Счастье лишним не бывает
– Потому и к вам, что маленькая, будете её опекать. Она к нам поступила из другого детского дома. Не обижайте её. Пойдёмте, принесём для неё кровать.
Девочки вышли вслед за воспитательницей. Надя осмотрелась. Комната ей понравилась, да и девочки тоже. Не прошло и полчаса, а она уже сидела на своей кровати в окружении новых знакомых и ела сушёные груши, которыми её угостила соседка по комнате Зина, высокая светловолосая девочка. Надя уже знала, что она перешла в четвёртый класс и в детском доме живёт уже три года. Вторая соседка, Галя, была кореянкой, и Надя с любопытством разглядывала её смуглое широкое лицо, весёлые узкие глаза и блестящие чёрные волосы, перевязанные атласной лентой.
–Такая красавица ни за что не обидит,– решила Надя и не ошиблась.
– Да ты не бойся, тебе у нас понравится,– улыбнулась Зина,– я тоже здесь живу недавно, вместе будем привыкать.
– А вон там кто спит?– поинтересовалась Надя, кивнув на кровать, на которой лежал плюшевый медвежонок.
– Тинка, она сейчас в спортзале. С ней мы никого не боимся, она любого отметелит.
– Правильно,– послышалось от двери, – зря, что ли, тренируюсь. А это и есть новенькая?
– Да. Это Надька, – она будет жить в нашей комнате,– пояснила Галя.
– Знаю уже.
Надя молча разглядывала новую соседку. Сначала ей даже показалось, что это мальчик: коренастая, широкоскулая, с короткой стрижкой и кривоватыми ногами. При разговоре Тинка щурила глаза, кривила рот и даже брызгала слюной сквозь редкие зубы.
– Хочешь территорию посмотреть? – Тинка смотрела на новенькую и с интересом.
– Хочу, только я отсюда скоро уеду, меня заберут.
– Кто это тебя заберёт такую красавицу? – Тинка сощурилась, разглядывая новенькую.
– Новые мама и папа. Они скоро приедут и будут жить в этом городе.
– Заберут, заберут,– рассмеялась Тинка, – держи карман шире. Что-то до сих пор никого не забрали.
– А ты не смейся, – заступилась Галя. – Надь, а тебя, правда, заберут?
– Да, мой новый папа офицером работает, у него большие звёздочки на погонах, а мама учительница, – похвасталась Надя,– они меня выбрали в старом детском доме. Они приедут и придут за мной, вот.
– Так ты пойдёшь с нами или будешь ждать, когда за тобой придут? – ехидно спросила Тинка.
– С вами пойду.
– Пойдём,– поддержали девочки, до ужина ещё полчаса.
– Оденься,– посоветовала Галя.
– Я закалённая, мне не холодно.
Надя поёживалась, но, заметив, что никто из девочек не надевает тёплую одежду, захотела быть, как все.
– Нет уж, одевайся, а то нам за тебя влетит,– приказала Тинка.
Надя послушно надела шерстяную кофту, связанную когда-то бабушкой, и достала из сумки шапку.
– Шапку можешь не брать, – позволила Тинка, – с такими космами, как у тебя, и на Северном полюсе не замёрзнешь.
На улице было по-весеннему тепло, снег почти весь растаял. Со всех сторон смотрели незнакомые ребята, которые казались Наде на одно лицо – чужая, шумная, галдящая толпа.
– А это наша Звёздочка, – Зина погладила по боку рыжую длинногривую лошадь с белой звёздочкой на лбу, запряжённую в телегу, нагруженную мешками, коробками и бумажными кулями.– А это Воронок, её сын.
Тонконогий Воронок боязливо жался к матери и косил на девочек настороженными глазами.
Надя приблизилась к лошади и легонько дотронулась пальцами до её бархатных губ.
