Корона Рико-Сантарио

– Привет! – раздался голос папы из кухни.

Папин одинокий ответ озадачивал. Если мама дома и молчит, значит, можно предполагать худший расклад – они не разговаривают. Спеша подтвердить или опровергнуть свою догадку, Вайолет буквально пролетела по коридору в сторону кухни.

– Привет, а где мама? – спросила она, стараясь скрыть свое волнение.

– Минут десять назад ушла к миссис Фоул, – папа, сидя за столом, доедал последний кусок какой-то выпечки.

Чем именно была эта булочка при жизни, сказать уже не представлялось возможным. Но одно можно было знать наверняка – она была съедена с почетом. Вокруг папы стояло, по меньшей мере, около десяти баночек с джемами, вареньями и конфитюрами, в чьи ряды как свои среди чужих затесались коробочка с арахисовой пастой и масленка. Вайолет, при виде всего этого разнообразия, слегка улыбнулась – это было так в духе ее отца. Если они всей семьей садились за стол, то она сама, мама и Лео заканчивали трапезу примерно одинаково, в то время как папа еще не притрагивался к своей тарелке – он, скользя по кухне, нарезал для себя несколько видов хлеба, красиво выставлял на стол рядом с собой соусы и шинковал зелень. Когда же он, наконец усевшись, вкушал первый кусок, вся семья уже разбредалась по своим делам, помыв за собой посуду.

Вот и сейчас, она не удивилась бы, если совсем недавно за столом находилась вся семья, однако так было даже лучше. Было время на то, чтобы разведать обстановку.

Не спеша налив себе в чашку крепкого чая, Вайолет села напротив отца.

– Как она? Злится? – спросила она, осторожно отпивая из кружки.

Папа пожал плечами.

– Да не особо, она больше не понимает, почему ты это не обсудила с ней прежде, а поставила ее в неловкое положение.

– Не верю, – Вайолет поставила кружку на стол, чтобы не пролить чай в случае, если разговор пройдет более эмоционально, чем она ожидает. – На все мои вопросы она всегда отвечает «нельзя» и при этом очень бурно реагирует. Это весьма логично, что я перестала спрашивать, тогда я имею хотя бы шанс не услышать «нет».

– Ты должна ее понять…

– В том-то и проблема. Я не могу ее понять, ведь она ничего не рассказывает. Я взрослая девочка и уже давно могу воспринять больше, чем «потому что я так сказала». – Вайолет почувствовала, как от накатывающих эмоций у нее начинают краснеть уши, и втайне обрадовалась, что они сейчас прикрыты волосами.

– Мама пережила очень тяжелую ситуацию, я думаю, она просто боится, – он старался говорить спокойно, чтобы не распалять Вайолет еще больше.

Джонатан, как непосредственный участник событий, никак не мог взять в толк, почему для Вайолет все не так очевидно, как для него самого. Когда она стала взрослеть, он успешно делегировал все полномочия по объяснению своей жене и до сих пор полагал, что дочка знает обо всем, что произошло, и противится принятию установленных правил не в силу непонимания ситуации, а просто оттого, что имеет привычку со всеми спорить, доказывая свою истину.

– Расскажи мне – тихо сказала Вайолет, не надеясь услышать ответ на ключевой вопрос, который мог бы изменить ее с мамой отношения, ведь нет ничего в мире более разрушительного, чем недопонимание.

– Ты не хочешь спросить об этом у мамы? – он уцепился за последнюю ниточку, уже понимая, что сейчас ему придется в своих воспоминаниях вновь пережить ночь, которая изменила его жизнь.

Отрицательно покачав головой, она сложила руки в замке на столе, ожидая рассказ.

