Вихрь жизни

Никита. Анисья! веришь ты Богу аль нет? Ничего-то я и во сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой старик с своей головы уздумал.

Анисья. Сам не захочешь, так кто ж тебя, оселом, что ль, притянет?

Никита. Тоже, рассчитываю, невозможно супротив родителя будет исделать. А неохота мне.

Анисья. Упрись, да и всё.

Никита. Упёрся один такой-то, так его в волостной так вспрыснули. Очень просто. Тоже не хочется. Сказывают – щекотно.

Анисья. Буде шутить-то. Ты слушай, Микита: коли ты за себя Марину возьмёшь, я не знаю, что над собой сделаю… Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать. Коли да ты только уйдёшь, я-то сделаю…

Никита. Мне что ж уходить? Кабы я уйти хотел, я бы давно ушёл. Меня как намедни Иван Семёныч приглашал в кучера… А уж жизнь какая! Не пошёл же. Потому я так рассчитываю, что я всякому хорош. Если бы ты меня не любила, то другой расчёт.

Анисья. То-то и помни. Старик не нынче-завтра помрёт, думаю, – все грехи прикроем. Закон приму, думала, будешь хозяином.

Никита. И, что загадывать. Мне что? Я работаю, как для себя стараюсь. Меня и хозяин любит, и баба его, значит, любит. А что меня бабы любят, так я в этом не причинен, – очень просто.

Анисья. Будешь меня любить?

Никита (обнимает её). Во как! Как была ты у меня в душе…

Явление девятое

Те же и Матрёна (входит и долго крестится на образа; Никита и Анисья отстраняются друг от друга).

Матрёна. А я что и видела, не видала, что и слышала, не слыхала. С бабочкой поиграл, – что ж? И телёнок, ведашь, и тот играет. Отчего не поиграть? – дело молодое. А тебя, сынок, хозяин на дворе спрашивает.

Никита. Я за топором зашёл.

Матрёна. Знаю, знаю, родной, за каким топором. Этот топор всё больше около баб.

Никита (нагибается, берёт топор). Что ж, матушка, аль и вправду женить меня? Я рассчитываю, что совсем напрасно. Опять-таки и мне бы неохота.

Матрёна. И-и! Касатик, зачем женить? Живёшь да живёшь. Это старик всё. Поди, родной, мы и без тебя все дела рассудим.

Никита. Чудно, право: то женить, а то не надо. Окончательно не разберу ничего. (Уходит.)

Явление десятое

Анисья и Матрёна.

Анисья. Что ж, тётка Матрёна, аль и вправду женить хотите?

Матрёна. С чем женить-то, ягодка! Наш, ведашь, какой достаток? Так себе старичок мой зря болтает: женить да женить. Да не его ума дело. От овса, ведашь, кони не рыщут, от добра добра не ищут, – так и это дело. Разве я не вижу (подмигивает), к чему дело клонит.

Анисья. Что же мне, тётка Матрёна, от тебя хорониться. Ты все дела знаешь. Согрешила я, полюбила сына твоего.

Матрёна. Ну, новости сказала. А тётка Матрёна и не знала. Эх, деушка, тётка Матрёна тёрта, тёрта да перетёрта. Тётка Матрёна, я тебе скажу, ягодка, под землёй-то на аршин видит. Всё знаю, ягодка! Знаю, зачем молодым бабам сонных порошков надоть. Принесла. (Развязывает узелок платка, достаёт в бумаге порошки.) Чего надо, то вижу, а чего не надо, того знать не знаю, ведать не ведаю. Так-то. Тоже и тётка Матрёна молодая была. Тоже с своим дураком, ведашь, умеючи прожить надо. Все семьдесят семь увёрток знаю. Вижу, ягодка, зачиврел, зачиврел твой-то старик. С чем тут жить? Его вилами ткни, кровь не пойдёт. Глядишь, на весну похоронишь. Принять во двор кого-нибудь да надо. А сынок чем не мужик? Не хуже людей. Так что же мне за корысть сына-то с доброго дела снять? Разве я своему детищу враг?

Анисья. Только б не сходил он от нас.

