Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Альберт

– Ужъ этаго я не знаю, – сказалъ сынъ министра, – только что онъ вонючъ и грязенъ, это положительно.

– Какъ онъ слабъ, насилу держится, – сказалъ кто-то.

– Можно ли упасть до такой степени, – сказалъ Французъ, отходя отъ фортепьяно, къ которому съ скрыпкой подошелъ Албертъ.

– Давайте! кто будетъ акомпанировать? – спросилъ Албертъ.

Несмотря на то, что Пишо видимо не хот?лъ играть вм?ст? съ Албертомъ и т?мъ становиться съ нимъ на одну доску, хозяинъ дома и гости упросили его с?сть зa фортепьяно. Французъ неохотно исполнилъ ихъ просьбу.

– Carnaval de Venise,[27 - [Венецианский карнавал,]] хотите? – сказалъ Албертъ, размахивая скрыпкой. La majeur.[28 - [Ля-мажор.]]

– Ну кончено! – сказалъ Аленинъ. – Carnaval de Venise, эту пошлость, значитъ, что дрянь. Да и играетъ плохо, – прибавилъ онъ, послушавъ внимательно н?сколько времени.

– В?дь онъ способенъ по пустякамъ восторгаться; я его давно знаю, – зам?тилъ сынъ министра, подмигивая на Делесова.

Делесову самому начинало казаться, что точно не было ничего хорошаго въ игр? Алберта. – Пишо между т?мъ, акомпанируя, оглядывался на Делесова и подмигивалъ съ видомъ ироническаго одобренiя. Только художникъ, жадно вглядывавшiйся въ все бол?е и бол?е оживляющееся лицо Алберта, и Захаръ, высовывавшiй изъ-за двери свое добродушное лицо, были довольны игрой Алберта. Пишо, хотя невольно вытягивался, смотря на скрипача, закатывалъ глаза и улыбался, находилъ время оглядываться на хозяина съ шутливымъ одобренiемъ. Остальные гости подъ влiянiемъ Аленина, начавшаго слушать съ предуб?жденiемъ, оставались строги и холодны. Совершенно лишенный эстетическаго чувства сынъ министра покачивалъ головой съ выраженiемъ, говорившимъ: не то, не то, и иронически поглядывал на Делесова.

Однако Албертъ былъ недоволенъ своей игрой.

– Н?тъ, я не могу нынче играть, – сказалъ онъ, кладя скрипку.

Делесовъ повелъ его въ другую комнату и предложил по?сть.

– Я голоденъ, – сказалъ Албертъ, – отъ этаго не могу играть. Можно этаго съ?сть? – спрашивалъ онъ съ д?тскимъ выраженiемъ указывая то на то, то на другое блюдо, и, получая позволенье, съ жадностью ?лъ то то, то другое. Пишо въ это время, сидя за фортепьяно, игралъ одну изъ мазурокъ Chopin.

– Ахъ, прелестно! прелестно! – закричалъ Албертъ и, не проглотивъ куска, поб?жалъ слушать. – Прелестно, прелестно! – твердилъ онъ, улыбаясь, встряхивая волосами и подпрыгивая. Онъ взялъ скрипку и сталъ акомпанировать. —

Аленинъ между т?мъ подозвалъ къ себ? Делесова. —

– Ну, батюшка, хорошъ вашъ генiй. Этакихъ генiевъ какъ собакъ. Гадкiй фарсёръ, ни знанiя, ни таланта, ничего!

– Да я сейчасъ зам?тилъ, что онъ шутъ, – сказалъ сынъ министра.

Делесову было сов?стно; но онъ не могъ не согласиться съ такимъ авторитетомъ, какъ Аленинъ.

– Ну, все таки талантъ? – сказалъ онъ.

– Никакого! Еще можетъ быть, что онъ бы могъ играть путно 2-ю скрипку въ квартетахъ, ежели бы былъ порядочный челов?къ и занимался бы; а теперь онъ и этаго не можетъ. В?дь я не мало возился съ артистами. Ихъ есть ц?лая порода, нечесанныхъ, какъ я называю. Эти господа воображаютъ, что надо не бриться, не мыться, не чесаться и не учиться, чтобы быть артистами. И еще быть подленькими, – прибавилъ онъ.

Вс? засм?ялись. —

Делесову было сов?стно, но онъ признавалъ совершенно свою ошибку.

– А онъ меня совс?мъ надулъ, – сказалъ онъ. – Правда, правда ваша.