– Не подходи близко, а то лягнёт, – предупредил Галя. Так она смирная, но сейчас за своего жеребёнка беспокоится. На ней продукты возят, землю пашут. Мы здесь всё на своём огороде сами выращиваем: и картошку, и капусту, и свёклу. Ты ещё увидишь, какие у нас поля. А вон там курятник, каждый день по ведру яиц собираем!
Надя заметила разноцветных кур, разгребающих что-то на обнесённой сеткой территории.
– Ой, какие красивые, а у нас дома только белые были!
Сзади раздался громкий петушиный крик, и красивый яркий петух, подпрыгнув, вцепился когтями в Надину вязаную кофту и больно ударил её в макушку крепким, острым клювом. От неожиданности и страха Надя вскрикнула и присела. В то же мгновение Тинка ловко схватила петуха за крыло и отбросила далеко в сторону, но петух и не собирался сдаваться. Захлопав крыльями, он издал пронзительный крик и снова ринулся в атаку. Прикрыв руками голову, Надя бросилась к спасительной двери. Тинка пыталась догнать обидчика и ударить ногой, но петух оказался проворнее и успел клюнуть новенькую в макушку ещё раз.
– Это Долбак, – объясняла Зина, осматривая Надину голову, – на кого-то и не смотрит, а кому прохода не даёт. Зря ты от него побежала, теперь берегись. Будет думать, что ты его боишься, заклюёт, зараза!
Надя не думала о том, что будет потом, она была рада, что оказалась в своей комнате, куда зловредному петуху не добраться.
– Девочки, на обед пора, – напомнила Нина Викторовна и закрыла дверь.
– На обед пога,– передразнила воспитательницу Тинка, умышленно искажая букву «р». А то мы сами не знаем, что «пога»,– поддержала подругу Галя. Девочки рассмеялись.
– Пойдём, Надька, чуешь, как котлетами пахнет?! Это в честь твоего приезда.
Надя не знала, верить им или нет, но вкусный запах котлет был в пользу того, чтобы поверить, ведь сегодня её первый день в этом детском доме, а это почти то же самое, что и день рождения.
– А у меня вот что есть,– Надя открыла свою коробку с серёжками.
– Это где ты такие надыбала, – удивилась Тинка, – золотые что ли?
– Не знаю, мне няня подарила. Драгоценные! Видишь, как блестят!
– А что же ты их в коробке держишь, на уши надо вешать, – уверенно заявила Тинка.
– Я ещё маленькая.
– Какая ж ты маленькая? Тебе скоро шесть лет! Давно пора уши проколоть. Не боишься?
От слова «проколоть» Надя поёжилась, но желание быть красивой пересилило, и она отрицательно замотала головой, давая понять, что ничего не боится.
– Тогда надо нитку шёлковую найти, а сейчас айда на обед.
Для Нади в новом детском доме пока всё было чужим и непонятным, и она старалась не отставать от своих соседок по комнате. В большой столовой столы были уже накрыты, ребята разного возраста быстро занимали свои места, за каждый стол усаживалось по четыре человека. Оказавшись за одним столом с девочками из своей комнаты, Надя успокоилась и с любопытством смотрела по сторонам. На своей тарелке она обнаружила большую котлету с макаронами, и от её беспокойства не осталось следа. Оказывается, она очень сильно проголодалась, но почему-то вспомнила об этом только сейчас.
–Приятного аппетита, ребята, – пожелала Нина Викторовна, – я сейчас приду, – и она вышла за дверь.
Надя пододвинула к себе поближе тарелку с горячим супом.
– Вкусно!– сообщила она подружкам.
– Вкусно, вкусно, ешь, пока не остыл, что ты его рассматриваешь, – девочки улыбались. – Ты сегодня ела что-нибудь?
– Да, груши.
– А ещё что?
– Ела, кажется, – Надя задумалась.