– Что ж, – отец провел пальцами по затылку, собираясь с силами. – Тебе тогда была всего неделя, я все время находился рядом с Ианной, после родов она чувствовала себя не очень хорошо. Жили мы в покоях в восточном крыле, и старались оттуда не выходить. По дворцу ходили слухи о волнениях, но я, почему-то не придал им значения, ждал, когда твоей маме станет лучше, тогда мы сможем объявить прессе о твоем рождении и поедем показать тебя моим родителям. В день перед переворотом ты сильно капризничала и Ианна, уложив тебя спать, сказала, что очень устала и попросила меня покараулить, пока она отдохнет. Няня уехала на какой-то праздник, да и мне хотелось побыть с тобой, хоть я и боялся сломать что-нибудь, ты была такой крохотной. Ближе к полуночи ты поела и уснула, и я тоже решил поспать до момента следующего кормления. А в три часа ночи нас всех разбудил громкий стук в дверь. Долорес, видимо почувствовав что-то, схватила тебя на руки. На пороге стоял сам Король. Я никогда не видел его таким – всегда степенный, неторопливый, теперь же двигался будто рывками, волосы всклокочены, а глаза бегают. Он оттолкнул меня и кинулся к Ианне, быстро набросил ей на плечи пальто и сказал бежать за ним. Я схватил плед с дивана, чтобы укутать тебя, и мы побежали. Я не понимал что происходит, и твоя мама тоже этого не понимала. Мы все бежали и бежали, не запоминая поворотов, лестниц и пролетов, пока не оказались в каком-то гараже, который я ни разу до этого не видел. Артур кинул мне ключи от машины и сказал заводить, я не мог его ослушаться. Ианна какое-то время поговорила с ним, а потом, вся в слезах села в машину и сказа ехать к границе как можно быстрее. Надо отдать тебе должное, Вайолет, ты словно понимала, что сейчас не время и ни разу не заплакала. Возле границы нас уже ждали и посадили в лодку, сказав, куда плыть, потом нас встретили, посадили еще в какую-то машину, еще и еще, и так, к обеду следующего дня, мы оказались в Англии, без одежды, денег, и без понимания что происходит. У твоей мамы на этом фоне пропало молоко, так оказалось, что и тебя нечем кормить. На какой-то из переправ нам дали поддельные документы, я смог кое-как заложить в ломбард сережки твоей мамы – единственное, что было на ней, нам этого хватило на два дня ночлега в какой-то захудалой гостинице. Там мы и узнали, что Король мертв, а власть в Рико-Сантарио захвачена.

Папа глубоко вдохнул и сделал глоток из кружки Вайолет, которая при обычных обстоятельствах начала бы возмущаться такому варварскому захвату чая, но теперь не обратила на это никакого внимания.

– Потом, – продолжил он. – Нас нашла твоя бабушка. Ей повезло больше – в этот момент она находилась во Франции, но ей тоже пришлось срочно бежать, она узнала, что Грин хочет покончить со всем родом Фаулер. Она купила нам этот дом, себе – по соседству, и мы стали жить как обычные англичане, стараясь не светиться, и забыть, кем мы были в прошлой жизни.

Вайолет молчала, переваривая информацию. Ей срочно нужно было побыть в тишине и подумать. А после этого обязательно поговорить с мамой.

Папа все еще не сводил с нее глаз, пытаясь понять ее реакцию, и не сболтнул ли он лишнего.

– Спасибо, – Ви положила свою руку на его, но этого ей показалось катастрофически мало, поэтому она, обогнув стол, крепко обняла его. – Я не знала этого.

Джонатан ободряюще похлопал дочь по спине и, когда она, развернувшись, ушла, начал накручивать крышки на открытые баночки перед ним. Руки не слушались, а в груди пульсировала давно забытая боль, словно подсыхающая ранка, с которой по неосторожности содрали корочку.

Глава 4.

Вайолет измеряла шагами свою комнату, пытаясь унять мысли в голове, но ничто не могло расставить их по полкам: ни путешествия от окна к двери, ни обкусанные в кровь ногти и губы. Оно и было понятно – переосмыслять поступки человека и находить в них причину последующего поведения, которое раньше она считала бессмысленным, дается очень тяжело.

Удивительно, как порой самые близкие люди бывают слепы друг к другу, и видят лишь последствия, напрочь забывая о причинах. Даже без рассказа отца Вайолет знала, что ее родителям пришлось тяжело. Мама, выращенная, словно оранжерейный цветок, никогда не знавшая нужды в чем-либо, вдруг столкнулась с реальным миром, где она не нужна никому.

Внезапно, захотелось увидеть маму до всех событий. Мгновенье – и в плеяде запароленных папок находится одна – та самая, заветная папка с фотографиями из прошлого – жизни, которой не было у Вайолет, и которую у остальных членов ее семьи отобрали.

Три картинки. На первой – ярко улыбающийся дедушка на прогулке в парке через месяц после своей коронации. Тут ему тридцать три года. На второй – бабушка на той же прогулке, такая же утонченная и грациозная, как сейчас, сидит на набережной. Ей тридцать. И, наконец, третья – королевская семья Фаулер за неделю до свадьбы наследницы престола. Мама в атласном платье с чуть приспущенными плечами, копна светлых волос нарочно небрежно собрана в прическу, а на голове – диадема, та самая. К сожалению, это не было полноценной фотографией – просто оцифрованная вырезка из газеты. До страшных событий июльской ночи остается чуть больше года.

