейского работника ты никак не тянешь…
– Ну а монет ты так и не разглядела?
– Конечно, нет!
– Допустим, монеты из Сарая. Подделка или настоящие?..
– Допустим! Если подделка, то все становится более-менее понятным. Она и так настороже, а тут ты несешься, как танк. Просто нервы не выдержали.
– А если настоящие? Если они из того клада, что мы нашли?
– Тогда они расползаются, как тараканы.
– Есть и еще вариант: где-то имеется другой клад.
– А та шкатулка, что у нас в музее отрыли, – это уже третий? Но Никита сказал, что на той глубине, где в траншее нашли нашу шкатулку, она быть не могла, слишком мелко. «Биржевики» же не копали до культурных слоев.
– Так что же, ее сначала зарыли специально, чтоб потом откопать? Но это же безумие какое-то! «Бриллиантовая рука»!
– И почему именно у нас в музее, именно в Артюховске, а не в другом городе или в том же Пороховом?
– И почему тетка объявилась в Артюховске, чтобы монеты продавать?
– Ну, этого мы не знаем, может, она не только в Артюховске успела побывать.
– В Пороховом нельзя, слишком близко от раскопок.
– И вполне вероятно, что это все провернул житель Порохового, чтоб подальше след увести.
– Тогда понятно, почему шкатулка – новодел, а монеты настоящие.
– Почему?
– Этому товарищу просто надо было выиграть время. Пока в Артюховске разберутся, что настоящее, а что нет! Экспертизы, то, сё. А в Пороховом – археологи рядом, специалисты. Вон, Шпигалев сходу определил.
Дамы задумались.
– И все-таки, что бы это значило – «из раскопа»? Может, монеты у него украли, из найденных ими? Помните, я рассказывала, в газете читала про две шкатулки?
– Тогда бы крали со шкатулкой!
– А если нельзя было? А несколько монет – можно!
– Тогда это кто-то из своих, шпигалевских. Потому он и мечется, Никита же сказал, что тень на него падает.
– Нет, не может быть! Археологи – бессребреники, это же их работа!
– Ой-ё-ёй! Как будто в банках банковские работники не воруют! Каждый день в новостях, мы же телевизор смотрим!
– А потом, они же наверняка давным-давно эти шкатулки сдали, куда положено, да по описи, да все пересчитали до монетки! Как-то там у них же все это делается!
– Может, новые откопали? В прессу же не всё попадает!
– Ага, каждый день – по шкатулке! Будет вам.
– Девочки, – задумчиво сказала Люся, – мы удалились в сторону. Если шкатулку в нашем музее закопали, для того, чтобы её нашли, то главный вопрос – кто же её закопал?
– Тот, кто знал про траншею!
– А пороховчанин никак не мог про нее знать!
– Неувязочка…
– Вот что: надо идти на «биржу». Сейчас там все равно уже никого нет, время послеобеденное, работнички так долго не сидят. Завтра с утра. Расспросим тех, что в музее траншею рыли.
– Эх, Лиды нет! Она бы с ними в два счета поговорила.
– А кстати, Люся, ты ей звонила?
– Звонила, – безнадежно махнула рукой Люся. – Она только пару вопросов Бурлакову успела задать, он ее остановил. «Любимая, – сказал, – я же знаю, откуда ветер дует. Все в свое время. Узнают твои подруги, что к чему. Тебе первой расскажу, как дело закроем. А пока – тайна следствия!»
– Гад!
– Скотина безрогая!
– То-то ему сейчас икается!
– Да ну, – вступилась по обыкновению Зоя, – это же его работа. И кстати, давайте уже обедать!
Впрочем, участия в том, чтобы накрывать на стол, она потом не приняла. Все это время задумчиво вышагивала по кухне.
– Уйди в зал, – рассердилась Люся, – не путайся под ногами!
– Не мешай ей! – вступилась Мила, – она думает.
– Пусть в зале думает, там ей никто мешать не будет!
Зоя в этот момент резко затормозила. Вероятно, ее память, в которой все это время шла подспудная работа, выдала конечный результат.
– Девочки, вы можете считать меня сумасшедшей, но если бы эта тетка…
– Какая тетка? – не поняла Люся, – в парикмахерской?
– В салоне! Если бы эта тетка не была теткой, я бы сказала, что это… Варвара!