– Всё понятно, – Тинка придирчиво осмотрела её с ног до головы, – тебе же скоро шесть лет, а ни за что не поверишь, что тебе через год в школу. Ешь, как цыплёнок, вот и не выросла. Теперь мы над тобой шефство берём, будем откармливать.
– Нечего её откармливать, карлик она! – послышался совсем рядом писклявый мальчишеский голос. – Задохлик!
– От горшка два вершка, – раздалось с другой стороны, вот уж Великанова так Великанова!
Надя подняла голову: рядом с их столом стоял рослый мальчик с наколкой на руке.
– Сам ты карлик, – огрызнулась она.
Раздался дружный смех. Мальчик выглядел значительно старше многих воспитанников. Он давно курил, имел крепкие кулаки и привык командовать старшими ребятами.
– Заткнись, кнопка, – рука с татуировкой потянулась к её тарелке, – у тебя ещё зубки не прорезались, так что мясо тебе вредно.
Надя и моргнуть не успела, как её котлета оказалась уже у него во рту.
– Учись, Сёмка, как надо жить, дожёвывая котлету, поучал он смуглого парнишку лет семи, который вертелся рядом.
Угождая своему покровителю, Сёмка дёрнул новенькую за косу и тут же получил от неё кулаком в бок. От неожиданности Сёмка пискнул и, открыв по-рыбьи рот, часто заморгал чёрными, с круто загнутыми ресницами глазами, не решаясь дотронуться до её кос ещё раз.
– Это ещё что такое?! Быстро по местам, – раздался голос воспитателя.
Нина Викторовна прошла между столами и назидательно сказала, обращаясь к новенькой:
– Надя, сначала надо есть суп с хлебом, а потом уже котлету с гарниром, а не наоборот.
Надя промолчала. В таких советах она не нуждалась, она уже давно знала, как и с чем надо есть мясные котлеты, и прекрасно обходилась без подсказок.
– Это Граф,– шепнула Зина, едва Нина Викторовна отошла от стола, – ты с ним не связывайся. Хочет он котлету – отдай, пусть жрёт, и молчи. Он всегда с ножом ходит. – И, понизив голос так, что Надя едва разбирала слова, сообщила: – Его папа кого-то зарезал и в тюрьме сидит. Граф говорит, что он тоже кого угодно запросто ножом пырнёт.
Надя недоверчиво посмотрела на Графа: высокий, худенький – кожа да кости, светлые волосы острижены под машинку. Нет, он не показался страшным, он был даже чем-то похож на её старшего брата. А может быть, и не был похож – время уже стирало из её памяти черты и брата, и сестёр, и родителей.
После обеда Тинка вернулась в комнату уже с шёлковой ниткой в руках. Пригласив Галю в ассистенты, она принялась за дело. Ухо обожгло огнём, на глаза навернулись слёзы, но Надя не пикнула.
– Молодец, – похвалила Тинка, – давай второе ухо. Теперь платок повяжи,– командовала она, и не говори никому, а то увидят, вытащат нитки, уши зарастут, и придётся опять колоть.
Целую неделю Надя ходила в платке, а по вечерам девочки передёргивали нитки, не давая им врастать, и протирали ей уши одеколоном. Она вытерпела всё, а когда уже можно было вставлять серёжки, та же Тинка со знанием дела сообщила:
– Не вздумай серёжки вставить. Увидит директор – оторвёт вместе с ушами, он у нас строгий!
Серёжки так и остались лежать в коробке. Пелагея Григорьевна скоро подарила ей ещё одни, голубенькие, под цвет нового платья, но это уже другая история.
