Заклинатель
Грей и Нья переглянулись. Теперь у Грея появились соображения, почему Эддисону захотелось посетить этот обряд.
– Вам что-нибудь известно об этом человеке? – поинтересовался он. – Откуда он приехал, где живет?
– Нет.
– А среди ваших знакомых кто-то может о нем знать?
– О нем только слухи ходят. Я не знакома больше ни с кем, кто бывал на таких ритуалах.
– Что делал Эддисон, пока все это происходило?
Голова Тапс опустилась, словно у той не было сил держать ее прямо. Она закрыла глаза.
– Мисс Чакава! – сказала Нья. – Все, что вы скажете, может помочь нам его найти.
– Я думаю, он наслаждался, – ответила Тапс, не поднимая головы. – Не кровью, а тем… тем, что многие совокуплялись. – Ее голос задрожал. – Я по его лицу поняла. Это его будоражило.
Грею стало за нее неловко. Он уже собрался прервать ее, но тут она продолжила:
– Я попросила Уильяма, чтобы мы уехали, но он не пожелал, нет. Он хотел подойти ближе. Сказал, что это культурное явление, что мы здесь, чтобы получить новый опыт. Я сказала, что это не имеет к культуре ни малейшего отношения. Он попытался потянуть меня за собой, но я не пошла. Тогда он смешался с толпой, и я его потеряла.
– И с тех пор вы больше его не видели?
Она помолчала с минуту.
– Нет, я видела его еще один раз.
– Этого в рапорте не было, – нахмурилась Нья.
– Я не думала, что об этом есть смысл рассказывать, к тому же… я даже толком не уверена, что это было на самом деле.
– Не уверены?
– Я перестала рассуждать здраво. Думаю, это от крови и оттого, как вел себя Уильям. У меня прихватило живот, и вообще я почувствовала себя плохо.
Грей подумал, что она и сейчас выглядит нездоровой.
– Итак, когда вы снова увидели мистера Эддисона?
– Я увидела его снова в центре круга. Один на один с этим человеком.
– С Н’ангой? – спросила Нья.
– Ага. Там вокруг алтаря был еще один круг, поменьше. Нарисованный прямо на земле.
– Нарисованный?
– Да, то ли красной краской, то ли, – ее голос сорвался, – чем-то другим. Уильям странно себя вел. Как будто он то ли не соображает ничего, то ли в трансе. А этот человек стал водить в воздухе руками, как будто рисовал там что-то.
– Вы далеко стояли? – поинтересовалась Нья.
– Метрах в тридцати, пожалуй. Точнее не скажу.
– И что потом?
– Все снова стали скандировать, – сообщила Тапс.
– «Н’анга»?
– Нет, теперь что-то другое. На незнакомом языке. Это был не шона и не английский.
– Можете повторить это слово? – попросила Нья.
– Оно было какое-то необычное, и языка я не узнала. Так что нет, извините.
– А что случилось с Уильямом? – спросил Грей.
Тапс облизнула губы.
– Я хотела уйти, но что-то заставляло меня смотреть. Этот человек – я не могла оторвать от него глаз. Он перестал размахивать руками и поднял их к небу. Толпа перестала скандировать, и стало очень тихо.
– А что делал Уильям?
– Он стоял рядом с этим типом, смотрел. Уставился на него, как школьник.
– Когда вы снова потеряли мистера Эддисона из виду?
Тапс выглядела все более взволнованной. Ее лицо исказилось, и казалось, ей хочется спрятаться.
– Я не знаю, что было дальше. Я вроде бы видела кое-что, но такого просто не может быть, поэтому понятия не имею, что там происходило на самом деле.
– Пожалуйста, мисс Чакава, – попросила Нья, – просто расскажите нам, что вы видели. А мы уж разберемся, где факты, а где иллюзии.
Тапс глубоко вздохнула и заговорила медленно, обдумывая каждое слово.
– В центре маленького круга, где стоял Уильям, поднялся туман. Он был как одеяло, но не выходил за пределы круга. Я не видела, что там внутри. Не видела Уильяма. Потом внутри тумана раздались крики. Это был голос Уильяма. А потом крики прекратились. Оборвались слишком уж неожиданно, если вы меня понимаете.
Грей снова подумал: по крайней мере, эта женщина убеждена, что говорит правду. Голос Тапс стал теперь ровным, без интонаций, такое бывает, когда человек израсходовал все эмоции и обреченно заканчивает свой рассказ.
