Русские корни. Мы держим Небо (сборник)

Да, и еще. В вендельском искусстве очень распространен мотив воина с хищной птицей на шлеме. Есть еще с кабанами, но они как раз неплохо в Скандинавии известны, и в «Беовульфе» говорится про «вепрей на вражьем шлеме», и археологически таких немало найдено. А вот птиц на шлемах нет – ни в скандинавских легендах, ни среди находок археологов. Так вот, у кумира Сварожича в Ретре-Радогоще, святилище велетов (его Вы, читатель, могли видеть хотя бы на картине Константина Васильева, почему-то называющейся «Свентовит», но изображающей именно Сварожича) на шлеме как раз хищная птица.

Есть и еще один след общения скандинавов со славянами в довольно раннее время.

Среди перечня представителей шведско-норвежского королевского рода Инглингов встречается достаточно любопытное имя, а именно – Висбур.

Комментаторы этого отрезка (А.Я. Гуревич, А.А. Хлевов) никак не комментируют это имя, сосредотачиваясь на судьбе носившего его конунга. Между тем само это имя несет некоторую историческую информацию.

Дело в том, что для скандинавского именослова имя Висбур совершенно чужеродно. У норманнов эпохи викингов оно более не встречается, ни целиком, ни его составляющие.

Если мы обратимся к собственно тексту саги об Инглингах, то узнаем, что матерью Висбура была иноземка, финнка Дрива, дочь Сньяра Старого, конунга финнов. Однако вся эта история не может восприниматься на веру. Дело в том, что имена «финнов» в рассказе о Висбуре – мать Висбура, ее отец, их придворная колдунья Хульд – не финнские, а скандинавские, и не имена, а значащие прозвища – Дрива – Метель, Сньяр – снег, Хульд – холод. Таким образом, Висбур оказывается чуть ли не сыном Снегурочки и внуком Деда Мороза.

Кажется ясным, что вся эта история сочинена если не записавшим сагу Снорри Стурлусоном, то пересказчиками саги до него. («Автор несомненно принимал «Перечень Инглингов» за вполне правдивый источник. Тем не менее он, по-видимому, считал себя вправе развивать сведения, сообщаемые Тьодольвом о том или ином событии, в обстоятельный рассказ о том, что, по мнению рассказчика, должно было привести к данному событию, психологически его обосновывая и принимая правдоподобие придуманного им за фактическую правду», – пишет про Снорри Стурлусона ученый-комментатор.) Достоверно в ней только иноземное происхождение Висбура.

Долго искать края, откуда, собственно, на деле была мать Висбура, не приходится. Если имя Висбур за исключением этого случая, в скандинавских источниках действительно не встречается, то составляющие все же мелькают: первая часть в имени Виссавальд, вторая в именах Бурислейф, Реттибур, Унибур. Все эти имена, хоть и встречаются в норвежских и исландских сагах, не скандинавские. Носитель первого – претендент на руку норвежской королевы «из Гардарики», т. е. из Руси, обычно в этом имени видят обработку славянского Всеволод. Второй, Бурислейф – Борислав, Борис – так же уроженец Гардарики, брат и соперник Ярислейфа-Ярослава Мудрого из саги об Эймунде. Реттибур – «конунг вендов», Унибур – его полководец. Эти имена обычно воспроизводят, как Ратибор и Унебор.