Несколько дней на обед подавали макароны и кашу, и Граф к их столу не приближался. Надя спокойно заканчивала свой обед, ей нравились и суп, и каша, и макароны. В субботу, перед обедом, по коридорам опять поплыл приятный запах жареного мяса. На этот раз Надя, наученная горьким опытом, заранее решила начать обед с котлеты вопреки установленному воспитателем порядку. Едва она взяла в руки вилку, у их стола, как из-под земли, вырос Граф. Ухмыляясь, он потянулся за котлетой. Через мгновение Надина вилка с силой вонзилась в котлету, пробив её насквозь, тарелка треснула. Реакция у Графа оказалась превосходной, уже коснувшись котлеты пальцами, он успел отдёрнуть руку. Ошалело глядя на девочку, Граф покрутил пальцем у виска:
– Дура, ты что вытворяешь? Сопля!
– Не подходи! совсем не по-детски, сквозь зубы, предупредила она, демонстративно выставив вперёд вилку.
– Вот ёжик,– рассмеялся Граф. – Да лопай ты свою котлету! – И добавил, обращаясь уже к зрителям: – Страшнее Ёжки зверя нет! – Граф легонько похлопал девочку по спине и притворным голосом попросил: – Не пугай, а то ведь заикаться стану. Хочешь, я тебе и свою котлетку отдам?
Надя молчала, не сводя с обидчика настороженных глаз, готовая в любой момент пустить в ход свою вилку.
Свою котлету он, конечно, не отдал, да Наде и одной хватало, но зато с того дня в столовой никто не покушался на её порцию.
– Внезапное нападение – половина успеха. Молодец Надька. Так и надо.– Тинка ласково похлопала новенькую по спине, – лупи всех подряд.
– Зачем учишь этому, она же маленькая, – упрекнула Зина.
– Учу выживать, она должна уметь за себя постоять.
– Вот и привыкнет всё решать кулаками.
– Пусть привыкает, зато не будет на эти кулаки сопли наматывать.
С лёгкой руки Графа прозвище Ёжик так и прилипло к ней на долгие годы, заменив настоящее имя.
***
Перед Седьмым ноября все детдомовцы получили от шефов подарки. Девочки крутились перед зеркалом в новых платьях, а Надя всё ещё держала свой подарок на коленях, ощупывала бумагу и старалась угадать, что в ней. Ожидание подарка куда приятнее, чем сам подарок. Ждать можно долго, но стоит развернуть бумагу, и сюрприз сразу же перестанет быть сюрпризом. До вечера она перекладывала бумажный свёрток из тумбочки на кровать и обратно и наконец, напитав свою душу радостью, решилась разорвать бумагу.
В свёртке оказалось точно такое же голубое платье с двумя большими карманами, как и у соседок по комнате. Сбросив своё платьице, Надя нырнула в новое и, на ходу завязывая пояс, побежала в коридор к зеркалу.
Из платья, купленного шефами для девочки шести-семи лет, для неё можно было выкроить почти два – подол доставал до самого пола. Губы девочки мелко задрожали, отражение в зеркале превратилось в бесформенное голубое пятно, и только густые ресницы мешали пролиться обильным слезам.
– Это что же у нас за красавица такая? Это что же за принцесса? – услышала она над собой знакомый голос няни. – Хоть сейчас на бал!
Надя смахнула слёзы и подняла на няню мокрые глаза, она всё ещё готова была расплакаться. Няня, конечно, сразу поняла, в чём дело.
– Не переживай, деточка, – она ласково погладила ребёнка по голове, – а ножницы-то на что? А зачем нужна няня, если она не умеет ими пользоваться? Пойдём со мной.
Через час сияющая Надя вернулась в комнату в новом платье и принесла голубую юбку, украшенную кружевом. Платье было обрезано по самые карманы и выглядело иначе, чем платья других девочек, чему она только радовалась: уж теперь-то своё с чужим никогда не спутает: таких больше ни у кого нет.
Наступило лето. За несколько месяцев в новом детском доме Надя полностью освоилась, жизнь стала привычной и понятной. Зловредный петух не упускал случая доказать, кто главней. В холод от него спасала тёплая шапка, но не надевать же из-за него шапку летом. Приходилось терпеть. Зато Звёздочка охотно давала себя погладить и даже позволяла покормить с ладони сахаром Воронка.