– Какая Варвара? – теперь уже «не въехала» и голодная Мила.
– Не какая, а какой! «Любопытная Варвара»! Дружок Боцмана.
– Да с чего ты взяла?!
– Голос у него очень противный, но своеобразный.
– Как ты могла узнать его голос, если он сказал там, под стеной Сарая, всего пару фраз!
– Да, но каких фраз! – согласилась Мила уважительно. – Хотя до Боцмана ему, конечно, расти и расти.
– Голос тетки мне сразу показался знакомым, – задумчиво продолжала Зоя, – резкий такой, с приблатненными интонациями…
– Но мужской-то голос от женского можно отличить?
– Да не всегда! Если у женщины он прокуренный, низкого тембра, а у мужчины – высокий? Тут фактор одежды роль играет. Сразу настраиваешься на восприятие по половому признаку. Это первая реакция – во что человек одет.
– Бывают же похожие люди! А может, она родственница Варвары?
– Но с чего она так шарахнулась от Милы, как черт от ладана? Откуда она может знать Милу?
– И чем это, и когда я ей так насолила?!
– Может, Варвара замаскировался под тетку? – несколько колеблясь, предположила Мила.
– Зачем?
– Но – монеты же продавал! А если они – из Порохового городища? Для конспирации.
– Все! – решительно пресекла Люся. – Обедать! А то у вас на почве голода уже глюки начинаются.
Но и за обедом Люся с Милой продолжали, пережевывая пищу не слишком тщательно, как советуют классики советского юмора Ильф и Петров, пережевывали и тему маскарада Варвары, странного поведения Шпигалева, шкатулок с монетами, монет без шкатулок, и всего, из этого следующего.
Зоя вяло жевала, опять погруженная в мыслительный процесс. Мила и Люся, кивая на нее, перемигивались, но не мешали: Чапай думает! Может, еще чего конструктивного придумает.
Поднеся ко рту вилку с наколотой на нее шпикачкой, Зоя вдруг застыла и медленно положила вилку обратно на тарелку.
– Девочки, я вспомнила, где видела Боцмана в первый раз!
– Ясно, где! Мы все его там видели! В первый раз – возле музея, когда калиткой снесли!
– Это был второй раз! В первый раз я его увидела, когда хотела у Никиты отпуск просить. Я тогда волновалась, что подвожу его, речь готовила, а он во дворе с рабочими рассчитывался. Я у окна стояла, когда рабочие уходили, и Боцман был среди них!
– Ты ничего не путаешь?!
– Нет! Я, конечно, видела его со спины, но подумала прямо Люсиными словами: походка, как будто две сумки подмышками несет. Я тогда была… м-м-м… в прострации, потому это и проскользнуло где-то по задворкам памяти.
– А тут из-за этой Варвары ты и вспомнила! По ассоциации!
– Мозговая атака!
– Нет, ну какие же мы все умные! – восхитилась Зоя
Она тоже хотела было добавить, что ей кажется, будто она и Варвару где-то когда-то вроде бы видела, но подумала, что это будет уже перебор. Подруги подумают, что у нее головокружение от успеха, не поверят и высмеют.
– Та-а-ак! – протянули Люся и Мила одновременно. – И что это значит?
– Что это его из Порохового понесло в Артюховск?
– Да еще и в бригаду «биржевиков» затесался! Подработать приехал? В селе – негде?
– Ближний свет! А потом, выходит, и второй раз приходил, терся там, вынюхивал!
– Может, музей грабануть хочет?!
– Да ну вас! Что там грабить? Старьё купеческое?
– Ну вы же умные, – с ласковой насмешкой сказала Зоя. – Сложите два и два!
– Он приезжал закопать шкатулку!
– А потом хотел удостовериться, что ее нашли, потому что в газетах ничего написано не было.
– Никита-то от интервью со Стасом Петровым отказался!
– И стал его злейшим врагом на всю оставшуюся жизнь!
– Значит, завтра с утра на «биржу». Водку купить и – «колоть» их, «колоть» жестко!
По этому поводу они налили себе по маленькой и с удовольствием закусили.
– Ну ладно, – сказала Люся. – Боцман и Варвара замешаны, однозначно, Шпигалев тоже каким-то боком причастен. Каким именно? Кто на него напал в крепости? Почему он сбежал от следователя из больницы и носится по степи, как оглашенный?
