Тасино горе

Леночка пела:

Тихо дремлет ночь немая,
Месяц свет лучистый льет,
A русалка молодая
Косы чешет и поет:
«Мы живем на дне, глубоко
Под студеной волной,
И выходим из потока
Поздно, поздно в час ночной!
Там, где лилии сверкают
Изумрудом их стеблей,
Там русалки выплывают
В пляске радостной своей.
Тихо, тихо плещут воды,
Всюду сон, покой и тишь…
Мы заводим хороводы
Там, где шепчется камыш…
Там, где…»

Песня вдруг разом оборвалась и громкий, отчаянный вопль пронесся над прудом. Леночка, вдруг побледневшая, как мертвец, подняла руку и указывала ею на что-то.

Все разом, как по команде, повернули головы в ту сторону, куда указывала Леночка.

У берега, в том месте, где плакучая ива купала в пруду свои ветви, раздвинулись кусты осоки и небольшая белая фигура с распущенными волосами, очень похожая на те, что изображают русалок на картинках, появилась, вся облитая серебряным сиянием месяца.

– Русалка! – вырвалось одновременно из уст всех восьмерых детей.

И вдруг новый крик диким, пронзительным стоном повис над водой. Леночка, до сих пор стоявшая посреди лодки, зашаталась и без чувств грохнулась за борт, прямо в черную, холодную воду пруда.

В туже секунду ответный крик прозвучал на берегу и вмиг белая русалка сорвала с себя покрывавшую ее одежду и из длинного со шлейфом одеяния выскользнула фигурка девочки в коротеньком платье, кричавшая во весь голос:

– Леночка утонула! Леночка утонула! Спасите Леночку, – и Тася с плачем металась по берегу.

Глава VIII

Последствия злой шалости

Тася была напугана не менее тех, кто находился в лодке. Она видела, как зашаталась Леночка, как упала на борт и как потом перевернулось в воду её маленькое худенькое тельце. Этого Тася никак не ожидала. Леночка за всю свою коротенькую жизнь никогда ни с кем не ссорилась и всячески старалась выгораживать Тасю перед старшими. Она, Тася, хотела только напугать Тарочку, Викторика и этих неженок-сестриц, но отнюдь не бедную Леночку. И вдруг все это так вышло. Пострадала Леночка. Одна бедная, милая Леночка. И Тася металась по берегу, громко крича и плача навзрыд.

– Спасите Леночку! Спасите! Спасите! – стонала она.

Между тем на лодке не дремала Марья Васильевна и успела вовремя выхватить багор из рук Алеши и зацепить им за платье упавшей в пруд девочки. Скоро на поверхности воды появилось сначала белое платье, потом худенькая ручка, a за ней и белокурая головка Леночки.

Мисс Мабель быстро перегнулась за борт и сильными руками вытащила из воды девочку.

Теперь следовало как можно скорее приплыть к берегу. Маленькие гребцы налегли на весла. Бесчувственную Леночку завернули в большую пелерину мисс Мабель и лодка быстро заскользила по направлению к пристани. Лишь только она причалила к берегу, Тася первая бросилась к мосткам.

– Что с Леночкой, ради Бога, что с нею? – дергая то того, то другого за платье, кричала она, не переставая плакать.

Но никто даже внимания не обратил на тревогу девочки. Дети старались не смотреть на нее и точно умышленно отворачивались от Таси. Они справедливо считали ее виновницей несчастья.

Только Марья Васильевна сурово взглянула на девочку и произнесла глухо:

– Полюбуйтесь, что вы наделали. Вы убили вашу сестру.

Тася дико вскрикнула и закрыла лицо руками. Когда она открыла его снова, то ни Леночки, ни детей, ни гувернанток уже не было на пристани. Маленькая толпа двигалась по дороге к дому.

