– Бурьянов! – вызывает он Калмыка.
Калмык, посвятивший все утро на устройство «фокусов и чревовещания», не успел повторить урока. Реки выскочили у него из головы, и он начинает бормотать себе что-то под нос.
Учитель сердится снова.
– Лентяй!.. Лентяй!.. – ворчит он с кафедры.
С последней скамейки приподнимается кто-то и протягивает руку, не особенно чистую, в чернильных пятнах. Это Янко. Он тоже не знает из заданного урока ни полслова и, боясь, что его сейчас вызовут, решается на хитрость:
– Господин классный наставник! У Янко живот болит. Можно ему пойти в приемный покой к доктору? – говорит сам Янко, пряча за головами товарищей свое смеющееся лицо и стараясь подражать голосом и произношением Подгурину.
Но Петра Петровича обмануть трудно. Он отлично понимает и кричит:
– Янко! В угол к печке ступай. А за неуменье держать себя в классе ставлю тебе единицу по поведению.
Пристыженный Янко шествует со сконфуженным видом к печке.
Чья-то предательская нога выставляется в проходе между партами. Янко не видит ноги, не чувствует хитрого умысла сделать ему «подножку», цепляется за ногу и стремительно летит на пол.
– А чтоб вас, – красный от неожиданности бормочет Янко, – и дойти-то как следует парубку до печки не дадут. Эх-ма!
Это выходит так неожиданно смешно и забавно, что все хохочут. Даже строгий учитель не может удержаться от улыбки. У Ивася Янко, маленького хохла, есть драгоценная способность привлекать к себе все сердца добродушием и заразительной веселостью.
– Ну-с, ступай на место и не шали больше, – уже милостиво говорит учитель.
– Вот спасибо! – радуется Янко. – И живот прошел, не болит нисколько, – тихонько добавляет он, оборачиваясь лицом к товарищам и строя уморительную гримасу.
Звонок. Урок окончен. Классный наставник расписывается в журнале, сходит с кафедры и читает отметки.
У Подгурина единица, у Янко единица, у Малинина три, у Раева пять.
– Берите пример с него, – заканчивает Петр Петрович, закрывая журнал. – Самый маленький среди вас, но учится лучше всех.
– Пять! Пять! – радуется Счастливчик. – Бабушка-то обрадуется. Ах, хорошо!
За каждую пятерку Кира получает от бабушки рубль. За каждую четверку – полтинник. Такой обычай бабушка завела с первого дня поступления Счастливчика в гимназию, не обращая внимания на слова Мик-Мика, который старался доказать, что выдавать деньги за хорошие отметки неуместно.
Рублей и полтинников уже много набралось в копилке Киры. Когда их будет еще больше, он купит себе часы, настоящие, золотые, закрытые часы, как у взрослого. Это уже решено давным-давно у них с Мик-Миком. И больше никто, ни одна душа не знает об этом.
ГЛАВА XVIII
Большая перемена.
Мальчики завтракают. Обычных шуток и шалостей не слышно. Челюсти, зубы и губы ушли в работу. Кира стоит у окна. С ним Помидор Иванович. Немного поодаль Аля Голубин. Аля не завтракает. У него грустное личико и печальный вид. Он усиленно занят оттачиванием карандаша и весь, как кажется, ушел в свою работу. Но это только кажется, а на самом деле не то. Голубые глазенки Али то и дело скользят по окружающим его мальчикам, которые с таким усердием уничтожают свои бутерброды. Под ложечкой у Али сосет. Он голоден. Ему хочется кушать. Ах, если бы хоть кусочек булки с колбасой! Но увы – у него нет ничего.
Мать Али бедная, очень бедная вдова Она бывшая учительница музыки. Но сейчас у нее совсем нет заработка. Она отморозила как-то себе руки, бегая по урокам, и с тех пор ее пальцы потеряли необходимую для игры гибкость и быстроту. С тех пор она живет с сыном исключительно на пятнадцать рублей пенсии. Это очень-очень трудно. Тут и комната, и обед и чай и стирка. Одним словом, все. Разумеется, давать на завтраки сыну не из чего, и бедная мать со стесненным сердцем отпускает своего Алюшку впроголодь в гимназию. О, как болит и томится ее душа при этом! Ведь он такой худенький слабенький, ее Аля, такой малокровный. Легко ли ему пробыть натощак с самого утра до трех часов дня, пока он не возвратится из гимназии к их скромному обеду? Но что будешь делать. Из пятнадцати рублей восемь идут на уплату за комнату, семь на все остальное. Едва-едва возможно жить впроголодь на эту сумму… До завтраков ли тут еще! Маленький Голубин отлично понимает это. И все-таки ему страшно хочется есть. И зависть берет глядеть на мальчиков, которые с таким аппетитом уничтожают свои бутерброды.