Пишо въ это время, совершенно забывъ свою гордость моднаго пьяниста, принесъ на фортепьяно бутылку вина и вдвоемъ съ Албертомъ пилъ, говорилъ и игралъ, не обращая никакого вниманiя. Художникъ блестящими глазами, не отрываясь, смотр?лъ на Алберта и восхищался.

11.

– И страшно, и больно смотр?ть на него, – сказалъ онъ, подходя къ групп?, въ которой говорилъ Аленинъ. —

– А ты все считаешь его за генiя, – сказалъ Делесовъ, – спроси-ка у Михаилъ Андр?ича.

Художникъ злобно вопросительно посмотр?лъ на Аленина.

– Чтожъ, у каждаго можетъ быть свое мн?нiе, – отв?чалъ Аленинъ, – мое мн?нiе, и мн?нiе основанное на маленькой опытности, сл?дующее: такихъ господъ надо въ исправительные дома сажать, или заставлять улицы мести, а не восхищаться ими. —

– Отчего жъ вы такъ на него изволите гн?ваться? – язвительно спросилъ художникъ.

– А отъ того, что эти-то господа язва для серьезнаго искуства. —

Художникъ вдругъ разгорячился.

– Вы говорите: язва, – заговорилъ онъ, – да вы понимаете ли, что онъ такое?

– Я вижу, что есть, а не то, что бы вамъ, можетъ быть, хот?лось вид?ть.

– Да, это спившiйся, негодный, грязный н?мецъ, неправда-ли? – отв?чалъ художникъ, указывая въ дверь на Алберта, который въ это время, дрожа вс?мъ т?ломъ и тая отъ наслажденiя, игралъ какой-то мотивъ. – Н?тъ. Это не пьяный н?мецъ, а это падшiй генiй стоитъ передъ вами, падшiй не за себя, а за насъ, за[29 - Зачеркнуто: весь мiръ Божiй. Зачеркнуто надписанное над: мiръ Божiй – родъ челов?ческой.] самое дорогое для челов?чества д?ло, за поэзiю! Это челов?къ, сгор?вшiй отъ того священнаго огня, которому мы вс? служимъ, который мы любимъ больше всего на св?т?. Огонь счастiя поэзiи! Онъ жжетъ другихъ, этотъ огонь, такъ трудно тому, кто носитъ его въ себ?, не сгор?ть самому. И онъ сгор?лъ весь; потому что огня въ немъ было много и что служилъ онъ ему честно. Мы не сгоримъ, не бось. Намъ и Богомъ не дано этаго огня, да и заглушаемъ мы всякой житейской мерзостью, корыстью, себялюбiемъ ту крошечную искру, которая и была въ насъ.

А онъ сгор?лъ весь, какъ соломенка, за то онъ великъ.

– Да ч?мъ же великъ? – сказалъ спокойно Аленинъ, какъ бы не зам?чая горячности своего собес?дника. – Какую же онъ пользу сд?лалъ обществу этимъ огнемъ, какъ вы выражаетесь?

– Пользу обществу? Вотъ они, ваши[30 - Зачеркнуто: фразы.] сужденiя. Онъ и знать не хочетъ вашего общества и вашей пользы и вс?хъ этихъ пустяковъ. Онъ д?лаетъ то, что ему свыше положено д?лать, и онъ великъ; потому что тотъ, кто сд?лалъ то, что Богъ приказалъ, тотъ принесетъ пользу, не такую близорукую пользу, которую вы понимаете, а такую пользу, что не пройдетъ онъ даромъ въ жизни, какъ мы вс?; а сгоритъ самъ и зажжетъ другихъ…

– Ну ужъ это я не знаю, что тутъ хорошаго въ этихъ пожарахъ поэтическихъ, особенно ежели они ведутъ въ кабакъ и въ распутной домъ, – сказалъ Аленинъ, улыбаясь. – Не желаю я никому такого огня. —

– Н?тъ, неправда! – озлобленно продолжалъ художникъ. – Вы сiю минуту отдали бы все, что у васъ есть, за его огонь; да онъ не возьметъ ни вашихъ душъ, ни денегъ, ни чиновъ, ничего въ мiр? не возьметъ, чтобъ разстаться съ нимъ, хоть на одно мгновенье, потому что изъ вс?хъ насъ онъ одинъ истинно счастливъ!

