Год Дракона. Легенды Байкала

Уже смеркалось. Буран сделал этот день еще короче, скрыв за снежной пеленой тусклый солнечный свет. В небольшом трактире обедали постояльцы заезжего дома. Здесь было мало местных, все больше приезжие, по воле судьбы, долга или корысти попавшие на новые для европейцев земли, суровые и малоизученные. Они негромко переговаривались. В помещении было непривычно тихо и приятно тепло.

Заведение это принадлежало семейной паре. Глава семейства, выходец из Центральной России, приехал на остров еще в молодости и обосновался здесь, очарованный теплом черных, как ночь, глаз его будущей супруги, ее мелодичным говором и покладистым нравом, а еще каким-то романтическим настроением, наполнившим его душу в ожидании встречи с неизведанным.

Обсуждали непогоду и неожиданную атаку японского флота на русскую эскадру в Порт-Артуре. Здесь, вдалеке от сражений и значительно севернее переправы, все еще сохранялись некоторые умиротворенность и спокойствие.

Внезапный грохот разбил тишину: треснул лед на озере, и этот звук в одно мгновение привлек внимание присутствующих. Посетители разом вздрогнули и напряженно переглянулись: не началось ли поблизости сражение?

– Что это? – задал резонный вопрос кто-то из постояльцев.

– Скрежет ломающегося льда, – последовал угрюмый ответ из-за соседнего столика. Мужчины обменялись продолжительными взглядами, прислушиваясь к звукам, доносившимся с озера.

Это действительно был оглушающий скрежет льда, как будто ломавшегося под натиском огромного тяжелого металлического каркаса ледокола.

Хозяин трактира тоже напряженно прислушался.

– Да-с, это лед трещит, – произнес он. – Неужто теперь совсем рядом?

– Далеко отсюда до Танхоя, – ответил мужчина средних лет, прислушиваясь к скрежету льда. – Вряд ли это связано с переправой.

– А если японцы?

– Как бы могли так быстро, да в такой буран? Да и далече все же…

* * *

Он выбрался на берег и стряхнул с себя воду – так, как это делают животные. Он ненавидел находиться в маленьком хилом человеческом теле, но только так ему было дозволено передвигаться по суше. Он закрыл глаза и стиснул зубы от боли: оказаться так быстро в теле, в несколько раз меньшем, чем его истинное – ощущение не из приятных. Идти на двух ногах тоже было непривычно и не очень удобно, но, поскольку это была единственная возможность выйти на сушу, он смирился. Только так он мог покинуть озеро.

Он проспал несколько десятилетий, сытый дарами землетрясения 1862 года, которое сам же и породил. В январе того печального года под воду ушло несколько деревень, и ему, несомненно, было чем поживиться. Когда люди перестают почитать своих богов и решаются возомнить себя равными им, боги просыпаются и приходят за своим, за тем, что им причитается. Так он думал. И так всегда поступал.

В целом он не был притязателен: свежая плоть – потому что надо питать свои силы, золото – потому что на нем приятно спать, и звуки бубна – выбиваемые шаманом сладкие, любимые звуки единения со стихией и знак почитания духов и древних божеств – вот все, что ему было нужно.

* * *

Дверь трактира распахнулась, впустив в тепло помещения ветер и снег. На пороге появился примечательной внешности человек. Это был мужчина средних лет, судя по всему, явно не из местных: высокий, около двух метров ростом, с очень бледной кожей и длинными белыми волосами, собранными на затылке в тугой хвост. Он остановился на пороге и медленно обвел взглядом всех присутствующих, словно искал кого-то между ними. Все невольно обернулись и также задержали на вошедшем свое внимание. Одет он был весьма необычно и не по погоде, и при этом нельзя было утверждать, что холод доставлял ему неудобства. На нем был лишь серебристый жаккардовый жилет, надетый поверх белоснежной сорочки с высоким стоячим воротником, узкие брюки из плотной белой ткани и высокие сапоги из мягкой, светлой, почти белой кожи.

В воцарившейся тишине было слышно его громкое, размеренное дыхание: каждый выдох сопровождался глухим рычанием, словно он прилагал силу, чтобы вытолкнуть воздух из легких, и с каждым выдохом вокруг его лица образовывалось полупрозрачное облако. Так бывает на морозе, когда мельчайшие выдыхаемые человеком капельки пара замерзают при низкой температуре. Вот только в трактире было тепло, а воздух вокруг посетителя словно замерзал от его же дыхания.