– А мне вот интересно еще одно, – промолвила Зоя, опять погруженная в мысли. – С какого боку тут шаман? Почему Боцман с Варварой его мутузили? Почему он покрывает Шпигалева?
– Светоч мысли ты наш! – сказали подруги безо всякой иронии. – А в самом деле, почему?
Прощаясь, обсудили еще один момент.
– Как вы думаете, девочки, – спросила Зоя, – Бурлакову позвонить? Рассказать?
– А ты как считаешь?
– Я бы рассказала!
– Шиш ему на постном масле! – сказала злопамятная Мила. – Как он нам, так и мы ему!
– Ну, у него же работа такая!
– О, этот твой постоянный аргумент!
– А что ты хочешь ему рассказать? – спросила Люся. – Про тетку, которая продавала монеты дедушки-нумизмата? И вам с Милой показалось, что у нее голос Варвары? А кто такая Варвара? Это, знаете ли, Вадим Сергеевич, вообще мужик, это мы его так прозвали! И он – друг Боцмана, который, вообще-то, не боцман, а незнамо кто. И где они живут, мы не знаем, но нам кажется, что в Пороховом. А этот Боцман подкинул в наш музей шкатулку со старинными монетами, чтоб ее тут поскорее нашли. Ты сама вслушайся в этот бред!
– Бред, – согласилась Зоя. – Он сочтет, что мы в окончательном маразме.
– Ну вот!
– И про шкатулку, найденную в музее… – подключилась Мила. – Сначала бы с Никитой перемолвиться! А то мы как бы через его голову прыгаем. А он нам не чужой всё же, хоть почти уже и не начальник. И Шпигалев – его друг!
– Тогда так, – подытожила Зоя. – С утра – на «биржу», потом, по-быстренькому, к Никите. А обеденным автобусом – в Пороховое. Может, попадем к шаману. А если нет, то Надю с Васей осторожненько порасспрашиваем, опишем Боцмана и Варвару. Если они местные, их узнают по описанию, расскажут, что за фрукты. Вот тогда уже можно будет и звонить Бурлакову.
– Нас же звали на субботу!
– А мы приедем в пятницу, вроде как помочь!
– Ага, без приглашения и просьбы о помощи!
– Без них, – сказала Зоя. – Свои люди, не осудят. Да они еще благодарны будут, когда увидят, как Мила столы накрывает!
– Ты становишься пофигисткой, как наша дорогая подруга, – вздохнула Люся. – «Авось» да «небось»! Скоро я и от тебя услышу словечко – «рассосется»!
– Так мы же уже, практически, одной крови! Короче, сумки с продуктами и подарками с вечера приготовьте. Завтра будет некогда.
* * *
«Биржевики», как обычно, сидели в сквере на составленных в каре лавочках, под выкрашенным в канареечный цвет памятником Феликсу Эдмундовичу с младенцем на руках.
Было их не очень много. В летний сезон мужские руки, какие-никакие, хоть и принадлежащие пропойцам, ценились высоко. Спрос на них был хороший: ремонты, огороды – мало ли проблем у одиноких женщин?
Слава Богу, были среди присутствующих и те несколько человек, что копали недавно траншею в музее. Подошедшие к работничкам три женщины стали уже им почти как родные. Без лишних разговоров одна извлекла из объемистой сумки поллитру. Понимающие женщины, культурные.
– К нам прямо у ворот мужик один прибился, – рассказал бугор. – Здоровенный такой, мордатый, прилично одетый. Ну, не бомж, по крайне мере. «Братцы, – сказал, – возьмите в долю. Погудел вчера в кабаке, шалава кошелек вытащила. Не за что и домой доехать»!
– И вы взяли?
– Взяли, конечно, не денег же просит, работы. В беду человек попал.
– А потом?
– А потом он же и шкатулку с монетами откопал. А когда директор ему денег дал за это, он их нам все оставил, в благодарность. Хороший человек, справедливый.
– Не, не путай! – вклинился один из рядовых тружеников. – Шкатулку он нашел во второй раз.
– В какой-такой второй раз?!
– Так он к нам два раза подходил. Второй раз специально приехал, чтоб нас отблагодарить. С понятиями человек! Вот только дурак.
– Чего это он дурак? – возмутился бугор.
– Кто клад нашел? Мы! Чего было в музей отдавать? Может, ему цена – миллион долларов! Надо было себе оставить.