Таким образом, допустимо предположить, что древненорвежского конунга на деле звали Всебор (имя, бытовавшее у западных славян еще в XVII веке), или же Вышебор (схожее изменение произошло при германизации славянского названия Висмара – Вышемира)[12 - Кстати, Велунд в поздних записях саги тоже «финн» – очевидно, в обоих случаях финны сменяют вильтинов-велетов и вендов, как народ, обитающий на восточном «краю земли». Во времена Висбура и Велунда скандинавы не знали о землях восточнее вендов, в эпоху викингов узнали, что за вендами есть земля финнов, и ее обитатели сменили прежних восточных соседей в сагах.]. Ничего сверхъестественного в появлении в именослове скандинавских конунгов славянского имени нет, в конце концов, еще Иордан в VI веке отмечал, «насколько в обычае у племен перенимать по большей части имена: у римлян – македонские, у греков – римские, у сарматов – германские. Готы же по преимуществу заимствуют имена гуннские». Однако интересен сам факт контактов скандинавов со славянами (по всей видимости, балтийскими), притом контактов, во-первых, очень ранних. Во всяком случае, в «Перечне Инглингов» скальда Тьодольва Висбур фигурирует, как предок Олава Альва, чье существование в эпоху Великого переселения народов засвидетельствовано археологически. Во-вторых, контакты скандинавов и балтийских славян-вендов, как представляется, были вполне равноправными, иначе именем чужеземца, наверное, не назвали бы будущего правителя страны. Для этого нужно было, чтобы имя считалось у скандинавов достойным вождя, а значит, и народ, у которого позаимствовали имя, должен считаться самое меньшее ровней.

Естественно, в отличие от норманнистов, делающих глобальные выводы из возможной скандинавской этимологии нескольких имен русских князей, мы не станем, исходя из очевидной славянской этимологии имени древненорвежского конунга, говорить о славянском происхождении династии. Но сам факт наличия славянского имени в перечне правителей шведов служит дополнительным доказательством раннего и, по всей вероятности, значительного присутствия славян на Балтике.

Есть еще одно упоминание о балтийских славянах не в эпосе или легендах, а во вполне серьезных исторических документах. В конце VI – начале VII века писатель и ученый из Восточной Римской империи Феофилакт Симокатта рассказал на страницах своей «Истории» о таком странном случае:

«На другой день трое людей из племени славян, не имеющих никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора. С ними были только кифары, и ничего другого они не несли с собой. Император (Маврикий Стратег, известный, кстати, трактатом о способах ведения войны с соседями Восточного Рима, в том числе славянами и антами. – Л. П.) стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить и по какой причине они находятся в ромейских пределах. Они отвечали, что по племени они славяне, что живут на краю западного Океана (и снова под океаном надо понимать Балтику. – Л. П.), что каган (аварский, контролировавший тогда почти всю Среднюю Европу. – Л. П.) отправил к ним послов с тем, чтобы собрать военную силу, и прислал почетные дары их племенным владыкам. Дары они приняли, но в союзной помощи ему отказали, настойчиво указывая на то, что их затрудняет дальность расстояния. А их отправили к кагану в качестве заложников, как бы в доказательство того, что это путешествие длится пятнадцать месяцев. Но каган, забыв все законы по отношению к послам, решил чинить им всякие затруднения при возвращении. Они слыхали, говорили они, что ромейский народ и по богатству, и по человеколюбию является, так сказать, наиславнейшим; поэтому, обманув [кагана], они выбрали удобный момент и удалились во Фракию. Кифары они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие – их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит у них жизнь, что они играют на лирах, ибо не обучены трубить в трубы. Тем, для кого война является вещью неведомой, естественно, говорили они, более усиленно предаваться музыкальным занятиям. Выслушав их рассказы, император пришел в восхищение от их племени, и самих этих варваров, попавших в его руки, он удостоил милостивого приема и угощения. Удивляясь величине их тел и красоте членов, он направил их в Гераклею».

