Признался. В ответ Изольда оправдала свое имя:?
– На кону такие ставки! Диссертация. Отъезд в США. Пройдёт блажь.?
– Лучше бы посуду побила или меня, – бесчувствие обезоружило.?
Алена на разводе поначалу не настаивала , а потом…уже не случилось. Исчезла без следа. ?
Искал, но тщетно.?
После защиты эмигрировал с женой. Третий глобальный переезд в жизни Сергея: с Байконура после смерти деда к тетке в Тулу, потом в Москву в университет, и вот в Сан-Франциско. Тут хочешь-не хочешь, а пришлось замуровать трепетное сердце и впрячься в американский бизнес. Сказкам места не осталось.?
Три года назад вернулся к поискам Алены. Нанял детектива. От Изольды откупился долей в своем “CoSMos”е – компании Сергея Москвина. Название фирме дал в честь деда, с которым прожил на Байконуре шесть лет после гибели родителей.?
– Алёна должна была уже прилететь, не разминуться бы, – волны людской толпы в аэропорту несли Сергея как на парусах к долгожданной встрече. От неуверенности мутило. Ноги подкашивались.?
И точно по Пушкину взыграло ретивое: перед ним стояли две Алены. Русые волосы и васильковые глаза.?
– Аленушки! – нежно обнял и обмяк без сознания.?
В госпитале врачи рекомендовали отдых, но отпустили Сергея домой.
Вечером немые звезды заняли свои постоянные места в небесном амфитеатре. В воздухе витало ожидание решающего разговора.?
– Ты был как витязь на распутье. Когда узнала о беременности, испугалась. Что сломаю жизнь твою и карьеру, – робко начала Алена.?
– Прости…??
– Простила. Иначе дочь бы не привезла.??
– Все, что происходило за последние двадцать лет, лишь приближало нас друг к другу.??
– Ты все такой же любитель сказок???
– Теперь еще больше, – пространство между мужчиной и женщиной наполнилось тихим счастьем.?
***
– Долго ли, коротко ли, но сказка заканчивается. А что было дальше, нам не ведомо, – перевела многозначительный взгляд в сторону мужа Алёна.
– Решила заняться писательством?
– Дочь учится, ты работаешь. Мне тоже нужно дело.
– Знаешь, может изменить имена героев?
– Пожалуй, нет. Где правда или выдумка, никто кроме нас не знает.
Старый дом
“Чу, кто тут?” – заслышав шаги, дом понуро заворчал. Когда-то его окна были распахнуты словно глаза. Сеи?час – заколочены. За него решили, что высматривать ему нечего и некого.
“Давненько я не слышал человеческие голоса.” – скрипнул он столетним фасадом. Стоял дом на краю села. Деревянный. Одноэтажный. Простецкий. Голубая краска облупилась, а серебристые вуали паутин на фасаде можно было смело принять за благородную седину.
Лет 30 назад в доме разобрали печку за ненадобностью, как аппендицит удалили. Взамен провели газовое отопление и водопровод. “Хоть на старости заживу с удобствами!” – радовался он тогда, хотя с печкой было всяко душевнее.
В доме было все необходимое: три комнаты, кухонька, веранда, сени, кладовая и даже погреб. Милое и уютное убранство. В кладовой впрок запасались пахучие лесные и луговые травы, баночки с вареньем, холщовые мешки с крупой. Бережно расставленные по полкам, они ждали своего часа оказаться на столе.
Больше всего дом любил, когда наезжали гости, распивали чаи? с душицей? на веранде, нахваливали удавшиеся пироги. В такие моменты даже двери переставали ныть артритным скрипом, а по всем комнатам разливалось тихое счастье.
Десять лет как владельцы канули в вечность, дети их и внуки растворились в городах. Жизнь его, казалось, завершена. Смиренно он махнул на себя рукой? и постепенно сросся с пейзажем, укутался в бурьян, нахмурился и впал в забытье. Иногда снилась последняя хозяйка, а может, это было привидение, он уже не разбирал.
– Дом там, где любовь. А у меня ни дома, ни любви – девушка отворила рассохшуюся дверь.
Изнутри повеяло пустотой и окутало тишиной. Она села на диван, закрыла глаза. Запахло воспоминаниями.