Счастливчик тоже завтракает с большим удовольствием. Мик-Мику удалось, наконец, убедить бабушку не снаряжать, как в дальний путь для мальчика целую корзину с провизией Ему дают вместо нее французскую булку, разрезанную вдоль, намазанную маслом, с начинкой из ветчины или рябчика, или куска телятины, или отбивной котлеты.
И от пилюль Мик-Мик избавил Счастливчика.
– Помилуйте, – говорил он бабушке, – да его с вашими пилюлями засмеют мальчики.
И пилюли отменили. Но зато…
Зато вместо пилюль в ранец Счастливчика няня каждое утро умудряется всовывать тщательно закупоренную и обвязанную в вату бутылку с горячим какао и маленький эмалированный стакан. С этим еще туда-сюда можно примириться, тем более что к какао прилагаются всегда и очень вкусные сладкие бисквиты.
Каждый раз, из боязни, что Счастливчик не выпьет какао, няня перед отъездом в гимназию спрашивает:
– Кирушка, мой батюшка, а ты сам ли пьешь-то какао?
– Сам, нянечка, сам!
– Мальчикам не даешь ли?
– Не даю, няня.
– То-то, мой батюшка, кушай на здоровье, мальчишкам не раздавай. Им што? Они рады у маленького отнять – обидеть ребенка.
– Да никто не обижает меня, няня, что ты! – уверяет няню Счастливчик.
Итак Счастливчик, стоя у окна, с большим аппетитом уписывает свой завтрак и запивает его какао. Дома Счастливчик так не ест. Дома его насилу уговаривают съесть за обедом котлетку или крылышко цыпленка, а здесь, при виде завтракающих с таким удовольствием мальчуганов, Кира и сам чувствует особенный аппетит и желание основательно покушать. Около него стоит Помидор Иванович. У Вани Курнышова в руках вместо бутерброда огромная краюха черного хлеба, густо посыпанная солью.
Ваня, красный, довольный, с полным удовольствием уписывает за обе щеки.
Его родители приучили своего мальчика с самого раннего детства к таким простым завтракам, и они кажутся ему, Ване, лучше всяких разносолов.
– Не хочешь ли половину моей булки? – предлагает Счастливчик товарищу, с которым он успел очень сойтись за последнее время.
– А там что у тебя за птица? – осведомляется Ваня. – Небось, котлетка – маленькая, точно конфетка, соус труляля, готовил повар, а есть нечего, потому что воздух один, мальчик-с-пальчик, а не котлетка, с мизинец ростом.
– Ха-ха-ха! – заливается на замечание Вани Счастливчик.
– Кушайте сами, а мы своей краюхой премного сыты и довольны, – дурачится Помидор Иванович и так хрустит белыми, как миндалины, зубами, разжевывая поджаренную корку хлеба, что любо и слушать, и смотреть.
Однако не доесть Ване своей краюшки, как и Счастливчику не доесть своей булки. Оба положили оставшиеся куски на подоконник и отошли от окошка. Аля Голубин видел, как отошли Счастливчик и Ваня, видел и лежавшие на окне куски.
Под ложечкой у Али засосало сильнее. Глаза невольно так и косятся на злополучное окошечко, на бутерброд.
– Господи! Господи! Хоть бы один кусочек! Хоть бы краюшечку попробовать только, – томится Аля. – Только бы попробовать, только бы заморить немножко червячка.
Желание есть, голод сильнее мальчика… Попросить товарищей? О нет, он не попросит никогда! Он, Аля, не нищий, милостыни ему не надо. Его мама говорит так часто своему мальчику: «Бедняк должен быть горд, Аля: бедняка обидеть легче всего».
О, он отлично понимает это! О, он гордый! Он никогда ничего ни у кого не просит, как и его мама. Никто и не знает, как он бывает голоден ежедневно. Никто и не подозревает, что он приходит каждый день без завтрака в гимназию. Когда все мальчики закусывают в классе, он уходит. Уходит в коридор, на лестницу, в залу. А сейчас он остался. Голод сильнее, чем когда-либо, мучит его сегодня. Его так и тянет посмотреть, только посмотреть, как кушают другие… И вот этот кусочек хлеба на окне и четвертушка французской булки с маслом и котлеткой!.. Ах, господи, да разве это дурно взять их себе?.. Ведь никому больше не принадлежит это. Все равно сторож выкинет эти остатки завтрака в грязное ведро… Аля живо окидывает глазами класс. Никто не смотрит, никто не видит. Один Раев, Кира, Лилипутик, стоит поблизости, но и он не видит его, задумался и смотрит в окно своими черными глазами. Аля делает шаг… другой… третий. Протягивает руку… Хватает куски хлеба и булки, подносит их ко рту… и ест… Ест быстро и жадно, как маленький проголодавшийся зверек.
Бедный Аля! Бедный Голубин!
Когда злополучные куски съедены и от них остались одни только крошки, Аля, как вор, бочком пробирается на свое место. Там на скамейке уже сидит его сосед, Счастливчик. Лицо у Счастливчика грустное, расстроенное. Глаза смотрят печально и смущенно.