Противостояние. Часть 7. Последняя битва, или Крах Империи?

– Ник, я все понимаю, но, нужно уделить нашим гостям, хоть пару минут.

– Господи, я совсем забыл о них. Ты права, я должен, хотя бы объясниться и извиниться. Скоро приду. Что – то еще? – спросил Никита и не ошибся.

– Сашка Регину привез.

– Что – то серьезное?

– Угроза выкидыша. Я делаю все, что могу.

– Марина, – Никита крепко обнял жену, почему – то ему вспомнились 90-е, погибшие внуки Марка, весь кошмар, что им пришлось пережить тогда … – Все будет хорошо, моя родная, – Никита запретил себе думать о том, что для него и его друзей 90-е вернулись. – Я скоро приду.

Никита дал указания персоналу следить за Федором, боялся, как бы он с собой чего- нибудь не сделал, сам прошел к себе в кабинет, где его с нетерпением ожидала коллегия профессоров.

– Добрый день, – поздоровался он и присел в свое кресло. – Уважаемые коллеги, приношу вам свои самые искренние извинения. Мне очень жаль, что наша с вами встреча, не принесла желаемого результата. Я вынужден был сорвать нашу конференцию. Для меня был очень важен ваш приезд, ваше мнение, ваш опыт. Поверьте, мне очень жаль, но поступить по другому я не мог, и сейчас, я не могу уделить вам время и внимание. – Для Никиты это мероприятие было действительно очень важным, но сейчас он думал лишь о Насте и о том, что творилось в их жизни, ему хотелось послать на хрен и профессоров, и гранд, который ему уже не светит.

– Никита Юрьевич, Вы хотите, чтобы мы покинули Вашу клинику? – спросил один из профессоров.

– Нет. Ни в коем случае, вы можете оставаться, сколько пожелаете, я говорю лишь о недостатке своего свободного времени. Увы, так сложились обстоятельства, – ответил Никита.

– Тогда, с Вашего позволения, мы еще немного погостим и понаблюдаем за ходом работы Вашей клиники.

– Да, конечно.

– Вы расскажите нам о проведенной операции?

– Откровенно говоря, я провел эту операцию скорее от отчаяния.

– Но Вы провели ее грамотно, я бы даже сказал, блестяще.

– Не преувеличивайте, я совсем не уверен в положительном исходе операции.

– То, что Ваш пациент все еще жив, говорит о том, что такие операции возможны на практике и это открывает нам массу возможностей.

– Почему Вы были в отчаянии? Вы знакомы с пациентом?

– Да. Пациентка очень близкий и дорогой мне человек.

– И все таки, Никита Юрьевич, не только отчаяние толкнуло Вас на эту операцию, Вы были к этому готовы иначе, Вы бы побоялись добить пациента.

– В тот момент, я понимал, что она обречена. Я делал все, что только мог сделать. Тогда я думал лишь о том, как спасти ее, использовал любые возможности. Настя все еще жива, еще и потому, что у нее очень сильный организм и непомерная воля к жизни.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – сказал один из профессоров, понимая, что Никите сейчас не до них и он не может в полной мере погрузиться в анализ произведенной им операции.

– Да, конечно. Извините.

– Работайте, Никита Юрьевич, а мы понаблюдаем.

– Спасибо.

Через пару часов Никита снова пошел навестить Федора.

– Уйди! – снова услышал он, открыв дверь палаты.

Никита остался стоять у двери, оставив ее открытой.

– Дядюшка Федор!

В палату вошла Камилла. Федор попытался присесть, ему было очень сложно это сделать. Никита молча подошел и помог ему. Федор смотрел на Камиллу и не верил в то, что это она, он посмотрел на Никиту.

– Камилла была залита твоей кровью, молчала потому, что очень испугалась. Когда ты пришел, она спала, под действием успокоительных препаратов.

Камилла подошла к Федору, он крепко прижал ее к своей израненной груди. Никита вышел из палаты.

– Как же ты напугала меня, Миллочка. Господи, как же я рад тебя видеть, – Федор не плакал, лишь потому, что не умел этого делать.

– Я тоже напугалась. Очень. Ты спас меня, дядюшка. Ты мой герой, – Милла обнимала Федора за шею и тихонько плакала. – Я очень испугалась за тебя.

– Привет, – в палату вошел Богдан.

Камилла выпустила Федора из объятий, присела рядом, вытерев слезы.

– Привет, – ответил Федор. – Виноват, – добавил он.

– Это ты о чем?

– О субординации, – ответил Федор, как бы там ни было, Камилла дочь его начальника.

– Поправляйся, дядюшка Федор. Пока вы поговорите, я к дядюшке Нику схожу, – сказала Камилла и еще раз обняла Федора.

– Спасибо, Миллочка, – ответил Федор.

Камилла вышла, Федор заставил себя, посмотреть Богдану в глаза.

– Ты чего? – спросил Богдан, видя его потерянное состояние.

– Я всегда жил по уставу, четко и отлаженно выполнял свои обязанности, теперь… – Федор замолчал.

– Я, конечно, не видел, но я уверен, что и в тот момент ты все сделал правильно. Или нет? ТЫ, промухал? – Богдан серьезно смотрел в глаза Федора.

– Нет. Не промухал.

– Тогда, что?

– Очень дерьмово и очень тяжело. Слава Богу, с Камиллой все хорошо.

– Знаешь, почему тяжело? По уставу военный не испытывает теплых чувств ни к начальству, ни к подопечным. Поэтому, в подобных ситуациях, бывает тяжело, но не больно. Я уверен, что ты сделал все, для того, чтобы Камилла осталась жива. Не только по уставу, а потому что она очень дорога тебе. Субординация, это хорошо, но ты зря сейчас подумал о том, что я не пойму тебя. Все мы живые люди, как бы мы не жили, и ни что человеческое нам не чуждо. Не гоняй на эту тему, Федор. Ты спас мне дочь, в том, что произошло, нет твоей вины. Я правильно понял, твое дерьмовое состояние?

– Все равно дерьмово.