Боясь скрипнуть, дом высматривал непрошенную гостью: “Да кто же это? Чердак совсем не варит…погоди-ка, у кого любовь-морковь была постоянно на уме?…лопни мои? фундамент, да это ж внучка Эля!”?
Обрадованный, начал мысленно крутить доброе черно-белое кино о каникулярных романах Эли: «Помню, бабушка всегда тебе в пример соседскую Лялю ставила, благоразумницу. Но ты ж строптивелась.?
Твоя первая любовь – задумчивый голубоглазый блондин. Любитель велосипедов. Вы еще с ним целоваться учились у моего угла, несмышленыши. Хорошо, бабушка не прознала, устроила бы вам на орехи! Ты его бросила первая, наскучил томностью. После у тебя блондинов не было, разочаровалась.?
На следующий год случился Азиат, кликали его так, жил он там что ли? Глаза-то не косые имел. Сохли по нему многие девчата. И тебя тоже угораздило. Только Азиат этот ловеласом оказался, или драма у него была с неразделённой любовью, не помню, но всех девушек назло после двух встреч сам без объяснении? бросал. После скорого расставания с ним ты еще стихи начала писать с тоски в красный блокнотик.?
Помню как приехал из столицы студент-юрист на отдых к соседям. Ходил павлином. Не влюбиться ты не могла. Бабушка узнала у соседки, что у него блестящее будущее, поэтому и половину будет выбирать из своего круга. Только он выпивать любил, а ты такое не уважала. Послала его лесом. Круто, но справедливо, как по мне-то.?
Как девушка ладная всегда много ухажеров имела. Один тебя изводил клятвами, караулил у моих ворот. Да только непреклонна была. Неказист, и все? тут! Ты ж всегда видных парней? выбирала.?
Ох, Элька, ветреная ты была в юности! Даже из окна сбегала на свидания, бабушку до инфаркта чуть не доводила, негодница. И чего тебя тянуло на сложные любови?”
Дом приосанился и почувствовал оживление всей своей деревянной душой: “Кстати, чего приехала-то после долгого отсутствия, еще и печалью сдобренная?”
Эля молча разобрала вещи. Осмотрелась. Пыль кругом. Поискала что-то в шкафах. Решила помыть полы и стены. Набрала воды в ведро и пошла работать тряпкой, оттирая с усердием каждую старую деревянную доску. У разобранной печки нащупала неприметное кольцо. Потянула. Тайник. Сверток.
– Клад? – Эля развернула тряпицу, разложила на полу две фотографии, несколько золотых червонцев, брошь с голубыми опалами: “Негусто” – посмотрела на одно фото: “Кого-то напоминает, и брошь знакома. Надпись – Аля, 1917.” – вмиг вспомнила леденящий сон последних недель.?
Стоит она в холодном доме в платье с брошью на груди, как Аля на фото, но с растрепанными волосами. Зябко кутается в шаль. Пальцами теребит камни на брошке: “Бежать, куда?” – судорожно помотала головой?: ”В глубинку. Схорониться. Выжить. Родителей не вернуть… Решено.”?
Оделась скромно. Волосы заплела в косу, повязала шаль на крестьянский манер. Несколько золотых монет, брошь и фотографии зашила в подол пальто. Передвигалась на случайных обозах.?
На третий? день села в телегу к одному мужику. Ехали вдоль леса. Он и скажи: “А ты, девка, ведь не из наших будешь. Давай?-ка слазь, проверять будем, кто ты!” – не успело ее? сердце ухнуть в пятки, как ноги уже рванули сами в лес. Бежала без оглядки, без разбора, без памяти.?
От этого нескончаемого бега Эля всегда просыпалась в слезах.?
Сейчас она наводила чистоту в доме и своей жизни. В голове крутилось лишь: “Твои проблемы, ты и решай?. Мне не нужен этот ребенок. Я не готов.” И тут такая неожиданная находка. Легкое дуновение воздуха вывело из задумчивости. Оглянулась – под потолком парила прозрачная фигура бабушки. Дальше – обморок.?
Робкое утро застало ее на полу. Голова ныла от удара: “Жаль не умерла. Все само собой бы разрешилось. Не хочу ни жить, ни ребенка!”
***