История это подала повод к самым разным толкам. Одни решили, и всерьез, что славяне к тому времени еще не вышли из каменного века. Причем о таком писали не немцы-славянофобы, о таком зачастую писали сами славяне. Например, Юзеф Крашевский в своем романе «Старинное предание», по которому недавно Ежи Гофман снял фильм «Когда солнце было богом», живописал ушлого торгаша-немца, продающего наивным славянам металлические вещи, якобы созданные волшебными карликами-гномами, и старейшину Виша, берегущего на почетном месте прадедовские каменные секиры и ворчащему на новомодные железные игрушки. Другие, особенно славянофилы, нашли лишний повод порассуждать о том самом «кротком и миролюбивом» характере славян. Третьи заподозрили в речах славян хитрость разведчиков (писатель Финжгар в книге «Под солнцем Свободы», скажем). Но вряд ли славяне могли надеяться провести такой детской сказкой опытнейших интриганов из Восточного Рима. Наконец, выдвигалась версия, что славяне ничего такого не говорили, а Феофилакт попросту воспроизвел утопический образ «благородных дикарей», живущих в счастливом золотом веке. Ну, с эдаким подходом можно вообще разобрать на «цитаты» и «мотивы» всю историю, не оставив от нее живого места. Кому-то это, может, и понравится – но не мне, читатель. Думаю, и не Вам, раз уж Вы взяли в руки эту книгу.

Правильный подход тут указал, как мне думается, Гильфердинг. На сей раз Александр Федорович не стал мудрствовать о доброте и кротости славян (мы с Вами, читатель, уже не раз полюбовались на эту «кротость»), а предположил, что послы, о которых писал Феофилакт, были «кудесниками», жрецами. И Феофилакт, стало быть, принял обычаи касты за обычаи народа (между прочим, не исключительное явление – средневековые авторы, в том числе русские, считали отдельным народом, «рахманами», индийских брахманов). В самом деле, у целого ряда европейских народов существовал обычай, запрещавший жрецам касаться железа. А игра на гуслях издревле была неотъемлемой частью языческого ритуала, за что и пользовалась острой неприязнью христианских священнослужителей. Столь же обычно использование жрецов в качестве дипломатов – такую роль играли, скажем, друиды у кельтов, а как мы помним, кельты оказали немалое влияние на религию варяжской Руси. На крещеной Руси послами бывали христианские священники.

Таким образом, с самых давних времен, едва ли не сразу после появления на глазах летописцев, жители варяжской Руси знали и воинские дружины, и жречество.

Какое из племенных княжеств варяжского Поморья отправило в путь кудесников-послов? Однозначно сказать, конечно, нельзя – но есть свидетельство, способное послужить намеком. У сирийского автора Псевдозахарии Ритора, писавшего в те же годы, что и Симокатта, или чуть позже, рассказано о народе, живущем далеко по ту сторону алано-тюркской степи. Этот народ великанского роста (помните – «удивляясь величине их тел») и у него «нет оружия» («не привыкли облекать свои тела в железное оружие»). Называется этот народ «рус». И поскольку речь идет о жизни «на краю западного Океана», придется предположить, что Рюген, остров русов, уже тогда был видным жреческим центром.

А теперь начну с рассказа о событии, которое завершило легендарный период истории славянской Атлантиды, послужив началом ее, увы, недолгого расцвета. Я говорю о так называемой битве при Бравалле.

Датируют ее по-разному – от V до VIII веков от н.х.л., делая ее героев то современниками Сигурда Фафнисбани, «Убийцы Фафнира», Зигфрида «Песни о Нибелунгах», и Гьюкунгов, убитых Атли-Аттилой, то старшими современниками Рагнара Лодброка, великого вождя викингов. Я предпочитаю быть ближе к золотой середине – конец VII – начало VIII века.

Вели ее конунг Харальд Боезуб[13 - По одной версии, конунга звали так оттого, что у него были сильно выступающие зубы, по другой – зуб или клык битвы – просто иносказательное название, кеннинг героя.] (в старых книгах прозвище не переводят и оставляют его Гильдетандом) и его племянник Сигурд Кольцо, правитель шведов.

Именно при Харальде датские племена перешли, тесня ютов, англов и саксов, с островов на материк. Но перед этим произошло еще много интересного в его судьбе, причем вся его жизнь так или иначе переплеталась с варяжской Русью и славянами.