Матрёна. И не сойдёт, ласточка. Всё глупость одна. Старика моего ведашь. Ум у него вовсе расхожий, а тоже другой раз заберёт что в башку, как колом подопрёт, никак не выбьешь.

Анисья. Да с чего взялось-то дело это?

Матрёна. А видишь ли, ягодка, – малый, сама знаешь, до баб какой, да и красик, нечего сказать. Ну жил он, ведашь, на чугунке, а там у них девчонка-сирота – в куфарках жила. Ну и стала вязаться за ним девчонка эта.

Анисья. Маринка?

Матрёна. Она, паралик её расшиби. Ну и было ли что, нет ли, только и дознайся мой старик. От людей ли, или сама она ему наклявузничала!..

Анисья. Смелая же какая, подлюга!

Матрёна. Вот и поднялся мой-то, дурья голова: женить, говорит, да женить, грех покрыть. Возьмём, говорит, малого домой да женим. Разговаривала всячески. Куды тебе! Ну, думаю, ладно. Дай по-иному поверну. Их, дураков, ягодка, всё так-то манить надо. Всё в согласье как будто. А до чего дело дойдёт, сейчас на своё и повернёшь. Баба, ведашь, с печи летит, семьдесят семь дум передумает, так где ж ему догадаться. Что ж, говорю, старичок, дело хорошее. Только подумать надо. Пойдём, говорю, к сынку да посоветуем с Петром Игнатьичем. Что он скажет? Вот и пришли.

Анисья. О-ох, тётушка, как же так? Ну, как отец-то велит?

Матрёна. Велит? А веленье-то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу, я сейчас с твоим стариком все дела просею, процежу, ничего не останется. Я и пошла с ним – один пример сделать. Как же сынок в счастье живёт, счастья ждёт, а я за него потаскуху сватать стану. Что ж, я дура, что ль.

Анисья. Она и сюда к нему бегала, Маринка-то. Веришь ли, тётушка, как сказали мне, что женить его, как ножом по сердцу полоснуло меня. Думаю, в сердце она у него.

Матрёна. И, ягодка! Что ж, он дурак, что ли? Станет он шлюху бездомовную любить. Микишка, ведать, малый тоже умный. Он знает, кого любить. А ты, ягодка, не сумлевайся. Не снимем его ни в жизнь. И женить не станем. А деньжонок ублаготворите, и пусть живёт.

Анисья. Кажется, уйди Микита, не стану на свете жить.

Матрёна. Дело молодое. Легко ли! Баба ты в соку, с таким осмётком жить…

Анисья. Веришь ли, тётушка, постыл, уж постыл мне мой-то кобель носастый, и не смотрели бы на него глаза.

Матрёна. Да, уж это дело такое. Глянь-ка сюда. (Шёпотом, оглядываясь.) Была я, ведашь, у старичка этого за порошками, – он мне на две руки дал снадобья. Глянь-ка сюда. Это, говорит, сонный порошок. Дай, говорит, один – сон такой возьмёт, что хоть ходи по нём. А это, говорит, такое снадобье, если, говорит, давать пить – никакого духа нет, а сила большая. На семь, говорит, разов, по щепоти на раз. До семи разов давай. И слобода, говорит, ей скоро откроется.

Анисья. О-о-о… Что ж это?

Матрёна. Приметки, говорит, никакой. Рублёвку взял. Меньше нельзя, говорит. Потому, ведашь, добывать их тоже хитро. Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьмёт, не возьмёт, Михайловне снесу.

Анисья. О-о! Да може, что худое от них?

Матрёна. Чему худому-то быть, ягодка? Добро бы мужик твой твёрдый, а то что ж, только славу делает, что живёт. Не жилец ведь он. Много таких-то бывает.

Анисья. О, ох, головушка моя бедная! Боюсь я, тётенька, как бы греха не было. Нет, это что ж?

Матрёна. Можно и назад снесть.

Анисья. Что ж их, как и те, в воде распущать?

Матрёна. В чаю, говорит, лучше. Ничего, говорит, неприметно, ни духу от них нет, ничего. Тоже человек умный.

Анисья (берёт порошки). О, о, головушка моя бедная. Пошла бы разве на такие дела, кабы не жисть каторжная.