Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

– То, что ты хранишь в своей сумке, может быть опасно для тебя. Я предлагаю тебе сейчас же добровольно вылить мою кровь.

Такого тона от Сфинкса я еще не слышала: словно сталь вскрывала плоть. Здесь была и угроза, и предупреждение и даже… своеобразная забота.

Я не стала лезть на рожон и спрашивать что-то в духе «или что?». Это казалось неуместным. И тут я кое-что придумала.

– Хорошо, – как ни в чем не бывало сказала я и достала из сумки склянку, демонстративно показав ее и Гулльвейг, и Сфинксу. Последний явно не ожидал такой быстрой реакции. – Я вылью, но в обмен я хочу услышать от тебя одно обещание.

– Какое? – спросил Сфинкс настороженно.

– Ты сказал достаточно, чтобы стало кое-что понятно. Это меня и заинтересовало. Но ты ведь желаешь как-то что-то исправить, что-то сделать или, скажем, отомстить, так? – Сфинкс подумал немного и кивнул. Тогда я продолжила. – Пока это не случится, я буду следовать за тобой. Вот, мое условие.

Сфинкс смотрел мне в глаза, и я отвечала тем же. Вокруг него снова не было никаких нитей, – даже намека! Но на нем для меня сошлось слишком много другого: магические эксперименты, любопытные мне еще с Дома, тайны этого острова, для разгадок которых я на него и прибыла по зову животных, а также внимание моего Покровителя. Нечитаемый, он стал интересен со всех сторон.

– Везде и всегда только за мной следовать не нужно, но в целом да, я согласен, – ответил мне Сфинкс и протянул руку.

Я пожала ее, потому что видела, как это делали. Так вот, значит, как скреплялись обещания. Как торговые сделки! Мне так это было нужно, что я даже позабыла о маленьком секрете своего тела…

Не имея привычки бросать слова на ветер, я незамедлительно выполнила свою часть уговора, промыв склянку водой из бурдюка.

Возможно, я неверно поняла своего Покровителя. Но в любом случае, теперь я могла быть рядом со Сфинксом какое-то время. От осознания этого пару раз стукнуло сердце, напоминая о том, как оно тяжело. Было когда-то. Но сейчас от его биения, почему-то, стало тепло. Правда, предательски заныл давно забытый шрам на груди, перекрывая все крупицы приятных ощущений. Давно он не болел…

– А что насчет тебя? – спросила Гулльвейг, обращаясь ко мне. – Твое тело холодное, ведь правда? – она посмотрела на Сфинкса, ища подтверждения ее слов. Тот кивнул, оглядев свою ладонь, которой только что пожал мне руку, а затем внимательно посмотрел на меня. Тогда Гулльвейг продолжила. – Из твоих ран практически не сочилась кровь, когда я их обрабатывала. Мы сперва даже подумали, что ты погибла от того огненного заклинания. Твое сердце остановилось! Только остыть труп так быстро не мог, да и на какое-то время ты стала… как бы это…

– Вы оба это видели? – спросила я настороженно. Не уточняя, о чем я, и Сфинкс и Гулльвейг синхронно кивнули. Их вид был таким, что необходимость в уточняющих вопросах отпала сама собой. – А мои раны?.. Оба?

– Только я, – призналась Гулльвейг.

Я глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. При нынешних условиях мне не отвертеться, ведь иначе членство в группе было неудобно. Принявшись думать, как бы обойти прямой ответ на логичный вопрос, я спросила:

– Тогда скажите, это не я стала причиной пожара в городе?

– Нет, – тут же ответил Сфинкс.

– Там было много огня, – уточнила Гулльвейг. – Заклинатель с крыши сотворил мощную магию…

Я вздохнула и не стала допытываться. В конце концов, я с таким уже сталкивалась, правда, в лесах.

– То, кем я стала в том переулке – это не совсем я, и я не помню ничего, что делаю в таком облике. – Немного помедлив для большей выразительности, я вспомнила о балансе между Планами и сказала, прикрывшись этим. – Я опасаюсь, что если скажу больше, то это может привести к серьезным последствиям.

– Это одержимость? – Спросила Гулльвейг.

В ее голосе звучало желание помочь, но Сфинкс понял это как-то по-своему.

– У всех нас есть свои секреты, – сказал он уже знакомую мне фразу, оборвав дальнейшие попытки Гулльвейг расспрашивать меня.