Его отца, Хрерика Метательное Кольцо из рода Скьольдунгов, убил конунг Сконе – края на юге нынешней Швеции, тогда не подчинявшегося правителям шведов, Ивар Широкие Объятья. Объятия и впрямь были широкими… и крепкими – Ивар захватил Упсалу, убив Ингьяльда Коварного из рода Инглингов, грабил в Англии и на Восточном торговом пути. Не минули смертельные объятья и отца Харальда – даром, что Хрерик приходился Ивару зятем. Собственная дочь, Ауда, с маленьким Харальдом бежали от Ивара сперва на Готланд, а потом… вот это «потом» и интересно. Саги, что вдова с малышом укрылась от отца в Гардах, даже в Хольмгарде, как позднее будут скандинавы называть Новгород. Но не произошло ли и здесь невольной подмены, как с Велундом и Висбуром? Не разумела ли сага балтийских русов с острова – «Хольма» – Рюгена? Новгорода же в те времена не было совершенно определенно. Во всяком случае, следующий муж овдовевшей королевы был «гардским», русским князем, с явно нескандинавским именем «Радбард». С.В. Алексеев считает, что так переиначили норманнские сказители славянское имя Ратбор. Некоторые исследователи приписывают именно ему основание Ладоги. Ауда родила Ратбору сына – «Рандвера», Ратьмера.

В это время об укрытии непокорной дочери узнал Ивар. Видимо, опасаясь, что маленький изгнанник найдет сторонников среди датской знати, Ивар двинул на восток огромный флот, собранный со всех подвластных земель. Свеи, сконы, юты, даны шли под его знаменами. Но… по одним источникам, поднялась буря, и собранный Иваром Широкие Объятия флот потонул вместе с конунгом. По другой версии, битва все же произошла, и Ивар был разбит русами. С благословения Ратбора Харальд отправился на запад, во владения отца и деда. Его признали (это наводит меня на мысль, что отчим сопроводил пасынка не только добрыми напутствиями, но и сильной дружиной) сперва на Готланде и на островах Сьяланда, потом в Сконе, вотчине вероломного деда, потом и в землях отца.

Он также был признан соседями-ободритами – по сообщению Саксона Грамматика, на службу ему пришли два славянских князя, Дал и Дук[14 - С.В. Алексеев видит в этом имени переогласовку имени Туг – полного или сокращенного от имен вроде Тугарин, Тугомир. Мне представляется более верной мысль С.В. Цветкова, сравнившего имя ободритского князя с именем героя русских былин Дюка.]. Вообще, отношения с народами варяжской Руси у датчан выходили неоднозначные. Был в Дании легендарный герой Старкад. В роду у него были горные великаны, и на свет он родился чудовищем – с шестью руками и клыками, торчащим изо рта. Ненавидевший великанов Бог грозы Тор «облагородил» его облик, вышибив клыки и оторвав лишние пары рук. Рассказывать о его подвигах, приключениях и злоключениях – как у любого нормального эпического героя, судьба Старкада трагична – здесь нет места. Нам интересно иное – с одной стороны, Старкад дружил с неким Вином (Виндом, славянином, скорее всего, ободритом), но при этом, согласно Саксону Грамматику, сражался «в Польше» с врагом по имени Вильце – то есть опять вильцем, лютичем. В Польшу отнесли столкновение с ним не случайно – наша летопись тоже относит потомков велетов, лютичей, к «ляхам». Одни объясняют это тем, что лютичи одно время были под властью польской короны (но к велетам это как раз никак не относится), другие – тем, что лютичи были ближе по происхождению к полякам, чем к остальным народам варяжской Руси. Варны, руги-русы и их соседи и сородичи из ободритского союза племен, были носителями так называемой суково-дзедзицкой археологической культуры, велеты – фельдбергской, восходящей, как и материальная культура предков поляков, к археологической культуре «Прага-Корчак». В частности, люди суково-дзедзицкой культуры пользовались лепной посудой, а фельдбержцы-велеты уже использовали гончарный круг. Суково-дзедзицы жили в небольших поселках кучевой планировки, застроенной исключительно наземными строениями срубного типа. Велеты предпочитали крупные укрепленные поселения.

