А Володька млел от удовольствия. Влажная земля приятно холодила босые ноги, и он шел по борозде короткими шажками, спокойно и весело. Так, наверно, ходили за плугом его предки, и, может быть, от них в тайниках Володькиной души таились горячие искорки сыновней любви к земле…
Женщины споро бросали картофелины в борозду, и Володька нет-нет да и поглядывал на тонкую и стройную Надю Кузину, большеглазую и остроносую.
Иван, заметив его быстрые взгляды, с теплинкой в голосе пожурил:
– Ты не отвлекайся, не криви плугом, а то борозда, как пьяная дорожка.
«Вот хитер, но и хитер, братец! Все заметит. – Володьке нравилась эта добрая черта брата – не рубить с плеча, а подойти к любому вопросу тонко, с веселой сердечностью. – Конечно, девчонка что надо, но еще не доросла до ухажерства – только школу оканчивать будет». – Ему вспомнилась Лена. Ее броская красота сразу же затмила образ этой простой девчонки, и Володька остановился:
– Дальше давай ты двигай, – кивнул он Ивану, – а я картошки поднесу сажальщикам, мешки у них, видишь, похудели – полупустые. Паше надо помочь, и квасу охота.
– Ну, давай, давай…
– Становитая девчонка и красавица, – подавая Володьке ковшик с квасом, высказалась Нюра ни с того ни с сего.
«И эта заметила, – с удовольствием глотая терпкий квас, подумал он в душевной веселости. – Глаза, что ли, у них, как у сычей: и спереди, и сзади видят». – И опять Лена потянула Володькины мысли в свою сторону.
* * *
Вечером, отмякнув от усталости, уселись всей компанией за стол, установленный мужиками под раскидистым кленом. Дарья и Аксинья суетились с угощениями, раскладывая по чашкам и тарелкам еду, а Иван разливал спиртное.
С веселостью в глазах, удовлетворением за сделанную работу, поглядывали друг на друга «компаньоны», ожидая команды и заглавного тоста. Его говорил Иван на правах старшего. Он отметил общее старание в работе, душевность, взаимовыручку.
– …С испокон веку, – сказал он, заканчивая, – в крестьянстве добровольно помогали друг другу в большой работе: избу поднимать, ограды ставить, сено вершить и многое другое, и мы не отступаем от этих традиций, и дай нам бог не забывать их – во все времена и всегда держать друг друга в сердечной упряжке. Ну а теперь вздрогнем. – И он выпил рюмку водки.
Похлопали, поддержали…
С полчаса слышался только стук ложек о тарелки да редкие шутки по отношению друг к другу, а потом застолье зашумело разговорами. И кто во что горазд – с перебиванием друг друга, с веселой горячностью, смехом, и все о жизненных интересах, вечных крестьянских заботах.
Первой потянуло к песне Тасю Кузину, высоким голосом она притушила живой разговор, запев:
Ой цветет калина в поле у ручья,
Парня молодого полюбила я…
И подхватилась песня, и полетела на деревенскую улицу, в поля, ближний лес…
Еще две или три песни сладили общими усилиями, и не выдержил Иван, взялся за гармошку.
Володька, в отрадной веселости, пригласил на танец Надю, а слегка захмелевший Паша ухватил Тасю, и закружились две пары на мягкой, недавно взошедшей траве.
Чувствуя, как Надя выгибается, стараясь к нему не прикасаться, Володька не проявлял силу, не притягивал ее к себе крепкой ладонью, а лишь поглядывал в широко распахнутые глаза девушки, излучавшие мягкую синиву. Сердце его выстукивало сладкий трепет – не хотелось ни говорить, ни останавливаться. В отраженной поволоке этой синевы угадывались и легкая робость, и ласковое любопытство, и немой вопрос, и время как бы прервалось для Володьки, потонуло в атмосфере его душевного охвата.
Иван свел меха, а молодежь все топталась в перегляде.
Под окошечком сидела,
Пряла беленький ленок.
Все ж я глазки проглядела —
Дружка милого ждала…
Тоненьким голоском запричитала вдруг Аксинья, и застолье примолкло, а она, подперев щеку рукой, продолжила:
Не могла дружка дождаться,
Ни с которой стороны,
Ни с которой да сторонки:
Ни с работы, ни с гульбы.
И то ли звуки напевного голоса тронули слух птахи, то ли само по себе сталось, но где-то в палисаднике, возле кустов смородины, вдруг завела свои трели веселая варакушка. Да так заливисто, что все прислушались, а Паша хихикнул:
– Ну ты даешь, теть Аксинья! Даже огордница подпевать тебе начала…
А дед Кузьма, приставив большой палец правой руки под нижнюю губу, замахал кистью и, манипулируя языком, загудел свое, коронное, знакомое всем: быр, быр, быр, да бур, бур, бур и другие непередаваемые звуки. Залихватски, с покачиванием головы, с притопом и подскоком в приседе на скамейке…
И вновь Тася не выдержала, крикнула Ивану:
– А ну, Ваня, давай цыганочку! – И пошла, дробно ударяя сапогами по траве, поигрывая гибким телом, с поворотами, плавными взмахами красивых рук, белозубой улыбкой. Сорвался за ней и Паша, да с частушками, вприсядку, рьяно…
Мычащее стадо возвращающихся с пастбища коров прервало азартное веселье. Все засуетились, засобирались в свои подворья.
А Володька вспомнил вечер на охотничьей базе, похожую песню такой же пичуги, Лену и как-то подвял, легкая грусть тронула его сердце. Но свое душевное благо, веселые искорки в глазах деревенской девушки, ее милое лицо вспоминались ему не только на следующий день, но и по дороге в город, в тряском автобусе, да и в городе.
Глава 5
1
– … Я вот здесь на каждой бумажке написал адрес, не перепутайте. – Бурукин протянул записки Лене. – Ты знаешь, как ехать, – сказал он ей. – А ты, Владимир, поможешь грузить ящики. Отвезете продукты ко мне домой и передадите Римме Борисовне, она в курсе. Ясно?
Володька промолчал, стоя посредине кабинета, а Лена кивнула.
– До обеда, думаю, управитесь. – Бурукин начал передвигать папки на столе, почему-то хмурясь, как всегда, и трудно было угадать его настроение.
– Я сейчас кое-что накажу помощнице, – сказала Володьке Лена, а ты выходи…
Спустившись по лестнице, он сразу же почувствовал тяжелый жар, настоянный на запахе разогретого асфальта, выхлопных газов и нагретых каменных зданий. Побыв немного в тени, Володька неторопливо пошел к машине. «Сейчас бы раздеться да в реку, – подумалось ему мельком, – или по озеру на лодке покататься, поботать рыбу…»
Его благостный настрой прервала Лена, появившись рядом.
– Фу, жара какая! – произнесла она, подбирая волосы на затылок. Двинулись, что ли. Представляешь, сколько надо объехать в такую жару!
– А что случилось? – не удержался от любопытства Володька.
– Завтра день рождения у его жены, вот и запасается дефицитами.
– Он и без дня рождения успевал, – открывая Лене дверцу машины, сыронизировал Володька.
– То по мелочам, а тут вон сколько. – Лена тряхнула бумажками. – Ящиками.
– Аппетиты у него немеряны, – выруливая через проходные ворота на магистраль, кивнул Володька. – Куда сейчас? – Ему было отрадно ехать на элитной машине с красивой девушкой. Постоянная напряженность за рулем в присутствии Бурукина исчезла.
– Сейчас в винно-водочный, возле моста, потом за фруктами, рядом, потом в фирменый – рыбный, потом – посмотрим.