Король шрамов

Интересно, что бы он сказал об этих девушках в краденой униформе?

– Где вы взяли мундиры? – задала вопрос Нина.

– В монастырской прачечной. Солдаты отдают его в стирку.

– Значит, вы еще и воровки. – Несмотря на сочувствие к этим девушкам, покрывать их Нина не собиралась.

– Мы взяли одежду на время! Просто ради шутки. Этого больше не повторится.

А вот это сомнительно. Девицы явно не впервые «брали на время» форму и лошадей. Издалека их вполне можно было принять за солдат, патрулирующих округу, и подобная вольница в обычной жизни им просто не светила. Но какова цена этого удовольствия? Нина и представить не могла, что ждет беглянок в случае разоблачения.

– Что ты об этом думаешь, Адрик? – Как полагалось добропорядочной фьерданской девушке, Нина оставила решение за мужчиной, пускай и чужестранцем.

Адрик окинул послушниц оценивающим взглядом, изобразив задумчивость.

– Хорошо, – промолвил он. – Мы ничего не скажем.

Нина кивнула девушке. Высокая фьерданка облегченно выдохнула. Ее подруги, усадив пострадавшую на коня, тоже заметно повеселели.

– Доставьте ее домой и проследите за самочувствием, – велела Нина с напускным превосходством примерной ученицы, ни разу в жизни не нарушившей правил. – В сегодняшней вечерней молитве вознесите благодарность Джелю за то, что не покарал своих дочерей за легкомыслие.

Рослая девушка поклонилась.

– Djel jerendem, – произнесла она и вскочила в седло.

– И больше не попадайтесь нам на глаза! – воскликнул Адрик на корявом фьерданском.

– Да, господин. Ни в коем случае, – пообещала девушка, однако Нина успела заметить в ее золотисто-медных глазах непокорный блеск. Других можно принудить к послушанию, но только не эту. Она – другая. Эта фьерданка снова возьмет коня и поедет кататься. Она будет охотиться; если нужно – драться. Только так она может чувствовать себя живой.

Когда послушницы скрылись из глаз, Нина заметила:

– Эти будут молчать.

– Да уж, – согласился Адрик. – Они до смерти перепугались, что мы наябедничаем Матери-хранительнице. Ну, давайте возьмем образцы воды и отнесем их в конюшню.

Нину, однако, что-то удерживало на холме. Шепот в голове возобновился, и на этот раз она его не отгоняла.

– Я хочу еще раз взглянуть на завод.

– Зачем?

Как объяснить?

– Я… Просто мне кажется, мы не все рассмотрели.

Голоса в голове шумно вздохнули.

Адрик смерил ее скептическим взглядом.

– Иди, только будь осторожна. И ни во что не ввязывайся, слышишь?

Нина кивнула, но, видимо, выражение ее лица Адрику не понравилось.

– Нина, повторяю, ни во что не ввязывайся. Если тебя схватят, под ударом окажется вся наша работа во Фьерде. Это не просьба, а приказ.

– Слушаюсь. – Нина произнесла это, не выдав овладевшего ею отчаяния. Умение подчиняться никогда не входило в перечень ее достоинств, а кроме того, она слишком долго принимала все решения самостоятельно. И все же Нина хотела стать хорошим солдатом для Равки, а значит, должна была заново научиться беспрекословно выполнять приказы.

Трассел не любил подчиняться. Я задабривал его кусочками мяса.

Да что ты говоришь, Матиас! Мне тоже попытаться задобрить Адрика, когда он выбесит меня в следующий раз? Я не волк. Я воспитанная дама… хотя мясо – это здорово.

– Мы с Леони возьмем несколько проб отсюда и еще из притока поближе к городу, – сказал Адрик, и Нина порадовалась, что он не умеет читать мысли. – Возвращайся до темноты.

Нина направилась к деревьям. Приближаться к заводу она не торопилась – выжидала, чтобы случайно на кого-нибудь не нарваться. В этот раз она избегала дороги и, поднимаясь по склону, прислушивалась к голосам. Нина уже не считала, что их возбужденная интонация ей всего-навсего мерещится, и позволяла шепчущему хору вести ее все дальше на восток. Взволнованный шелест заставлял переставлять усталые ноги; голоса становились все громче и теперь уже напоминали оживленный гул зрителей перед началом пьесы. Или казни.