– Ряба, ты как с Луны! Он же тебе русским языком сказал: по закону, на чьей земле найдено – того и клад. Нашедшему долю выплатят после экспертизы и проверки ментовской, не краденое ли. Ага, тебе с твоей рожей только в проверке и засветиться! Во всех кражах за последний год признаешься. А тут тебе взамен – живые деньги, приличные!
Враги делятся на три вида: враг, враг друга, друг врага
В Пороховое они прибыли последним автобусом, как раз к ужину. И не они одни, как выяснилось. Заранее приехали и две дочери. Одна с мужем и тремя детьми, другая – безмужняя, с двумя. «Разбежались с мужем», шепнула Надя.
Приехали они с той же благой целью: помочь в готовке. Но их-то ждали! В просторном дворе уже был устроен шатер в летнем варианте: навес со стенами из москитной сетки. Сейчас сетка была скатана и закреплена на пластиковой крыше навеса, а завтра вечером, когда начнут лютовать комары, ее опустят. Вечером-то как раз самое веселье и начнется. И наряды новобрачных, и меню давно были обдуманы.
– А кто будет тамадой? – поинтересовалась Зоя. – Из города пригласили?
– Зачем нам городские?! У нас и свои имеются. Сеня-младенец будет вести, пока не накушается, а потом – баян, магнитофон, тамада тогда уже никому и нужен не будет. Каждый себе – тамада!
– Младенец?
– Это кличка у него. Он, когда рюмку поднимает, обязательно перекрестит ее и примолвит: «Да не пойди во вред младенцу Семёну! Да выйди нечистая сила, да вселись праведная»!
– А когда накушается?
– Ну, это не скоро случается! Практически весь вечер отведёт. Зато веселья! Балагур, анекдотчик, песенник! Такой тенор – Лемешев, Козловский! Цены ему нет как ведущему, ваши городские в подметки ему не годятся!
– А когда накушается, – подключился Вася, – его жена на плечо себе погрузит и относит домой. Он – мужчина миниатюрный, а Ленка – женщина ба-а-алшая! В большой любви проживают, однако.
– Еще у него кличка – «Сеня-символический».
– Почему?
– Не любит тех, кто в застолье мало пьет или не пьет совсем. Зачем тогда пришли на торжество, говорит! Сидели бы дома, не портили людям праздник! Он таких с самого начала вычисляет и прилипает, как репей. Еще никто от него не мог отбояриться.
– Да, точно! Для таких гостей у него в кармане специально стакан граненый, советский, и вот он уговаривает: «Ну, пять капель, чисто символически!», а когда гость сломался, вбухивает полный стакан.
Какие инквизиторские методы! – подумала Зоя Васильевна, и в уме сделала пометку: поставить под стол, возле ноги, бутылку минералки без газа, и наполнять свою рюмку по мере необходимости.
– А вот вы говорите, Лена – большая женщина. Наверно, голос у нее грубый, резкий? – заинтересовалась Люся. – Такой… прокуренный?
– А вот и нет! Голосок ангельский. Полное несоответствие комплекции. Вообще, пара занятная! Мы-то уже привыкли к ним.
В кухню, где они ужинали за большим столом, вплыла младшая внучка Нади и Васи, от той дочери, что безмужняя. На голове у нее красовалась бумажная корона, на плечи была накинута старенькая тюлевая штора, завязанная на груди грубым узлом и волочившаяся по полу. В одной руке она держала пластмассовую палочку – волшебную палочку одной из своих кукол-феечек, а в другой – небольшой резиновый мяч. Скипетр и держава.
– Королева хочет конфет! – грозно промолвила самодержица.
– У королевы диатез, ей нельзя много сладкого, – возразила мать, Олеся.
– Королевам нельзя отказывать! Все их желания надо исполнять!
– А вот я возьму и откажу!
– Тем, кто не выполняет желания королевы, отрубают головы!
– Я сейчас королеве за такие слова по заднице надаю! – сказал, приподнимаясь, дедушка Вася.
Королева с хохотом кинулась наутёк, но запуталась в мантии и шлепнулась на пороге. Смех сменился на утробный рёв. Периодически королева отрывала голову от пола и зорко взглядывала на публику. Вскоре стало ясно, что подданные не слишком-то реагируют, и испуганный рев перешел в горловой, нарочитый.