Въ это время Албертъ, льстиво улыбаясь, нетвердыми шагами вошелъ въ комнату, видимо желая сказать что-то. Зам?тивъ разгоряченное лицо и жестъ художника и зам?шательство хозяина, онъ прiостановился и, решительно не понимая ни слова из того, что говорили, сталъ покорно, одобрительно и н?сколько глупо улыбаться.

– Да, – продолжалъ художникъ, горячась бол?е и бол?е, – вы можете приводить его къ себ?, смотр?ть на него какъ на р?дкость, давать ему деньги, благод?тельствовать, однимъ словомъ унижать, какъ хотите, а все таки онъ былъ и есть и будетъ неизм?римо выше вс?хъ насъ. Мы рабы, а онъ Царь. Онъ одинъ свободенъ и счастливь, потому что одинъ слушаетъ только голосъ Бога, который постоянно призываетъ его на служенiе красоты – однаго несомн?ннаго блага въ мiр?. Онъ льститъ и унижается передъ нами; но это потому, что онъ неизм?римо выше насъ. – Лесть и униженiе для него одинъ выходъ изъ той путаницы жизни, которой онъ знать не хочетъ. Онъ унижается и льститъ, какъ тотъ, который говоритъ: бей меня, только выслушай. Ему нужно вдохновенье, и гд? бы онъ ни черпалъ его – оно есть у него. Ему нужны рабы, и они есть у него – мы его рабы. Мало того, что онъ счастливъ, онъ одинъ добръ истинно. Онъ вс?хъ одинаково любитъ, или одинаково презираетъ – что все равно, а служитъ только тому, что вложено въ него свыше. А мы что? Мы не только другихъ не любимъ, а кто изъ насъ не дуракъ, такъ тотъ и себя не любитъ. Я самъ себ? гадокъ и ты тоже, и вс? мы! Кто изъ насъ знаетъ, чт? должно? Никто. А онъ знаетъ и не сомн?вается, – говорилъ художникъ, горячась все больше и больше.

Албертъ не спускалъ съ него глазъ и счастливо улыбался.

– Не могу понять, почему тотъ артистъ, который воняетъ, лучше того, который не воняетъ, – холодно сказалъ Аленинъ и отвернулся.

– Не лучше, а достоинъ любви, высокаго сожал?нiя и почтенiя. Искуство – высочайшее проявленiе могущества въ челов?к?. Оно – не игрушка, не средство для денегъ и репутацiи, оно дается избраннымъ. Оно поднимаетъ избранника на такую непривычную челов?ку высоту, на которой голова кружится и трудно удержаться здравымъ. Искуство есть сл?дствiе неестественнаго напряженiя порывовъ, борьбы. Борьба съ Богомъ, вотъ что такое искуство – да. Одинъ офицеръ говорилъ мн?, что н?тъ Севастопольскихъ героевъ, потому что вс? герои лежатъ тамъ на кладбищ?. И тутъ, и въ искуств? есть на одно[го] уц?л?вшаго сотни гибнущихъ героевъ, и судьба ихъ та же. – Вотъ они, эти погибшiе герои! отдавшiеся вс? своему служенiю. Вотъ онъ! Такъ не клеветать его, не сомн?ваться въ немъ, не давать ему милостыню, а любить его и плакать надъ нимъ надо! Вы не сопьетесь, небось, вы книжку объ искуств? напишете и камергеромъ будете, – заключилъ онъ, обращаясь снова къ Аленину.

– Зач?мъ же личности, – остановилъ его Делесовъ, какъ хозяинъ дома, незнавшiй, какъ замять этотъ разговоръ.

– Да, презирайте его, унижайте, – продолжалъ художникъ дрожащимъ отъ волненiя голосомъ, – вотъ онъ оборванный, пьяный, голодный; а изъ вс?хъ насъ онъ лучшiй, онъ любимъ, онъ любитъ, онъ отдался не себ?, отъ этаго онъ и сумашедшiй. Да.

Албертъ съ невыразимымъ блаженствомъ слушалъ художника, хотя совс?мъ не понималъ его р?чь. Слезы вдругъ хлынули въ глаза художнику, онъ подавилъ рыданье и отвернулся.

– Вы славный челов?къ! – сказалъ вдругъ Албертъ и неожиданно поц?ловалъ художника въ щеку.

– Убирайтесь! Я вид?ть его не могу, – проговорилъ художникъ и торопливо вышелъ въ другую комнату.