В абсолютной тишине, провожаемый несколькими парами глаз, мужчина сделал несколько шагов в сторону барной стойки и, одарив хозяина заведения продолжительным надменным взглядом, тихо и глухо произнес на чистейшем местном наречии:

– Где шаман?

– Шаман? – удивленно переспросил хозяин и затем продолжил на русском: – Какой шаман, милостивый государь? До шаманов ли теперь? Такие времена грядут. – Он сокрушенно покачал головой.

– Зови шамана, – сухо произнес гость, пронзая его холодным безжизненным взглядом.

– Да где ж теперь шамана найти? Ушли-с все шаманы. Вой на-с, о шаманах ли теперь думать?

– Меня это не касается, – глухо отозвался незнакомец и снова обвел присутствующих взглядом.

В зале повисла тишина. Задняя дверь приоткрылась, и из-за нее выскользнула хозяйка – невысокая полноватая бурятка, добродушная и улыбчивая, в яркой национальной одежде. Посторонив мужа, она встала между ним и гостем и поклонилась.

– Проходите, милостивый государь, – масляным голосом произнесла она и жестом пригласила за свободный стол у окна, но посетитель не сдвинулся с места. – Что изволите? Чем служить могу?

– Где ваш шаман? – холодно произнес незнакомец, медленно переводя взгляд на женщину.

– Не извольте гневаться. Ушли шаманы. Одна Лхама только и осталась на острове, да и то ее давно не встречали.

– Веди ее. – Мужчина не спеша прошел к предложенному ему месту и сел. Хозяйка с хозяином переглянулись. Посетители тихо переговаривались, следя за происходящим.

– Как будет угодно, милостивый государь. Мы сейчас же пошлем разыскать ее. А покуда ожидаете, что могу предложить Вам?

– Я ожидаю уже слишком долго! И я не вижу, чтобы кто-нибудь сдвинулся с места, чтобы идти за шаманкой.

– Уже сынишка мой бежит за ней. Сию же минуту пошлю его. Вам покуда что предложить?

Она склонилась перед ним, ожидая ответа.

– Золото и свежее мясо.

– Золото… Конечно… Оно будет у Вас, милостивый государь. А про мясо – так какое изволите? Как приготовить, как подать?

– Человеческое, – небрежно бросил ей в ответ гость, продолжая осматривать присутствующих леденящим, безжизненным взглядом, и, чувствуя этот взгляд на себе, посетители опускали глаза, словно пытаясь спрятаться от него в своих тарелках и кружках. – Так неси, – подытожил он, вернувшись взглядом к женщине.

Хозяйка, натянуто улыбнувшись, склонилась еще ниже.

– И поторопите шамана. Я до сих пор не слышу приветственных звуков бубна.

Пятясь, женщина кое-как добралась до двери, из-за которой появилась несколько минут назад.

– Гришка! – громко окликнула она через слегка приоткрытую дверь, все еще не решаясь повернуться к гостю спиной. – Гришка, беги к Оюне. Она наверняка знает, где ее бабка-шаманка прячется. Пусть бежит за ней. Хозяин Вод пожаловал, торопи ее.

Услышав это, ее супруг открыл было рот, дабы пресечь эти языческие предрассудки, но сдержался.

Из-за двери появился мальчишка лет семи, поспешно натягивавший на себя шубу. Кое-как нахлобучив на голову шапку, он вылетел на улицу, в буран, и побежал, проваливаясь в снег. Хозяйка же поспешила на кухню, намереваясь выдать пару кусков конины за человеческое мясо и подать их гостю.

Спустя несколько минут мальчик влетел в юрту Оюны, знатно испугав ее.

– Гришка! Вот напугал, негодный! – вскричала миловидная девочка-подросток лет двенадцати. Она сидела на корточках у очага и мешала что-то в тогооне[8 - Тогоон (бур.) – котел.] деревянной ложкой с длинной ручкой.

– Оюна, бабка твоя где? Мать говорит, беги к Оюне, пусть бабку разыщет, да в кабак ведет. Хозяин Вод пожаловал, шамана требует.

– Что за вздор? Что за Хозяин Вод такой? Не сам ли Лусууд-хан пожаловал? – Девочка рассмеялась.

– Вот смеешься, а он человеческое мясо, говорит, несите. И золото! И шамана, говорит, ведите, не слышу, говорит, приветственных звуков бубна. Злющий такой! Сам белый, как снег, а глаза синими огнями горят!

– Ох и выдумщик ты! Смотри, коли подшучиваешь надо мной, поколочу, так и знай.

– Некогда говорить, беги за бабкой, коли знаешь, где она.