– Я тогда тоже закричала, попыталась прорваться к Уильяму, но не смогла. Народу было слишком много, все стояли слишком плотно, все извивались и вопили, как одержимые.
Грей посмотрел на Нью. Та с почти лихорадочной заинтересованностью подалась вперед.
– Затем туман начал рассеиваться. Когда он полностью улетучился, оказалось… – Тапс отошла к окну и уставилась на улицу. – Оказалось, что внутри круга никого нет.
Грей едва сдержался, чтобы не хмыкнуть.
– Что значит «никого нет»?
– Может, он выскользнул и смешался с толпой? – спросила Нья. – Думаю, это самое правдоподобное объяснение.
– Толпу я первым делом осмотрела. Его же нетрудно было бы заметить, ага? Я дождалась, пока ушли все, кроме тех, кто вырубился, осмотрела каждого, но его не увидела.
– А жрец куда делся? – спросил Грей.
– Не знаю. Я пыталась найти Уильяма и не заметила, что дальше было со жрецом.
– Вы спрашивали у кого-то из людей, куда пропал Уильям?
– Мне никто не ответил. Там все были… не в своем уме.
– Вы уверены, что не встретили на ритуале никого из знакомых? – задал вопрос Грей.
– Зим – страна большая.
– Но вы упоминали, что и раньше бывали на таких ритуалах, – отметил Грей, – и знали о других, кто тоже там бывал.
– Я же сказала, те обряды совсем другие. На них все только притворялись, что это джуджу. – Тапс снова пожала плечами. – Я не знаю, как Уильям узнал об этом ритуале… ох, зачем мы только туда поехали!
– Когда вы вернулись в машину? – спросила Нья.
– Сразу, как только все разошлись. Мне не хотелось и лишней секунды там оставаться. Я заперлась в машине и ждала, пока не рассвело, на случай если Уильям вернется. А потом снова пошла на то место, и оно выглядело так, будто там вообще никогда никого не было. Я не знала, что еще можно сделать, поэтому уехала. Заблудилась на грунтовках, но в какой-то момент снова оказалась где-то на Марондера-роуд. И сразу отправилась в полицию.
Изящный мобильник Ньи зазвонил. Она открыла его крышку, недолго поговорила и сбросила вызов.
– Мне надо ехать.
Грей поднял указательный палец.
– Мисс Чакава, вы уверены, что не в курсе, откуда Уильям мог узнать про ритуал?
– По дороге я спросила его об этом, а он засмеялся и сказал, что его позвал один друг. Я не поинтересовалась кто. Я не знакома с его друзьями.
Грей обдумал ее ответ. Он разговаривал с честной женщиной, к тому же пережившей потрясение. Сомнительно, что есть смысл и дальше терзать ее вопросами, скорее всего, это ни к чему не приведет. К тому же они при необходимости всегда смогут сюда вернуться. Он обеими руками взял ее ладонь.
– Спасибо, вы нам очень помогли. – Грей вручил ей свою визитку. – Пожалуйста, позвоните, если припомните что-то еще. Как только мы что-то узнаем, сразу вам сообщим.
– Да уж, пожалуйста.
6
Они вернулись к машине. Лицо Ньи было мрачным.
– Этот человек, этот Н’анга, просто позор страны. Если в прессу просочится информация о том, что он делает, мы станем всеобщим посмешищем.
– Так вот почему вы нам помогаете, – сообразил Грей. – Теперь понятно…
– Я делаю свою работу. Разве вы здесь не по той же причине?
– Еще я хочу помочь Эддисону и Тапс.
– Все ясно, – бросила Нья. – Есть еще какие-то выводы относительно моего характера?
– Забудьте. На этом ритуале наверняка был кто-то еще, с кем мы можем поговорить и кто знает об этом жреце больше.
– Там собрались кумуша – деревенские жители. Как вы собираетесь их искать?
– Не знаю, по деревням проехаться? – предположил Грей.
– Очень непрактично. К тому же они не станут с вами разговаривать.
– Зато с вами станут.
– С чиновницей из министерства? Вряд ли.
– Эддисон и Тапс не селяне, – сказал Грей, – однако они там были. Могут найтись и другие вроде них.
– Как я уже сказала вам вчера вечером, никто из тех, кто присутствовал на ритуале, не захочет светиться. Если хотите помочь мистеру Эддисону, не тратьте время, пытаясь найти тех, кто там был и то ли может, то ли не может что-нибудь об этом знать.