Солнце уже клонилось к закату, когда впереди снова замаячила старая крепость. Почему если приключение, то непременно будешь топать целый день? Каким-то образом Нина вышла к заводу с другой стороны, оказавшись у восточного крыла. С этого места открывался обзор на грунтовую дорогу, что вела к еще одним воротам, которые охраняла парочка скучающих солдат. Эта часть крепости, по всей видимости, пребывала в запустении. Некоторые окна разбиты, никаких следов человеческого присутствия. Отсюда она лучше могла разглядеть резервуар: его сохранившаяся стена имела форму гигантского ясеня; толстые ветви и узловатые корни, грубо вытесанные из бугристого камня, лучами расходились в стороны. Вне всяких сомнений, при постройке плотины этот резервуар получил благословение Джеля. Перед любым источником воды, природным или рукотворным, везде, где вода использовалась человеком, фьерданцы возносили молитвы: на мельницах и в гаванях, на огромных северных рудниках, где священные слова каждый год высекали во льду. У основания плотины, там, где находились ворота шлюза, Нина увидела кучи утопавшего в болотистой почве мусора. Загрязнение вод Джеля во Фьерде каралось смертью. Видимо, местные солдаты не отличались особой религиозностью.

Смотреть здесь было не на что, однако голоса в голове Нины уже не шептали, а прямо-таки кричали, и не от возбуждения, а как будто от боли.

Нина потянулась к магической силе – той, что создал в ней парем, – и ощутила течение невидимой реки, мощный и неудержимый поток. Это была смерть в чистом виде, холодная и неумолимая. Нина сосредоточилась. Теперь она чувствовала, где волны накатывают и отступают, а где поток клубится, закручиваясь в водоворот. Она позволила разуму погрузиться в эту холодную стремнину, чтобы отыскать голоса.

Где вы? спросила она тьму. Кто вы?

Девушка ахнула: течение подхватило ее, словно пытаясь увлечь за собой, утянуть в глубину. Стоны, плач и вой разрывали голову. Смерть пришла за ней, поняла Нина. И, может быть, какая-то часть ее души хотела покориться неизбежному.

Нина, вернись!

Вода уже не была холодной. Она стала приятной и ласковой, точно приглашала к себе.

Нина, не поддавайся!

Она распахнула глаза, вновь очутившись в мире живых. Птичье пение, влажный запах земли под сапогами, шорохи в зарослях. Нина посмотрела на возвышающуюся впереди громаду завода, и кровь у нее в жилах заледенела. Голоса больше не кричали, но продолжали тихо плакать. Теперь Нина знала, кому они принадлежат. Сотням мертвых женщин и девочек. Здесь, на вершине холма, ее окружали могилы.

6

Николай

Николай и Толя доставили Давида с Надей в столицу, воспользовавшись туннелем, который соединял Золотое Болото с Большим дворцом: целых пятнадцать миль под землей. Бедный Толя всю дорогу что-то бормотал себе под нос, причем в стихах.

Николай охотно избавил бы Толю от этой психологической травмы и пощадил собственные уши, однако начальник личной стражи убедил короля, что выдержит путешествие. Кроме того, Николаю сообщили, что за последние несколько дней количество пилигримов, разбивших лагерь под стенами дворца, возросло и что некоторые требуют высочайшей аудиенции. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь рьяный фанатик бросился под копыта коня королевскому всаднику. Нет, сегодня Николай не собирался плодить мучеников.

Они вышли из-за шумного искусственного водопада, расположенного неподалеку от конюшен. Путь к нему охраняли двое самых надежных стражников. Белые с золотом мундиры, темные волосы аккуратно уложены на косой пробор, на лицах торжественное равнодушие солдат, вытянувшихся по стойке смирно. Похожие, словно родные братья, эти двое различались по характеру как день и ночь. Трухин – неизменно веселый и бойкий, Исаак – до того застенчивый, что с трудом мог смотреть собеседнику в глаза.

Когда отряд Николая появился из-за живой изгороди, охранники не выразили ни малейшего удивления.

– Трухин, я пропустил что-нибудь интересное? – осведомился король.

На суровом лице стражника тут же расцвела непринужденная улыбка.