Надя давно заметила, что около лошадей всегда вился один и тот же мальчишка. Он чистил лошадь и жеребёнка щёткой, заплетал в косы гривы, приносил им из столовой свой сахар. Звали этого мальчишку Витька Орёл. С ранней весны Витька ходил без рубашки, загорал до черноты и становился похожим на цыгана, а может быть, и был цыганом, об этом никто не знал, да и не задумывался, а вот о том, что он умеет воровать и не попадаться, знали все.
Надя сидела на бревне и грелась на солнышке, бдительно поглядывая по сторонам – не появится ли Долбак, но появился не Долбак, а Витька. Майка не его животе подозрительно топорщилась, похоже, что под ней был спрятан щенок или кошка. Витька бережно поддерживал свой неестественно огромный живот обеими руками.
– Эй, новенькая, подь сюда,– позвал он,– глянь, что у меня есть.
Надя давно уже не считала себя новенькой, но поднялась с бревна и направилась к нему.
– Подставляй карман, – приказал Витька. Ничего не понимая, Надя смотрела на мальчика.
– Что рот разинула, шмакодявка? Бери!
Надя приподнялась на цыпочки и заглянула под майку. Там была не собака и даже не кошка. Всё смуглое Витькино тело было облеплено… конфетами-подушечками.
– Бери, бери, – подбадривал Витька.– Они слиплись, отрывай комок побольше, устрой себе сладкую жизнь.
Надя пыталась оторвать немножко, но у неё не получалось. Наконец у неё в руках оказался огромный ком слипшихся конфет. Конфеты подтаяли, но от это вовсе не стали менее вкусными. Сидя на дровах, отковыривала конфеты и с благодарностью смотрела на Витьку, которого уже окружили любители сладкого.
– Вот это да!– удивилась Зина,– где ты их нашла?!
– Витька дал.
– Ну и Орёл! – восхищалась Тинка, опять в складе натырил! Никому свои ходы не показывает.
– Правильно делает,– вставила Галя, – зато не попадается. – И все согласились.
Сладкая жизнь бурлила в этот вечер во всём детском доме до самого отбоя.
***
Надя давно проснулась, но так и лежала с закрытыми глазами, вспоминая свой сон. Приснилось, что она болела ветрянкой, и было во сне всё точно так же, как когда-то в раннем детстве: она сидела на кровати, поджав под себя ноги, а мама смазывала зелёнкой красные пятнышки на её лице и теле. Сон отличался от жизни лишь тем, что наяву она рассматривала тогда в зеркало себя, а сегодня, во сне, рассматривала и старалась запомнить маму. Она даже понимала во сне, что это сон, что он скоро закончится, и ей больше всего хотелось до мельчайших подробностей запомнить родное лицо.
В её сне мама была в том же зелёном платье, в котором часто ходила на работу. На это платье она надевала белый халат. Это платье и даже запах медпункта, которым оно было пропитано, Надя почему-то помнила лучше, чем лицо или голос мамы.
Как Надя ни старалась, сон не возвращался, но и не стирался из памяти совсем. Раньше, когда Гульнара говорила, что мама была красавицей, Надя просто верила ей, а теперь она это знала. Теперь она уже не маленькая и никогда не забудет дорогие черты. А косы у неё уже почти такие же, как у мамы, а подрастёт, станут точно такие. А ведь она вчера чуть не согласилась их отрезать. Нет уж! Пусть няня лучше обсыпает голову дустом, как делала это и раньше, а отрезать такую красоту она не даст.