– Тогда остается только прощупать связи Эддисона. Кто-то ведь рассказал ему о церемонии. Я рассмотрю дело под этим углом, а вечером встретимся с профессором Радеком.
– Перед этой встречей мне хотелось бы, чтобы вы переговорили кое с кем еще, – проговорила Нья. – Если вы вечером свободны и сможете пойти со мной, предлагаю встретиться в семь у вас в посольстве.
– Да, я смогу. С кем мы встречаемся?
Она дотронулась до креста у горла.
– Кое с кем, кто разбирается в джуджу.
* * *Грей ушел, и Нья позволила себе легкий вздох облегчения. Не в ее характере себя нахваливать, но она хорошо сыграла свою роль. У нее появилось предчувствие, что Грей может оказаться ей полезен и поможет в ее поисках. Несмотря на молодость, в нем ощущалась компетентность, а еще он обладал качеством, слишком хорошо знакомым Нье, потому что она и сама им обладала. Доминик Грей был из тех, кто выживает.
Слава богу, что за расследование не взялся тот второй человек из американского посольства. Нья сильно сомневалась, что у нее хватило бы духу с ним работать. Ей был знаком этот типаж – такие думают, что их привилегированный статус представителей западной цивилизации по умолчанию дает им превосходство над коренным населением. Их доллары, евро или фунты открывают перед ними двери лучших клубов, позволяют ежедневно и еженощно питаться в самых дорогих ресторанах и вкушать столько грязных удовольствий, сколько их душенькам угодно. Они проникаются якобы врожденным чувством превосходства, словно всегда имели право на подобный статус, хотя на самом-то деле просто случайно оказались в нужном месте. В лучших традициях колониализма их глубинное чувство незащищенности порождало жестокость и черствость, держа человечность под тремя замками и позволяя им наслаждаться своим пребыванием в новой вотчине, не терзаясь угрызениями совести. Тут оставались только такие. Хорошие люди всегда уезжали, удрученные происходящим в Зимбабве и разочарованные невозможностью добиться реальных перемен к лучшему.
Она поехала через центр города, глядя прямо перед собой. Это стало ее привычкой – оскорблять взор повседневными реалиями Хараре не хотелось. И все-таки полностью избежать мелькающих образов ее измученного города было невозможно.
Путь Ньи лежал по улице Джулиуса Ньерере, Второй улице, затем по Ангва, а в опущенное окно просачивались воспоминания. Город обзавелся бледной аурой упадка, которой не было в дни ее детства. Когда-то Хараре был современным, чистым, полным энергии, надеждой Африки, гордостью и радостью страны. Он был словно наэлектризован. Апартеиду пришел конец, и хотя его пережитки до сих пор кое-где давали о себе знать, большинство людей, в особенности молодежь, в удивительном порыве товарищества приняли новое Зимбабве. Появилось множество рабочих мест, образование финансировалось государством и было превосходным.
Нья вспомнила, как, бывало, в послеобеденные часы лакомилась мороженым-трубочкой под медовой глазурью у павильона «Вестгейт» в окружении друзей – детей разных национальностей из дипломатического круга ее родителей: других зимбабвийцев, египтян, южноафриканцев, шведов, ирландцев, ганцев, датчан, американцев, индийцев, португальцев, застенчивых близнецов из Дубая. Ночные вылазки в «Эйвондейл», в «Кафе “Европа”» за граппой, посиделки в «Архипелаге» и «Черепахах», привычка быстро перекусить в «Нандо» перед тем, как отправиться в винный бар при отеле «Мономотапа». А сейчас она проезжала мимо безжизненных торговых центров, мимо пустых, обсаженных жакарандой бульваров, где когда-то работали магазины, толпились туристы и видны были все признаки процветающей экономики. Она вцепилась в руль. Все это счастье, весь этот потенциал – все это оказалось растрачено тем же правительством, благодаря которому когда-то появилось. Неважно, что тому виной: жажда власти, паранойя, жадность – Нье плевать было, что именно пошло не так, что положило начало той нисходящей спирали, которая превратила любимое Зимбабве ее юных лет в очередное нищее африканское государство.
Нет, ни малейшего сочувствия Нья не испытывала. Она просто знала, что ей этого не вынести.