Харальд захватил также некую Рейдготию. В преданиях о его правлении Рейдготия описывается как некая земля по соседству с Виндландом (землями вендов), и подчеркивается зависимость вендов от Рейдготии. Историки выдвинули массу предположений, от Ютландии – которая была слишком хорошо знакома Боезубу, и в покорении которой не было ничего особо героического – и до крымских (!!!) готов, завоевать которых датскому конунгу было столь же маловероятно, как, скажем, Кордовский эмират. Никаких же иных готов в те времена к югу от владений Харальда Боезуба не наблюдалось. Здесь опять мне представляется наиболее вероятной трактовка Гильфердинга – Александр Фомич предполагает, что Рейдготия – это крупнейший культовый центр велетов Радигощ (в латинских хрониках Riedigost), святость которого, невзирая на постоянные раздоры с велетами, признавали и ободриты.

Шли годы, маленький сводный брат Харальда, «Рандвер»-Ратьмер вырос, и тоже не усидел в отцовском гнезде, ушел на Запад, «дорогой китов», как выражались родичи его матери. В благодарность ли за помощь отчима, по иным ли причинам Харальд стерпел то, что молодой славянин обосновался в земле свеев. Там он женился на Асе, дочери конунга одного из норвежских племен, Харальда Рыжебородого. Еще спустя несколько лет Аса родила мужу наследника, названного, как водилось на севере, в честь родича жены, Сигурдом. Со временем он стал известен, как Сигурд Кольцо.

Он успел вырасти и стать воином, когда погиб в одном из походов на землю Фризов его отец.

И Харальд захватил земли племянника, собрав в одной руке все, что сгреб некогда в свои широкие объятия свирепый и вероломный дед. Отчего Харальд на старости лет так сурово поступил с родственником? Одни предания говорят, что виною всему происки угрюмого Старкада, оказавшегося к тому времени в дружине Сигурда: мир между родичами был не в радость потомку великанов. Другие утверждают, что дело именно в старости. Харальд, ставший к тому времени стариком, страшился презренной для скандинава «соломенной смерти», искал войны, ждал смерти в битве – а на берегах окрестных морей осталось немного тех, кто рискнул бы выступить против силы, что собрал под своей рукою старый Боезуб. Сигурд, сын норвежки и славянина, оказался одним из таких немногих.

Войска встретились у Браваллы в Восточном Гаутланде. На многие века запомнили жители северных стран чудовищную сечу. «Казалось, что небо упало на землю». Тысячи кораблей, говорили сказания, собрались на бой. По ладьям Харальда Боезуба можно было, не замочив ног, перейти из Ютландии в Швецию. Паруса кораблей Сигурда и его союзников закрывали восточный горизонт. Под знамена Сигурда Кольцо встали свеи Англ, Одд, Гунн, Ринг, Свено, Виндер, и иные – видать, не плохим был правителем для свеев чужак «Рандвер»-Ратьмер, что они решительно встали за право его сына править ими! Были здесь и саксы-нордальбинги, во главе с Саксоном Занозой, Трондаром Большой Нос, Рокаром Черным. Шли норвежцы, соплеменники матери северного конунга – Торкель Упрямый, Герд Радостный и много других. Из-за моря привел русов «Регнальд»-Рогволод, сын сестры Ратбора – которого в некоторых сагах назвали самым сильным бойцом Сигурда. Кроме того, как утверждает «Сага о Скьельдунгах», по крайней мере один вождь вендов счел дело Харальда Боезуба неправым – Дюк Славянин встал под знамена противников датского владыки (возможно, с ним пришли вождь со знакомым уже именем Крок и Мар). Фланги прикрывали лёгкие отряды эстов (неясно только, пруссы-айсты или эстонцы) и куршей (видимо, кому-то из них принадлежат имена Кеклу и Арвакки).

Со стороны Харальда разнообразие войска было еще большим.