– Ага, как и тот, откуда у тебя это странное кольцо, на котором еще и печать! Оно вообще по праву твое, и что это было там, в том доме?

Гулльвейг почему-то злилась. Возможно, ей доставлял дискомфорт тот факт, что она оказалась рядом с колдуньей, которая могла спалить все вокруг и не вспомнить этого и вервольфом, который… а вот тут загвоздка. Но лимит вопросов в адрес Сфинкса уже был исчерпан на сегодняшнее утро, – это было видно по нему.

– Это что-то меняет? Вообще-то я выиграл нам время! – оскорбился Сфинкс.

– Спасибо, конечно, но если это произошло ценой смерти обладателя кольца…

– Тогда что?!

– Тогда это зло!

– Не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне. Если ты думаешь, что…

Они ругались так, что даже белка с моей головы поспешила спрятаться в кронах деревьев. Посмотрев в сторону леса, где жизнь шла своим чередом, я заметила брошенное гнездо и поникла.

– Почему вы спасли меня? Я ведь даже не ваш вид, – тихо спросила я.

Чтобы расслышать меня, Сфинкс и Гулльвейг перестали ругаться.

– Это так не работает, – покачал головой Сфинкс, смягчившись.

– Неважно, кто оно, – ответила Гулльвейг, с радостью отвлекаясь от ругани. – Жизнь любого существа важна. Неважно, кто он.

– Любого? – словно не веря своим ушам, спросила я и посмотрела на Гулльвейг, которая удивилась этому вопросу. Ее слова казались мне знакомыми. – А если это существо злое? Что для тебя зло?

– Зло – это причинение вреда невинным, – с готовностью ответила Гулльвейг. – Когда кто-то вредит, приносит страдание и боль, сеет разрушение и смерть – это зло. Но это не означает, что если кто-то совершает что-то, что осуждается обществом или религией, но это никому не причиняет вреда, то он обязательно злой. С этим можно не согласиться, но это можно и понять.

– Твой друг, тот темный эльф, – начала было я.

– Сайрис, – напомнила Гулльвейг. Видимо, для нее это было важно.

– Да. Как ты вообще встретилась с ним? Разве ты не знаешь, что темные эльфы давно изгнаны под землю за совершенные ими злодеяния?.. – я видела, как Гулльвейг напряженно поджимала губы. Я не имела целью обидеть ее своими словами или как-то задеть, мне правда было интересно. – Они до сих пор грабят, убивают, похищают по ночам, обращают в рабство, думая, что все иные расы хуже, чем они и…

– Не все они такие! – воскликнула Гулльвейг. В ее глазах горел огонь веры. Она всем сердцем верила в Сайриса, и это было видно.

Хоть Гулльвейг и не ответила на мой вопрос, я видела ее привязанность к тому темному эльфу. И она действовала ради него. Очень хотелось пронаблюдать за развитием этих странных для меня отношений. Да и узнать, почему член расы, промышляющей похищением существ с целью создания рабов для себя, сам стал рабом.

– Я рада, правда. Но что насчет мести? – спросила я, едва заметно скосив глаза на Сфинкса. – Это зло? – Гулльвейг замешкалась, и я, поняв, что, скорее всего, затронула не самую нужную сейчас тему, спросила у Сфинкса, воспользовавшись моментом. – А ты, кстати, контролируешь себя в ином облике?

– Проверь в следующий раз, – усмехнулся Сфинкс.

Я кивнула.

Он заметил это и насторожился, но более ничего не сказал.

– В общем, это… спасибо вам обоим, – сказала я и поклонилась, повторяя жест Марии перед дверью в комнату. – И за то, что было под шахтой Бриджа, и за то, что было в переулке трущоб, и вообще.

Мне ответили не сразу, тогда я опасливо подняла глаза, не спеша разгибаться. Сфинкс коротко кивнул мне и спешно посмотрел на тлеющие угли, а Гулльвейг сказала:

– Я всегда приду на помощь нуждающимся. Только скажи мне, почему тебе настолько интересен Сфинкс, что ты даже это… ну…

– Мы обе видели, кем он обернулся, – ответила я, выпрямившись и на ходу придумывая оправдание. Не хотелось возвращаться к теме крови. И я солгала, не моргнув и глазом: привычка с Дома. – Мне важно было узнать, участвуют ли в неведомых мне экспериментах животные.