Ее задача на сегодняшний день была слишком знакомой. Предстояло оценить условия жизни в Мбаре, пригороде, который стал одной из очередных потенциальных целей гнусного правительственного проекта расчистки, заключавшегося в тотальном и непродуманном сносе трущоб. Ведя машину, она сглатывала, пытаясь избавиться от кома в горле, вызванного видом самодельных хижин из поставленных друг на друга листов гофрированного алюминия. Сквоттеры ютились и в крошечных картонных лачугах, используя их в качестве прибежища, пока не зарядили дожди. Канализация, электричество, водопровод и другие атрибуты современности либо отсутствовали, либо доживали свои последние дни. Тут постоянно опасались то дизентерии, то холеры и ежедневно побирались, чтобы добыть еду и питьевую воду. Дети в обносках порскали от «лендровера» с правительственными номерами и таращились на нее, будто она была инопланетянкой. Шелудивые одичавшие коты и псы крадучись пробирались по дальним окраинам этого напоминающего ночной кошмар лабиринта.
Нью трясло от ярости и бессилия, пока она вела машину через трущобы. Она остановилась лишь у сиротского дома для больных СПИДом детей, чтобы оставить там привезенные с собой продукты и поношенную одежду.
По привычке она снова потянулась к крестику, но мстительно отдернула руку. Бог ничего не сделал, чтобы облегчить участь этих людей, которые наверняка взывали к нему куда чаще, чем те сволочи, которые позволили ее стране прийти в упадок.
Ей захотелось снять крест, но она не могла. Его подарил отец, и другого Нья от него не получит. Никогда.
И это тоже повод порвать со старой привычкой.
Она подготовит свой доклад. Предоставит начальству именно то, о чем ее просили: конкретный отчет о тех трагедиях, которые обрушатся на этих людей, когда их жалкие дома будут уничтожены. Сообщит о неминуемых последствиях намеченных действий – и сделает это в нейтральном, бесстрастном тоне, который усвоила в министерстве.
Нья восстановила самообладание, только оставив Мбаре далеко позади и смахнув слезу, которую не помогло сдержать даже ее столичное самообладание. Мысли вернулись к другому заданию: наблюдению за американцем. В правительстве знали о распространении джуджу в основном потому, что опасались дурных отзывов в прессе, но разобраться с этим явлением не было приоритетной задачей.
Ей нужно соблюдать осторожность; она чувствовала, что Доминик Грей умен. Он может оказаться ей полезен, но придется постоянно быть начеку и не дать ему догадаться о ее истинных целях.
Он не должен узнать, почему она на самом деле помогает ему искать Уильяма Эддисона.
7
Харрис закинул ноги на письменный стол, прикурил сигарету и заложил руки за голову.
– Что удалось узнать? Эддисон уже выполз из своей норы?
Грей сел на неудобный металлический стул, развернутый к столу, не сутулясь и не напрягаясь, в расслабленной позе человека, способного в любой момент приступить к действиям.
– Его подруга понятия не имеет, что с ним случилось.
И Грей сжато изложил начальнику, как прошла встреча с Тапс. Харрис выдохнул в находившееся у него за спиной открытое окно второго этажа.
– Я такой чуши ни разу в жизни не слышал. Пытаться добиться чего-то от людей в третьем мире по-хорошему – все равно что бекон жарить на оливковом масле. Послушай, найди нужного дилера, и он выведет тебя на Эддисона.
– Не думаю, что они были под наркотой.
– Но тогда что это было? Девица сказала правду? С земли поднялась завеса тумана и поглотила ее дружка? Отличный результат сбора данных, Грей. Я уж постараюсь, чтобы твою гипотезу передали послу, а потом и президенту.
– Свидетельница просто расстроена и сбита с толку. А я лишь держу тебя в курсе дела.
– Ты бы мне еще на скрипке сыграл.
Грей глубоко вздохнул.
– Нужно выяснить, как Эддисон узнал про обряд. Похоже, это не общедоступная информация. Кем бы ни был человек, сообщивший ему про это сборище, он, похоже, может о чем-то знать.
– Так-то лучше. Идеи есть?
– Я надеялся на твою помощь. Ты знаешь, с кем он дружил, где бывал? Может есть кто-то, кто сможет что-нибудь мне рассказать?
– Он дружил с послом, но с ним я уже переговорил, и ему ничего не известно. А помимо посла и этой его подружки… – Харрис пожал плечами. – Проверь его квартиру, может, найдешь какую-нибудь зацепку.
– Какой адрес?
Харрис черкнул что-то на первом листке разлинованного блокнота, вырвал его и с ухмылкой передал Грею.