Девочка поворочалась, поскребла голову, успокаивая зуд, и опять углубилась в воспоминания о раннем детстве. Всё это было очень-очень давно. Она любила бывать у мамы на работе, народ там появлялся редко, люди не любили болеть, обращались только в крайнем случае. Мама снимала с неё обледеневшие варежки, клала на табурет к печке её валенки, одевала ей на ноги согретые шерстяные носки и сажала к столику, который стоял за печкой. Там лежали карандаши, бумага, но рисование её не интересовало. Посидев пять-десять минут, она тихонько пробиралась к шкафчику с лекарствами и рассматривала коробочки с таблетками, пузырьки с настойками и витаминами. Она гордилась тем, что безошибочно может определить по запаху, в каком пузырьке находится нашатырный спирт, в каком йод или раствор марганцовки, но привлекали её, конечно же, не таблетки, а витамины. Они казались во много раз вкуснее, чем конфеты, и самое обидное, что больше двух-трёх горошин в день получить никогда не удавалось, никакие хитрости и уговоры на маму не действовали.
В это утро вспомнилось даже, как она сама «лечила» от ветрянки крошечного братишку Ванюшку: пока Гульнара развешивала пелёнки, она успела разрисовать его зелёнкой с головы до ног. Тогда мама ругалась и смеялась одновременно.
Всё-таки жаль, что сон такой короткий. Вспомнив, что сегодня выходной день и можно поспать подольше, Надя блаженно потянулась, отвернулась к стенке и с головой укрылась одеялом.
***
– Вставай! – Зина настойчиво трясла Надю за плечо,– ты что, забыла, что сегодня твоя очередь?
Надя вскочила, сон как рукой сняло. Мечты мечтами, но сегодня утром она во что бы то ни стало должна выбраться за территорию детского дома и раздобыть сигарет или окурков – как повезёт. На сигареты рассчитывать не приходилось. Маловероятно, что встретится добрый человек, которому взбредёт в голову поделиться куревом с двенадцатилетней девчонкой. Никому нет никакого дела до того, что курит она не первый год и заботится не о себе одной. Если же принимать во внимание её рост, то дело в части сигарет изначально обречено на провал, а вот Тинка добывала их мастерски.
Очередь есть очередь, и Надя не имела никакого права разлёживаться и вспоминать свои приятные сны. Она живо натянула платье с большими карманами и выскользнула в коридор. Лучше всего было выбраться незаметно, но ей не повезло. В этот ранний час Нина Викторовна оказалась не где-то, а именно в коридоре. «Не соврёшь – не проживёшь», – любила повторять Тинка, и Надя неоднократно убеждалась в полезности этих слов, она давно понимала, что врать надо не абы как, а мастерски, перемешивая правду с вымыслом, и главное – уверенно. Тинкины уроки она усвоила отлично.
– Нина Викторовна, можно я сбегаю до остановки, мне от сестры письмо привезут, – Надя смотрела на воспитателя снизу вверх правдивыми глазами.
– Это кто же тебе привезёт? Врёшь, наверно?
– Тётя Тома, соседка, она в Южно-Сахалинск в больницу приехала,– не моргнув глазом, соврала Надя.
Никакой соседки тёти Томы не было и в помине, врать её заставила необходимость оказаться на автобусной остановке раньше вездесущего Сёмки, который повадился выбирать лучшие окурки. Но окурки и ей нужны позарез – на четверых у них с девчонками осталось только две полные сигареты, выпрошенные Зиной у какого-то парня, и теперь подошла Надина очередь обеспечивать всех на следующую неделю. Недостатка в окурках на автобусной остановке никогда не было, и если бы не пронырливый Сёмка, не было бы и проблем.
Воспитательница продолжала укладывать в мешки постельное бельё для прачечной и, кажется, забыла о Наде.
– Так я пойду? – напомнила о себе девочка.
– Смотри у меня – мигом туда и обратно.
– Спасибо, Нина Викторовна, – Надя побежала к двери, и в это время в коридоре появился Сёмка. Ему не надо было объяснять, что заставило её подняться в такую рань, сказочки про тётю Тому – это для воспитателя, а он живёт на свете почти тринадцать лет, и его на мякине не проведёшь. Сёмка со всех ног устремился к двери, но его остановил окрик Нины Викторовны:
– Сёма, вот хорошо, что ты проснулся! Помоги мне отнести бельё в прачечную. Подожди минутку, я ещё шторы сниму.