– Она устала, – вступилась сердобольная бабушка королевы. – Пора ее мыть, поить кефиром и укладывать.
Подруги поняли, что пора и им, и поднялись из-за стола.
– А вы куда?! Сидите-сидите! Еще чай будем пить!
– Нет-нет, нам тоже уже пора. Куда еще чай?! Мы пойдем ночевать в караван-сарай.
– Да вы что, в такую даль!
– Да какую там даль? Дойдем, еще совсем светло.
– Еще чего! – вскинулся Вася. – Выдумали! Кто вас там сегодня ждет? Под выходные рыбаки и туристы приезжают. Небось, все места заняты! Сколько там той гостиницы, не больше десяти мест, наверное.
– Мы везучие, устроимся! Что ж мы, как снег на голову вам свалились!
– Нет-нет, и не думайте! Меня люди засмеют! Гостей в Сарай ночевать отправила! Разместимся как-нибудь, мужики в пологе во дворе лягут.
– Какой полог, у вас шатер весь двор занимает! – сказала Люся, глядя с осуждением за Зою.
Вот, мол, плоды твоего эксперимента. Поставили людей в неудобное положение. Зоя и сама мучилась чувством вины.
– Нет, мы пойдем всё-таки, нам хочется прогуляться, после такого-то ужина! – мотивировала она. – Утрясти надо!
– У вас такие красивые места, – не отставала и Мила. – И мы совсем не устали! В кои-то веки на природе побываем.
– Ну, тогда подождем немножко, Вася съездит к сестре, посуду нужно привезти. А потом он вас отвезет, и если мест в гостинице не будет, привезет обратно.
– Чего мы Васю будем ждать, время вести! Гляди, и темнеть начнет!
– И найдут нам места, куда они от нас денутся, мы любого уболтаем!
– Тогда пойдем потихоньку, я сама вас провожу до Сарая, а Вася посуду привезет и за мной подскочит. Иначе я и ночь спать не буду. Срам какой!
Пришли, наконец, к консенсусу. Вася уехал с зятем за посудой, Олеся с Викой занялись детьми. Женщины начали собираться в путь, и не ближний, но и не особо дальний, уже им знакомый.
Надя взяла стоявшую у ворот штыковую лопату и вытащила из нее черенок.
– Хозяин! – сказала насмешливо. – Никак не закрепит, гвоздь ему вбить некогда.
– А зачем ты его берешь? – заинтересовалась Мила.
– Собак развелось по селу!
– А я от собак, вернее, для собак, хлеб в сумке всегда ношу, – похвасталась своим ноу-хау Зоя.
– От четвероногих, может, и поможет, но не от двуногих.
– А… что… небезопасно у вас? – струхнули дамы, в момент растеряв смелость.
– Да было безопасно, а теперь, после того, как рыбак пропал, как-то заопасались. Слышали, поди?
– Нет, откуда? – прикинулись валенками подруги. – Расскажи!
– По дороге расскажу! Да это я так, на всякий случай, – успокоила Надя, видя, что гостьи заметно обеспокоились. – Говорю же, оставайтесь!
– Да нет уж, решили – так идемте уже!
Степные комары были злыми и наглыми. Они бесстрашно бросались на путниц, как камикадзе, и гибли под их ударами, не предпринимая ни малейших попыток спастись. Скоро лица, руки и ноги путешественниц покрылись кровавыми разводами и стали напоминать боевую раскраску индейцев. Они горько пожалели, что не послушали Надю и не дождались Васи.
Между тем сама Надя шла спокойно, беспечно помахивая черенком лопаты, как английский денди тростью. Ни одной собаки – ни двуногой, ни четвероногой – им так и не встретилось.
– Они что, тебя совсем не кусают?! – жалобно простонала Зоя.
– Они своих не трогают! – пошутила Надя. – Небось, ваши, артюховские, тоже вас не трогают?
– Еще как трогают! Мила вон круглый год в палатке спит.
– Как так?
Надя долго хохотала. Дорогой она рассказала историю про пропавшего рыбака, уже известную ее гостьям лучше, чем ей самой. Но гостьи жаждали подробностей, деталей, а их Надя не знала – только те, что передавал деревенский бабий телефон. У нее же не было под рукой ни Бурлакова, ни Никиты со Шпигалевым.