– Как развивается сотрудничество с нашей маленькой чертовкой? У тебя уже был шанс узнать ее поближе? Увидеть ее с непрофессиональной стороны?
– После того как мы побывали у мисс Чакавы, Нья спросила, не хочу ли я к ней заскочить и познакомиться получше.
– Правда? И как оно? – оживился Харрис.
Грей закатил глаза и встал.
– Да ладно тебе! Откуда мне было знать? – возмутился Харрис. – В таких странах никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
– Ты слишком часто бываешь в борделях, прекращай это, а то у тебя создается превратное впечатление об отношениях между мужчинами и женщинами.
– Мы опять об этом? Проституция ничем не отличается от свиданий. Как ты думаешь, почему мы платим за ужин и за выпивку? Из соображений благотворительности? И даже не заводи эту шарманку насчет брака. В таких странах это узаконенное рабство, да и в Штатах дела обстоят ненамного лучше.
– Я предпочитаю старомодный способ. Выпить, поболтать, и никто за секс не платит.
– Проституция позволяет сразу перейти к делу и избежать мучений, которые растягиваются на десятилетия. Так оно лучше всего для всех участников.
– Ясное дело, Харрис, ты прав.
* * *После того как Грей объяснил ситуацию и показал удостоверение личности, комендант здания, где жил Эддисон, стал радостно кивать и улыбаться.
Грей находил шона невероятно душевными людьми, готовыми веселиться, невзирая на все беды Зимбабве. Хорошо бы обзавестись бутылочкой подлинной радости жизни – похоже, у многих шона такие имелись в загашниках.
Жилище Эддисона свидетельствовало о том, что он всю жизнь путешествовал и был холостяком со средствами. В квартире не было беспорядка, но не хватала тепла женского присутствия. Винтовая железная лестница отделяла кухню от прямоугольной гостиной. Вдоль одной стенки тут выстроились резные книжные шкафы, вдоль другой тянулся винный стеллаж. Произведения искусства и коллекционные предметы со всего мира заполняли шкаф-витрину. Довершали картину кожаный диван и два мягких кресла, каждое из которых было покрыто звериной шкурой – похоже, они украшали в Африке дома всех экспатов.
Грей задержался в кухне, пустой, если не считать раковины, полной грязных тарелок. Потом поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в спальне. В ее интерьере преобладали красные тона, и ее обстановку, казалось, доставили прямиком из гарема. Бо́льшую ее часть занимала громадная кровать с многочисленными подушками и какой-то валяющейся в изножье одеждой. Шелковые простыни заскользили под пальцами Грея, когда он откинул их в сторону.
Грей осмотрел гардеробную, сундук с одеждой, отодвинул многочисленные алые занавески, за которыми скрывался балкон, выходящий на улицу. Потом переместился в ванную и тоже не нашел там ничего интересного. Усевшись на краешек спрятавшейся за стеклянным щитом ванны, он, задумавшись, стал барабанить пальцами по стеклу.
Еще раз осмотрев спальню, Грей подошел к кровати и взял с нее пару брюк. Проверил содержимое карманов, надеясь обнаружить какой-нибудь чек, но нашел лишь книжечку спичек. Там не хватало всего трех штук, а значит, они появились у Эддисона совсем недавно.
Он перевернул упаковку и прочел на обратной стороне название: «Клуб “Лаки”».
Пожалуй, стоит взглянуть, что это за местечко.
* * *Грей позвонил Нье узнать, сможет ли она встретиться с ним в «Клубе “Лаки”», но нарвался на голосовую почту и сбросил соединение. Одно дело – осмотреть без разрешения Ньи квартиру гражданина США и совсем другое – поехать, следуя зацепке, в центр Хараре что-то расследовать там. Он взвесил свои возможности и двинулся в сторону клуба. Важно было не терять времени. Кроме того, выпить пива и осмотреться в заведении законом не преследуется, и Нья сама поручила ему порасспрашивать об Эддисоне.
Адрес, написанный на обратной стороне картонки со спичками, привел его в юго-западную часть Центрального делового района, на Банк-стрит. Городские пейзажи здесь уже не столь радовали глаз. Остановившись на углу, Грей вгляделся в перспективу протянувшейся в южном направлении беспорядочно застроенной Чинхойи-стрит. На стенах ветшающих бурых зданий колыхались рваные объявления, на тротуаре валялся всякий мусор, покосившиеся фонари и гудящие кривые трубки неоновых огней ждали, когда опустится покров темноты. На балконах пивнушек и второразрядных клубов толпились мужчины, спуская свои немногочисленные никчемные зимбабвийские доллары в попытке забыть, как их пришлось добывать.