Вайолет увеличила фотографию, чтобы получше рассмотреть ее лицо. На фото она недовольна, но это, пожалуй, могут рассмотреть только те, кто знает ее очень близко. Причина этого явно кроется в украшении из белого золота с лимонными камнями на ее голове. Это и был тот день, когда бабушка заставила ее надеть диадему. Улыбнувшись и слегка прикрыв глаза, она ощутила, что по телу будто разлилась волна нежности.

«Она тут совсем ребенок. Прости меня, я не осознавала» – подумала Вайолет, проводя пальцами по экрану, словно пытаясь прикоснуться к той девочке, которая смотрела на нее сквозь года.

От раздумий ее отвлек стук в дверь.

– Я могу войти? – произнес папа после короткой паузы.

В его голосе что-то изменилось, будто он сам не был уверен, стоит ли ему наносить визит. Максимально беззвучно и быстро закрыв крышку ноутбука, Вайолет быстро втянула носом воздух и выдохнула через рот, тем самым предприняв попытку переключить свои мысли и ничем не выдать недавно пережитые эмоции.

– Конечно, входи!

Джонатан неуверенно вступил на темно-серый ковер и осмотрелся вокруг – он был не самым частным гостем в комнате дочери, да и собственно всего второго этажа, где находились комнаты детей.

– Тебе не мешало бы убрать тут, – сказал он, скорее просто чтобы заполнить молчаливую паузу.

Вайолет проследила за направлением его взгляда на прикроватную тумбу, где неровной стопкой лежало, по меньшей мере, пять книг, служивших пьедесталом для кружки, где некогда пребывало кофе. Во всей комнате присутствовало немало подобных инсталляций – то с распечатанными конспектами, то с блокнотами, где заполнена была всего лишь одна страница. В целом, любая горизонтальная поверхность на сто процентов использовала свой потенциал и была заполнена канцелярскими принадлежностями, одеждой и косметикой в абсолютно случайном порядке, словно подчиняясь только лишь одному правилу – полному отсутствию логики.

– Гений царствует над хаосом… – выдохнула она, осознавая правоту отца.

Ее взгляд, блуждавший по беспорядку комнаты, остановился на старом конверте в руках папы, довольно плотном, но пожелтевшем, и потерявшим гладкость, присущую новой бумаге.

– Что это?

Джонатан крепче сжал пальцами конверт, видимо, все еще раздумывая над тем, правильно ли он поступает.

– Я подумал, что нужно тебе это показать, – папа сделал несколько шагов и сел на угол кровати рядом с Вайолет. – Никогда не задумывался раньше о том, почему не показал тебе их.

Аккуратными движениями он извлек из конверта стопку старых фотографий и протянул их дочери.

Мысленно улыбнувшись тому, что их мысли с отцом сошлись, она взяла фотографии и внимательно всмотрелась в первую. Это был оригинал той самой оцифрованной газетной вырезки, которую она рассматривала пару минут назад, только на сей раз изображение было в цвете: мама, оказывается, была одета в платье небесного цвета, которое удачно гармонировало с желтыми камнями в диадеме, той, которую совсем недавно примеряла Вайолет.

Листая фотографии одну за другой, она все сильнее погружалась в море чужих воспоминаний, словно они были ее собственными. Будто и она знала людей, случайно запечатленных в залах дворца, где она жила, но просто забыла это время. Словно и она помнила вкус того шампанского, что искрится в бокале в руках ее бабушки на каком-то празднике, словно и она помнит какой была на ощупь грива у лошади, которую гладит ее мама и словно она сама слышала дедушкин смех, когда ему с серьезным лицом пытается что-то объяснить мужчина в военной форме.

От всех этих несуществующих воспоминаний на глазах Вайолет наворачивались слезы, которые казались настолько горячими, что обжигали. Когда одна из них все же собралась в уголке глаза и покатилась вниз, оставляя за собой соленый след на щеке, Джонатан, молча, и словно не дыша, смотревший на ее реакцию, беспокойно спросил:

– Что случилось?

Она оторвалась от фотографий и посмотрела на папу. Новые слезы, поняв маршрут движения благодаря первопроходцу, посыпались вниз градом.