Сёмка исподлобья глянул на Надю, красноречивее слов высказав взглядом всё, что он о ней думал в эту минуту, да и о воспитательнице тоже. После Ёжика на остановке делать нечего – всю траву прочешет.
С хмурым видом Сёмка уселся на стул, а Надя, показав ему язык, выскочила за дверь.
– Обуйся!– прокричала уже вслед Нина Викторовна и покачала головой: – Да что же это за девчонка такая оголтелая – вихрь, да и только!
На остановке никого не было, кроме мужчины с портфелем, который не спеша покуривал, сидя на лавочке. Сигарета быстро убывала. Стали собираться люди, в основном, женщины – они Надю не интересовали. Не отрывая взгляда, она смотрела на курящего мужчину и пробовала на нём свои телепатические способности:
– Хватит уже, покурил – дай другим покурить,– мысленно внушала ему Надя, сосредоточившись на сигарете. Бросай, бросай, бросай! мне ведь ещё надо успеть добежать и затушить, пока не истлела совсем,– уговаривала она.
Подействовало! Мужчина поднялся, бросил сигарету, но, посмотрев на девочку в казённом платье в напряжённой позе бегуна на высоком старте, усмехнулся и раздавил окурок носком начищенного ботинка.
– Курить вредно, детка, так и заруби себе на носу,– назидательно произнёс он и направился в сторону вокзала.
– Жлоб, – прошептала Надя, провожая его взглядом, и, заметив, что тот удалился на безопасное расстояние, крикнула: – Жлоб начищенный! – выплеснув с этими словами всю свою досаду, обиду и что-то ещё, заставившее её прищурить глаза и закричать так, чтобы слышали все, вслед этому холёному очкарику в шляпе.
Подошёл автобус, и через минуту на остановке никого не осталось. Оглядываясь по сторонам, одновременно шарила и по траве глазами. Большой карман на подоле её платья быстро наполнялся окурками. Можно бы и уходить, но в это время она заметила парня, который прикуривал сигарету, не обращая внимания на приближающийся автобус. «Вот лох! – Надя обрадовано наблюдала за непрактичным пассажиром, – и куда его глаза смотрят, не полезет же с сигаретой в автобус, затянется раза три, не больше». Парень поднёс зажжённую сигарету ко рту и, бросив взгляд на автобус, отшвырнул её щелчком далеко в сторону. Надя сорвалась с места. Почти целая сигарета была мгновенно обнаружена, загашена и отправлена в карман с окурками.
– Великанова, ты что тут потеряла? – Этот голос она узнала бы из тысячи. Как же она забыла, что утром на автобусе приезжает на работу директор детского дома? Надя вскочила и, глядя в лицо директора широко открытыми от страха глазами, залепетала:
– Стекляшка, красивая, я её в траву уронила…
– Стекляшка? А ну, выворачивай карманы, посмотрим, что там у тебя за стекляшка!
Больше всего на свете ей хотелось задать стрекача, а ноги будто приросли к месту. Она нерешительно опустила руку в карман:
– Простите, Борис Алексеевич, я больше не буду! – такой ответ подходил на все случаи жизни, девочка всё ещё надеялась, что пронесёт, но на этот раз удача оказалась не на её стороне.
Директор резко выдернул её руку из кармана. Пальцы от неожиданности разжались, измятые окурки брызнули во все стороны.
Надя охнула, испуганно взглянула на директора и тут же покатилась в траву от увесистого подзатыльника. Она мгновенно вскочила на ноги и, с ужасом заметив окровавленное горлышко разбитой бутылки, поняла причину резкой боли. Директор тоже сразу понял, в чём дело и подхватил её на руки.
