Опять призывает царь своих слуг:
– Исполнил Емельян и эту задачу, не за что его казнить. Мала, – говорит, – и эта ему задача. Надо что похитрей выдумать. Придумайте, а то я вас прежде его расказню.
И придумали ему слуги, чтобы заказал он Емельяну року сделать, чтобы текла река вокруг дворца, а по ней бы корабли плавали. Призвал царь Емельяна, приказал ему новое дело.
– Если ты, – говорит, – в одну ночь мог собор построить, так можешь ты и это дело сделать. Чтобы завтра было все по моему приказу готово. А не будет готово, голову отрублю.
Опечалился еще пуще Емельян, пришел к жене сумрачный.
– Что, – говорит жена, – опечалился, или еще новое что царь заказал?
Рассказал ей Емельян.
– Надо, – говорит, – бежать.
А жена говорит:
– Не убежишь от солдат, везде поймают. Надо слушаться.
– Да как слушаться-то?
– И… – говорит, – батюшка, ни о чем не тужи. Поужинай да спать ложись. А вставай пораньше, все будет к поре.
Лег Емельян спать. Поутру разбудила его жена.
– Иди, – говорит, – ко дворцу, все готово. Только у пристани, против дворца, бугорок остался; возьми заступ, сровняй.
Пошел Емельян; приходит в город; вокруг дворца река, корабли плавают. Подошел Емельян к пристани против дворца, видит – неровное место, стал ровнять.
Проснулся царь, видит – река, где не было; по реке корабли плавают, и Емельян бугорок заступом ровняет. Ужаснулся царь; и не рад он и реке и кораблям, а досадно ему, что нельзя Емельяна казнить. Думает себе: «Нет такой задачи, чтоб он не сделал. Как теперь быть?»
Призвал слуг своих, стал с ними думать.
– Придумайте, – говорит, – мне такую задачу, чтобы не под силу было Емельяну. А то, что мы ни выдумывали, он все сделал, и нельзя мне у него жены отобрать.
Думали, думали придворные и придумали. Пришли к царю и говорят:
– Надо Емельяна позвать и сказать: поди туда – не знай куда, и принеси того – не знай чего. Тут уж ему нельзя будет отвертеться. Куда бы он ни пошел, ты скажешь, что он не туда пошел, куда надо; и чего бы он ни принес, ты скажешь, что не то принес, чего надо. Тогда его и казнить можно и жену его взять.
Обрадовался царь.
– Это, – говорит, – вы умно придумали.
Послал царь за Емельяном и сказал ему:
– Поди туда – не знай куда, принеси того – не знай чего. А не принесешь, отрублю тебе голову.
Пришел Емельян к жене и говорит, что ему царь сказал. Задумалась жена.
– Ну, – говорит, – на его голову научили царя. Теперь умно делать надо.
Посидела, посидела, подумала жена и стала говорить мужу:
– Идти тебе надо далеко, к нашей бабушке к старинной, мужицкой, солдатской матери, надо ее милости просить. А получишь от нее штуку, иди прямо во дворец, и я там буду. Теперь уж мне их рук не миновать. Они меня силой возьмут, да только ненадолго. Если все сделаешь, как бабушка тебе велит, ты меня скоро выручишь.
Собрала жена мужа, дала ему сумочку и дала веретенце.
– Вот это, – говорит, – ей отдай. По этому она узнает, что ты мой муж.
Показала жена ему дорогу. Пошел Емельян, вышел за город, видит – солдаты учатся. Постоял, посмотрел Емельян. Поучились солдаты, сели отдохнуть. Подошел к ним Емельян и спрашивает:
– Не знаете ли, братцы, где идти туда – не знай куда, и как принести того – не знай чего? Услыхали это солдаты и удивились.
– Кто, – говорят, – тебя послал искать?
– Царь, – говорит.
– Мы сами, – говорят, – вот с самого солдатства ходим туда – не знай куда, да не можем дойти, и ищем того – не знай чего, да не можем найти. Не можем тебе пособить.
Посидел Емельян с солдатами, пошел дальше. Шел, шел, приходит в лес. В лесу избушка. В избушке старая старуха сидит, мужицкая, солдатская мать, кудельку прядет, сама плачет и пальцы не во рту слюнями, а в глазах слезами мочит. Увидала старуха Емельяна, закричала на него:
– Чего пришел?
Подал ей Емельян веретенце и сказал, что его жена прислала. Сейчас помягчала старуха, стала спрашивать. И стал Емельян сказывать всю свою жизнь, как он на девице женился, как перешел в город жить, как его к царю в дворники взяли, как он во дворце служил, как собор построил и реку с кораблями сделал и как ему теперь царь велел идти туда – не знай куда, принести того – не знай чего.
Отслушала старушка и перестала плакать. Стала сама с собою бормотать:
– Дошло, видно, время. Ну, ладно, – говорит, – садись, сынок, поешь.
Поел Емельян, и стала старуха ему говорить:
– Вот тебе, – говорит, – клубок. Покати ты его перед собой и иди за ним, куда он катиться будет. Идти теби будет далеко, до самого моря. Придешь к морю, увидишь город большой. Войди в город, просись в крайний двор кочевать. Тут и ищи того, что тебе нужно.
– Как же я, бабушка, его узнаю?
– А когда увидишь то, чего лучше отца, матери слушают, оно то и есть. Хватай и неси к царю. Принесешь к царю, он тебе скажет, что не то ты принес, что надо. А ты тогда скажи: «Коли не то, так разбить его надо», – да ударь по штуке по этой, а потом снеси ее к реке, разбей и брось в воду. Тогда и жеву вернешь, и мои слезы осушишь.
Простился с бабушкой, пошел Емельян, покатил клубок. Катил, катил – привел его клубок к морю. У моря город большой. С краю высокий дом. Попросился Емельян в дом ночевать. Пустили. Лег спать. Утром рано проснулся, слышит – отец поднялся, будит сына, посылает дров нарубить. И не слушается сын.
– Рано еще, – говорит, – успею.
Слышит – мать с печки говорит:
– Иди, сынок, у отца кости болят. Разве ему самому идти? Пора.
Только почмокал губами сын и опять заснул. Только заснул, вдруг загремело, затрещало что-то на улице. Вскочил сын, оделся и выбежал на улицу. Вскочил и Емельян, побежал за ним смотреть, что то такое гремит и чего сын лучше отца, матери послушался.
Выбежал Емельян, видит – ходит по улице человек, носит на пузе штуку круглую, бьет по ней палками. Она-то и гремит; ее-то сын и послушался. Подбежал Емельян, стал смотреть штуку. Видит: круглая, как кадушка, с обоих боков кожей затянута. Стал он спрашивать, как она зовется.