Тася с опущенной головой и сильно бьющимся сердцем последовала позади всех. Она видела, как выбежала на террасу мама, как она с легкостью девочки спрыгнула с крыльца и, подбежав к Марье Васильевне, несшей Леночку, выхватила из её рук девочку и, громко рыдая, понесла ее в дом. В один миг появились простыней. Мама свернула одну из них на подобие гамака, положила в нее безжизненную Леночку и при помощи трех гувернанток стала качать ее изо всех сил в обе стороны.

– Это чтобы воду изнутри выгнать у неё, голубушки, – пояснила появившаяся на шум няня.

Старушка вся дрожала от страха за свою питомицу и крупные слезы текли по её морщинистым щекам. Леночка была любимицей няни.

Тася видела из своего угла, как сосредоточены и суровы были лица у взрослых, как недоумевающее испуганы у детей, столпившихся в кучу, точно стадо на смерть испуганных барашков.

И вдруг какой-то слабый звук, не то рыданье, не то стон, послышался под простыней и тотчас же целая струя воды хлынула из ушей, носа и горла Леночки. В туже минуту мертвенно-бледные щечки больной зажглись чуть заметным румянцем и Леночка открыла глаза.

– Жива! Слава Тебе, Господи! – вскричала радостным, счастливым голосом Нина Владимировна. – Теперь доктора, доктора скорее! Ради Бога, пошлите за доктором, – рыдала она.

– Дитя вне опасности! – подтвердила мисс Мабель и помогла Марье Васильевне и хозяйке дома перенести Леночку в спальню Стогунцевой.

Тася медленно последовала за ними и незаметно приютилась в ногах постели.

Когда мисс Мабель вышла снова к детям, она велела им собираться как можно скорее домой, потому что больной Леночке был необходим полный покой и тишина. Дети Извольцевы бесшумно оделись и сели в экипаж; Раевы последовали их примеру. С ними вместе уехал и Павлик, посланный вместе с конюхом Андроном верхом за ближайшим врачом.

Леночка по-прежнему неподвижно лежала на маминой постели, бледная и осунувшаяся, похожая скорее на какой-то хрупкий нежный цветок, чем на живую маленькую девочку.

Марья Васильевна вышла на кухню готовить горячее питье для больной, и мама теперь осталась одна у постели девочки.

Тася только и ждала, казалось, этой минуты. Она быстро подошла к матери и, с трудом сдерживая слезы, прошептала:

– Мамочка, прости… Прости, мамочка! Я не хотела. Ей Богу не хотела… Я думала напугать Тарочку. Я пошутила только, и вдруг Лена – бух! Ах, Господи! Никогда не буду! Если б я знала. Я дурная, гадкая… Я Виктору нос разбила… Я Алешу побить хотела… Я землянику съела… Все я, я, я!.. Только Леночку я не хотела! Право! Я русалкой нарядилась не для неё… A вышло, что она из-за меня чуть не утонула…

Тася захлебывалась слезами. Сначала она говорила тихо, а потом все громче и громче. Потом для большей убедительности стала кричать на всю комнату.

Леночка испуганно вздрогнула, забилась и заметалась в постели.

– Русалка! Русалка! – в ужасе расширяя неестественно горящие глаза шептала она, задыхаясь.

Мама бросилась к ней, обвила руками её белокурую головку и стала нашептывать ей на ушко:

– Успокойся, мое золото, успокойся, моя радость. С тобой твоя мама! Ленушечка моя!

И как только девочка стихла под влиянием ласкового шепота, Нина Владимировна снова села на прежнее место и, сухо взглянув на Тасю, произнесла таким строгим, холодным тоном, каким еще никогда не говорила с ней:

– Уйди. Я не хочу тебя видеть до тех пор, пока ты не исправишься. Твоя злая выходка чуть не стоила жизни сестре. Ступай. Я не хочу тебя видеть, недобрая, нехорошая девочка! Марья Васильевна была права – тебя надо отдать в строгие руки, пока ты окончательно не испортилась дома.

Тася взглянула на маму, как бы спрашивая, не шутит ли она? Но нет. Лицо мамы строго, почти гневно. Таким она никогда его не видела.