– А вот, Надя, не знаешь ли ты, случайно, такого мужика?.. – и Зоя описала Боцмана. – Он, вроде бы, в вашем селе живет.
– Здоровый?.. Матерщинник?.. – задумалась Надя. – Да у нас пол-села таких!
– У него еще друг такой – пониже, но толстый…
– С усиками такими дурацкими! Как у Гитлера.
– И тоже матерщинник!
– Ой, да про мат вы даже и не говорите! Тоже мне, особая примета! У нас младенцы матерятся.
– У нас, честно говоря, тоже, – призналась Зоя. – У этого друга может быть сестра, и они очень похожи.
– Даже не придумаю, кто такой, – опечалилась Надя. – А других примет нет?
– Есть! – вспомнили подруги самое главное. – У этого Боцмана… то есть, у здорового… походка смешная. Ходит враскачку, как по палубе, и руки держит колесом, как будто что-то носит подмышками.
– А-а-а! – осенило Надю. – Так это Генка Звягинцев! Крокодил Гена. Он недавно в село вернулся, а то все по белу свету мотался. Только он не плавал, а все больше на суше, по разным экспедициям. Говорит, «я гоняюсь за туманом»! Только враньё это, жлоб он, за копейку удавится.
– А друг?
– А вот друзей у него здесь и не осталось никого: кто умер, кто уехал, кто за ум взялся, семейно живет. С усиками, говорите?.. Может, это Шурик? Так он в Сарае работает, там же и живет. Уж не знаю, какие они с Генкой друзья, но мы с Васей как-то видели их на остановке, вместе они сидели. А мы внуков домой в город отвозили, не остановились подобрать. А зачем он вам?
– Да он Миле понравился! – заторопилась Люся, и Миле пришлось захлопнуть рот в возмущении. – Мы с ним в прошлый раз возле Сарая встретились!
– Да-а-а? – протянула Надя, глядя с недоверием на Милу, клокочущую от гнева. – Странно… Чему там нравиться?… Лично я бы, извините, конечно, на одном гектаре с ним не присела. Ну да на вкус и цвет, как говорится…
В глазах Нади Милкина репутация опустилась ниже некуда.
– Он нам всем очень… понравился! – Мила в отместку решила уронить репутацию подруг. – Только Люся признаваться не хочет. Чего ты застеснялась-то?
До Нади дошло, что тут кроется какой-то подтекст, но объяснять, какой именно, ей никто не собирался.
– А где он сейчас работает, этот Гена-крокодил?
– К археологам подался.
– К археологам?
– Наверно, золотые горы ему посулили, иначе не пошел бы. Но, говорит, только на этот сезон, не по мне, говорит, работенка. Его наш председатель сельсовета уболтал.
– А кому говорит?
– Да всем. Васе говорил.
– Так он же в степи, на раскопках!
– Не знаю! По-моему, он в селе чаще болтается, чем у археологов вкалывает.
– А Шурик – он кто? Тоже ваш, сельский?
– Шурик вам тоже понравился?
– Ну… да… Зое!
Зоя от возмущения пискнула. Надя глядела на них как на больных.
– Нет, Шурик не наш. Приезжий. Толком не знаю, откуда, недавно появился в Пороховом. Он чеканщик.
– Чеканщик?!
– Ну, в юрте ремесленника сувенирные монеты чеканит на станке. Там, вроде бы, и живет. Ну, вот мы и дошли! В компании, да за разговорами, оно и незаметно. Но где ж это Вася?! Уже пора бы ему и догнать нас!
Васи не было. У Васи было проколото колесо. Желая сократить путь, он поехал напрямки, по переулкам, и поймал гвоздь. Кляня себя за недальновидность, местную власть – за бездеятельность, региональную – за потворство бездеятельности, а заодно и федеральную – за общий бардак в стране, он спешил поставить запаску, представляя, как жена пышет яростью, и чем это все для него закончится.
– Как бы не пришлось и мне тут с вами ночевать! Может, и для меня место в караван-сарае найдется, – уже злилась Надя.
Караван-сарай, или гостиница, или постоялый двор, представляла собой две рядом стоящие юрты. Одна для постояльцев-мужчин, другая – женская. Внутри юрта устроена была как общежитие: посредине неширокий коридор, делящий помещение на две равных половины. По обе стороны его – легкие перегородки из ДВП, оклеенные скромными обоями под дерево. Имитация крепких стен.