Кроме данов и ютов, с его войском шли фризы во главе с Юббе, мужем сестры Харальда, слывшим колдуном, англы Орма и венды. Упоминаются некие бойцы из Кенугарда. Вообще говоря, Кенугардом впоследствии будут называть в скандинавских сагах Киев (его и в былинах иногда называют «Киянью», а жителей города киянами регулярно зовут летописи). Но киевлянам на варяжском море ни в VII веке, ни в VIII делать было вроде нечего. Киев в те времена был столицей не слишком большого племенного княжества полян, которому хватало забот с ближайшими соседями – лесными и степными. Так кто перед нами? Названные так по созвучию выходцы из польского племени куявов? Или те самые балтийские гунны Беды Достопочтенного – Адам Бременский впоследствии будет связывать название Кунигард именно с гуннами?

С восточных берегов приплыли лодки ливов и куршей (шведы и датчане потом сильно пожалеют, что показали путь к своим берегам этому племени – впрочем, это, как говорится, совсем другая сказка). С запада появились отряды британских кельтов.

Всего «Деяния данов» Саксона Грамматика насчитывают 94 знаменитых героя в войске Сигурда. В войске его дяди

Любопытно, что в числе вендов, бившихся за Харальда Боезуба, называют трех девушек-воительниц. Две из них названы Саксоном «герцогинями», что, скорее всего, должно пониматься, как «княгини». Главная из них, Висна («весна, юность»), несла знамя всей армии престарелого владыки данов. Ее окружали самые преданные бойцы – берсерки[15 - Поразительно, что Саксон именно воинам из числа славян приписывает обыкновение бросаться в бой, сорвав с себя рубашку. Подобное поведение, кстати, отмечает у некоторых воинов антов и славян Прокопий Кесарийский еще в VI веке.] Толкарь, Токи (похоже на имя боярина Тукы из наших летописей), Ими[16 - Почему-то считают, что это значит «имя»; человек по имени «имя» – несколько странновато, чтобы не сказать глупо. Скорей уж можно предположить отглагольное прозвище вроде Имей – для берсерка самое то.]. Особенно хочется отметить такого персонажа, как «Отрик по прозвищу Юноша». Совершенно ясно, что парень назвался «отроком», дружинником своей княжны – и перевел это звание, а слушатели поняли перевод, как прозвище. Так юный славянин и остался в веках.

Другую славянскую «герцогиню» звали Хете – возможно, Хоть, «желанная».

Третья славянка названа скандинавским именем Вебьорг, «священная гора». Сразу вспоминается богатырша Златогорка из наших былин. Впрочем, скандинавы чаще переозвучивают чужие имена на свой лад (вспомним Радбарда и Рандвера), чем переводят. Можно предположить женский вариант имени Выбор, или, скажем, Выверка – «белка»… впрочем, предполагать опять же можно бесконечно.

Славянские мечники стали основной ударной силой Харальда под Браваллой. Левое крыло вел венд Якун Резанная Щека, в правом шла Хоть, а Висна держалась неподалеку от конунга – который, кстати, сражался на колеснице – это был, наверное, последний случай военного применения колесниц, по крайней мере в Европе и по крайней мере до боевых повозок чешских гуситов.

Битва, сообразно количеству воинов, вышла страшная. Пал от руки фриза Юббе Рогволод, шедший впереди шведско-норвежско-русского войска. Вебьорг сразила некоего Сота, одного из лучших бойцов Сигурда Кольцо, ранила Старккада, но пала и сама, пронзенная стрелою норвежца Торкилля из Теламёрка. Вскоре и Юббе, рухнул под ливнем стрел. У знамени погибла Висна – ее убийцей называют самого Старкада. Шут побери, чтоб победить славянскую девушку, понадобился сильнейший из живших тогда воителей Севера. Видя поражение, Харальд схватил по мечу в каждую руку и убил множество воинов племянника. Наконец, обессилев, он приказал своему слуге Бруни убить его – старый конунг страшился плена. Последнее приказание Боезуба было исполнено, Бруни разбил господину голову дубиной.

