Сиреневый туман

– А если это на неделю, что делать будем?

– Сидеть у печки и ждать пока МЧС найдёт.

Сашка встал, отодвинул котелок на край печки, приоткрыл дверь, покурил.

– Настён, ты спать хочешь?

– Да!

– Вот соня! Я думал, всю ночь разговаривать будем. Ты, почему не одеваешься?

Он сел на топчан: – Давай заплету. Ты сейчас на русалочку похожа, Настён, прямо сердце щемит! – Он копался в волосах, раскладывал их, делил, пытался сплетать в косу, а сам то и дело зарывался носом в пышную гриву.

– Настёна, это сон, так не бывает!

Она отобрала у него щётку, быстро и небрежно заплела волосы.

– Сашечка, где моя одежда? Помоги расстегнуть, я не достану.

Сашка, обняв ее, искал на спине застёжки, путался, а сам норовил чмокнуть в нос. Она пищала и уворачивалась.

– Какие там застёжки? Дай посмотрю, а то никак…

– Там такие…. Крючочки. Всё просто и нечего смотреть. – И опять вертелась и уворачивалась. Последний крючок расстегнулся, резинка лифа щёлкнула, и он соскочил с Настиных плеч. Перед Сашкиным носом торчали две восхитительные грудки! Он уставился на них и смотрел, не в силах отвести глаз. Растерявшаяся Настя даже не пыталась прикрыться.

– Настёна. – Сашкин шёпот вдруг оглушил. – Настёна…

Он поднял тяжёлую руку и осторожно потрогал грудь. Медленно перевёл глаза на неё и долго смотрел. Она сглотнула и неожиданно попросила: поцелуй.

В Сашкиных глазах появилось сомнение, он немного постоял в нерешительности, медленно наклонился и тихо дотронулся губами раз, другой. Настя напряглась и перестала дышать. Это было восхитительно! Сашкино горячее дыхание обжигало кожу. Он губами нашёл розовый сосок и лизнул его. Настя охнула и ухватилась за его плечи. Он судорожно вздохнул и поднял пьяные глаза. Молча смотрели друг на друга и тяжело дышали. Пересохшими губами Настя сказала: – Ещё! – И выпрямилась, подставляя грудь. Сашка благоговейно трогал их руками, поглаживал, прижимался лицом и целовал, целовал…. Потом сел на топчан, трясущимися руками взял её лицо: – Настёна… Она пыталась снять с него футболку, руки не слушались. Путаясь и мешая друг другу, справились. Долго расстёгивали юбку, наконец, она свалилась к ногам. Сашка подхватил и бережно уложил Настю на постель. Не было стеснения, не было смущения, не было стыда, будто они первые и единственные люди на всем континенте.

Долго и бережно целовал он руки, плечи, грудь, нежный живот и ноги, потом возвращался к губам, задевая и царапая кожу горячими колючими щеками. И уже не было сил терпеть эту сладкую муку, и Сашка что-то тихо шептал, то ли ругался, то ли молился, потом крепко прижал к себе, она вздрогнула, тихонько ахнула и уронила руки с его плеч.

…Настина голова лежала на Сашкиной груди. Его сердце стучало прямо в ухо. Она прислушалась. И у неё стучит, в такт. Он прошептал: – Слышишь, будто одно на двоих работает! – Настя кивнула. Помолчав, он спросил: – Настён, ты как? – Приподнялся и заглянул в глаза. Она густо покраснела: – Нормально.

У него повлажнели глаза.

– Фея моя, колдунья моя, что же ты со мной делаешь?! Я же свихнусь, Настёна! – Прижал её голову к себе и затих. Немного погодя шепнул: – Я воду приготовлю, тебе помыться надо.

Настя встрепенулась: – Я сама. – Но он уже встал, быстро, ловко и бережно, не слушая возражений, всё сделал сам, промокнул полотенцем и уложил на свой топчан. Сам выскочил под дождь, прибежал мокрый и холодный, налил сок в кружку: – Попей. – И пока она жадно пила, собрал и аккуратно сложил простыню.

– Брось её в печку. – Настя опять густо покраснела.

Сашка погладил её по голове: – Настён, давай сохраним, пусть это будет наше реликвией.

Она фыркнула: – Тоже мне, реликвия! Глупо это.