Неприметное заведение на углу терялось среди баров и заброшенных лавочек, большинство из которых обходились без вывесок. Грей знал, что некоторые из них обслуживают клиентов, которые хотят избежать как опасностей глухих окраинных переулков, так и любопытствующих взоров высшего общества. Все в этом районе отнюдь не соответствовало респектабельности, культивируемой и насаждаемой в деловых кварталах Хараре.
Разумно было бы оставить эту часть города нетронутой, подумал Грей. Лишить разочарованных людей всех способов выпустить пар – значит напрашиваться на бунт.
Настороженность Грея усилилась, стоило ему только открыть деревянную дверь «Клуба “Лаки”» и увидеть на сцене в дальнем углу молодую девушку топлес, танцующую у одного из двух пилонов. Стриптиз-клубы в Хараре были запрещены законом. Они существовали либо подпольно, либо чуть более открыто, если у хозяев имелся прикормленный правительственный чиновник. «Клуб “Лаки”» из-за отсутствия вывески не бросался в глаза, но зайти в него мог прямо с улицы любой желающий. Значит, кому-то за это платили, а следовательно, закон на территории клуба не действовал.
Темное помещение с низким потолком и без единого оконца пропахло застоявшимся пивом и по́том, а еще Грей уловил вонь рвотных масс. Грязноватые столики кучковались перед сценой, как мушиный рой. Слева за открытой дверью виднелся коридор.
За одним из столиков у сцены спиной к Грею сидели четверо мужчин, они смеялись и наблюдали за извивающейся у пилона девушкой. Никто не заметил, как он вошел; гремевшая в зале музыка квайто заглушала другие звуки.
Грей позволил двери закрыться за ним на оставшиеся несколько дюймов. Отступать теперь уже поздно.
8
Грей выбрал столик на полпути между стриптизершей и входом. Так, чтобы оставить себе пространство для маневра, но при этом сидеть достаточно близко к происходящему на сцене и не вызывать ни у кого подозрений.
Заморенная девушка с остекленевшими глазами, на которой из одежды были одни только стринги, вышла из коридора и направилась к нему. Не встречаясь с ним взглядом, спросила, что он будет пить, и челюсти Грея сжались сами собой. Скорее всего, она больна СПИДом, или, как его называют тут, слимом. Тут наверняка вдобавок и бордель, к гадалке не ходи. И это в стране, где уровень заболеваемости СПИДом, по оценкам, составляет двадцать процентов… безумие.
Он заказал пиво и решил, когда девушка вернется, поинтересоваться у нее, нельзя ли поговорить с менеджером. Песня кончилась. Вместо нее заиграла другая, с точно таким же ритмом. Один из посетителей впереди обернулся, вероятно, ища официантку, заметил Грея, на миг вперил в него взгляд, а потом подтолкнул своего соседа, который зашептал что-то другому.
Они встали, повернулись к Грею, и тот выругался. Эти ребята оказалась моложе, чем он думал, – подростки, одетые в зеленые спортивные штаны и майки с эмблемами правящей партии ЗАНС-ПФ, Зимбабвийского африканского национального союза – Патриотического фронта. Одежды и юные лица выдавали в них «Зеленых бомберов», членов молодежного крыла союза.
Грей знал, что это за организация. В попытке политизировать подрастающее поколение правительство организовало военизированные тренировочные лагеря, предлагая регулярное питание и стипендию всякому, кто туда запишется. Для тех, кто голодал на улицах, никакой реальной альтернативы этому не было. А в некоторых районах страны ребят, которые не хотели в этом участвовать, похищали и загоняли в лагеря насильно.
В этих лагерях разворачивались сюжеты, словно сошедшие со страниц современных романов ужасов. Без настоящего присмотра и системы отчетности, промывание мозгов и насилие стали там обыденностью, а невинные деревенские мальчишки превращались в морально опустошенных и преданных режиму солдат. Обеспечив им фактическую безнаказанность, правительство рассылало их по всей стране – следить, чтобы население послушно голосовало за ЗАНС-ПФ. В Хараре, впрочем, они не были особенно заметны и обычно ограничивались преследованием членов ДДП, оппозиционной партии.