Согласно сагам, победитель Сигурд сжег тело дяди на костре, а прах развеял над его столицей, городом Лейрой в Зеландии. Саксон же утверждает, что племянник похоронил Харальда Боезуба в кургане вместе с колесницей, оружием и богатыми дарами.

Долго еще ходили легенды о золотой ладье, на которой Один возил души павших в той битве в Вальхаллу.

Огромный урон потерпели и те, и другие сражавшиеся, особенно это касалось шведов и датчан, главных противников. «Прядь о Норна-Гесте» говорит, что Сигурд Кольцо остаток жизни с трудом защищал свои земли от набегов куршей и лопарей. Юты и даны, покорившиеся ему после Браваллы и гибели Боезуба, впрочем, не бунтовали – не было сил для мятежа. Зато уязвленную гордость попытались выместить на ободритах.

Зря.

Ободриты в ответ перешли пролив Малый Бельт и захватили остров Фюн (это обстоятельство я рекомендую запомнить). Их вождь Ватне убил наместника Сигурда Кольцо ярла Али.

Сына Али, Хамунда, участь отца ничему не научила, он вновь попытался обложить данью восточных соседей – и с трудом отбился от вторжения семи ободритских князей. И то победою он больше был обязан не своим силам или полководческому дару, сколько тому, что стиль командования ободритских князей вызывал в памяти известную присказку про семерых нянек.

Впрочем, ему, можно сказать, повезло. Следующий правитель ютов, Сивард, получил уже не набег, а полномасштабное нашествие. Сивард бежал в Зеландию, его сын и дочери были захвачены вендским князем Исмаром (Вышемиром? Измиром?) в плен, вся Ютландия – обложена данью в пользу вендов. Дочерей Сиварда продали – одну в Норвегию, другую в Германию. Сын, которого звали Ярмерик (имя, если вдуматься, звучащее как-то подозрительно… не вендкой ли была матушка этого «принца датского»?), исхитрился убить Исмара и бежать, а впоследствии и освободил сородичей от дани вендам.

Однако не от этого ли времени остались на датской земле названия населенных пунктов с типично славянскими окончаниями – Корзелице, Крамнице, Тиллице, Биннице[17 - Д. Егоров показал, что изначально окончание «ице» звучало как «ицы», сходясь с новгородскими названиями вроде Гостилицы, Зимницы и пр.] и многие иные? Кольцевые укрепления на острове Лоланд считаются славянскими, как и крепость близ Соре в центре Зеландии, где найдена очень архаичная славянская керамика. Абсолютное большинство датских кладов раннего средневековья содержит славянские вещи, или даже зарыто в славянской посуде, что само по себе говорит о многом – в конце концов, вещи могли купить и награбить в набеге, но вряд ли кто бы стал в те времена тратиться на заморский горшок или счел бы его ценной добычей.

Не к этим ли временам относятся сведения Тидрек-саги о славянском «конунге», обкладывающем все побережья Балтийского моря данью? Конечно, это далеко от времен Теодориха Готского… но что поделаешь, эпос не всегда в ладах с хронологией. В той же «Пряди о Норне-Гесте» Сигурд Кольцо становится современником своего великого тезки, Сигурда Фафнироубийцы, неуязвимого Зигфрида германских легенд.

Вполне возможно, именно в это время северный язык заимствует из славянского определение поездки за данью – polutasvarf, от «полюдье». При наличии собственного определения («вейцла») появление славянского термина может говорить только об одном – когда-то по скандинавским землям ездили за данью люди, говорившие по-славянски – что и подтверждают сага о Тидреке и Саксон Грамматик.

Во всяком случае, скандинавам на тот момент в Балтийском море должно было стать весьма и весьма неуютно. Не с этого ли началась эпоха их походов на Европу? Ведь и венгры, примерно веком позже, были всего лишь беженцами от вырезавших их кочевья печенегов – а от конных налетов несчастных беженцев Европу лихорадило ничуть не слабее, чем от морских походов норвежцев и датчан.

Глава IV

В недолгом сиянии полдня: варяжская Русь в эпоху викингов