– Пусть глупо, пусть сентиментально, я так хочу. – Он полез в рюкзак прятать «реликвию» и вдруг завопил: – Настёна, я всё-таки осёл! Помнишь, я говорил, что заказал в городе кое-что? Совсем забыл, хотел сегодня вечером и забыл! – Он протянул синюю бархатную коробочку: – Открой! – Настя открыла и легонько ахнула: на голубом шёлке лежали два обручальных кольца. Тоненькие, изящные золотые ободочки. Сашка достал маленькое, взял её руку, надел колечко на палец. Оно было в самый раз.

– Настёна, я хотел сегодня обручиться с тобой, но раз так получилось…. Женой ты мне стала и сейчас я клянусь: никогда, слышишь, никогда не дам тебе повода обижаться на меня, никогда ты не будешь нуждаться ни в чём, никогда и никто не посмеет обидеть тебя, пока я жив. Умирать буду, и тогда буду просить Бога, чтобы послал тебе счастья, здоровья и жизни. Если для этого надо будет отдать кровь, я отдам её по капельке, только ты живи! Я так хочу! – Она положила ладошки на его колючие щёки, долго смотрела в глаза, всхлипнула, одела ему на палец кольцо и поцеловала руку. Они легли рядом, притихшие. Настя положила голову ему на плечо, обняла за шею и…. уснула.

Солнце светило прямо в маленькое окошечко, ярким снопом пробивало сумрак избушки и упиралось в дверь. Маленький лучик, пробегая мимо, касался ресниц. Это и разбудило Настю. Она полежала, вспоминая, что-то такое случилось.… Вспомнила, медленно улыбнулась и открыла глаза. Сашка лежал на боку, подпирая рукой голову, и в упор смотрел ей в лицо. Она нахмурилась и тихо спросила: – Я громко храпела и разбудила тебя?

Он улыбнулся и покачал головой: – Нет.

– Значит, ты подглядывал?

Сашка засмеялся: – Нет, душа моя, я разглядывал. У тебя ресницы в несколько рядов, поэтому такие густые. Я всё удивлялся, почему они такие мохнатые? Когда ты поднимаешь глаза, они почти прикрывают брови, а когда спишь, лежат на щеках, как два веера. Брови немного темнее волос и…. Наверно о таких говорят – вразлёт. Как крылья птицы!

– Тебе не холодно? Почему ты голый? – Не глядя на него, спросила Настя. Он опять засмеялся.

– Знаешь, душа моя, одна маленькая фея оказалась такой нахальной, стянула с меня одеяло, потом простыню. Честно сказать, я сопротивлялся. Но против феи не устоишь. А она оказалась ещё и жадной. Даже для себя оставила только половину, остальное под себя. Ни себе, ни людям!

Настя опустила глаза и опять немедленно покраснела. Сашка взял её в охапку: – Настёна, да не красней ты так! Не могу я смотреть на это!

Лежали и шёпотом болтали.

– Я ещё в школе стригла ножницами ресницы под самый корень. Три раза. Всем почему-то хотелось непременно потрогать, подёргать и, конечно, попасть в глаз. Потом Ли купил мне слегка затемнённые очки, очень дорогие. И стало проще.

– Я бритву забыл. Представляешь, всё взял, а бритву забыл.

– Ну и ладно, переживём! А есть сегодня будем?

– Как, опять есть? Вчера ели, позавчера ели и сегодня тоже?

– Ага, ещё жениться не успел, а уже прокормить не можешь! Сашечка, мне так кольцо нравится, как ты угадал размер?

Сашка засмеялся.

– Я тебе однажды целый день наматывал на пальчик то травинку, то нитку из полотенца, не помнишь? Настёна, давай проживём эти десять дней здесь, давай не пойдём никуда, а?

– Хорошо бы! Но…. Нехорошо!

– И чего людям не живётся, как медведям? Поели и спать! – Вздохнул Сашка.

– Сашечка, а ты.… Ну, в той нашей жизни будешь так же надолго уезжать?

– Настён, я сам об этом думаю. Пока ещё ничего не придумал, вот приедем домой, я тебе всё расскажу, и мы вместе решим – что и как, хорошо? А ты будешь против такой работы?

Она немного подумала.

– Нет, конечно! Я свою работу очень люблю и не хочу от неё отказываться. И ты будешь делать то, что хочешь, и совсем неважно, на сколько ты будешь уезжать. Главное – ты у меня есть, а часто мы будем видеться или нет, это неважно!

– Душа моя, красавица должна быть дурой, а ты почему умная?

– У красавиц размеры: девяносто – шестьдесят – девяносто, я в них не вмещаюсь.

– А ты свои знаешь? – Заинтересованно поднялся Сашка