Хищницы

Тарновская, оставаясь нежным другом Павла Комаровского и заботливой подругой его недужной супруги Эмилии, стала любовницей для мужа и сестрой милосердия для его жены. Тарновская умела делать инъекции, так как еще со времен жизни с Василием злоупотребляла морфием. И Павел Евграфович, и лечившие Эмилию Комаровскую доктора, и сама больная полностью доверяли Марии Николаевне. Состояние страждущей не улучшалось, ее мучили страшные боли, и венецианские врачи посоветовали Комаровским отправиться в Дрезден, где клиника Cвятого Иосифа Штифта специализировалась на лечении тропических болезней.

С отъездом из Венеции больная стала чувствовать себя много хуже, и не успел ее осмотреть дрезденский врач, как ему пришлось констатировать смерть больной. В причинах разбираться не стали: муж был резко против вскрытия. Уже потом, когда Тарновскую арестовали, родственники Эмилии Редер заподозрили неладное и потребовали эксгумации тела. Но итальянская юстиция, ведшая дело Тарновской, не была заинтересована в затягивании следствия. И поэтому предположение, высказываемое многими о том, что непосредственной причиной смерти Эмилии стал яд, введенный Тарновской вместо лекарства, так и не было расследовано.

После смерти Эмилии Мария Николаевна повела себя, как хозяйка: слуги Комаровского и, прежде всего, английская гувернантка маленького Евграфа, смотревшая на Тарновскую с подозрением, немедленно были уволены. Гувернанткой Евграфа и сына Тарновской Васи стала верная Марии Николаевне камеристка Перье. Васю отправили к дедушке с бабушкой в Отраду, Евграфа определили в кадетский корпус.

На похороны Эмилии Редер собирались приехать ее многочисленные родственники, поэтому захоронение отложили на два месяца, а тело решили бальзамировать.

В марте 1907 года Комаровский с Тарновской, Перье и Евграфом, не дожидаясь похорон, отправились в Россию. Граф, на следующий день после смерти жены, сделал Марии Николаевне официальное предложение. Тарновская обещала связать свою судьбу с ним сразу после развода с Василием Васильевичем.

Те же и Наумов

Перье с Евграфом сразу отправились в имение Комаровских Городище. А граф с Марией Николаевной вначале заехали в Петербург, посоветоваться с тамошними адвокатами. Комаровский жаждал видеть любимую женщину свободной от брачных уз. Остановились в шикарной гостинице «Дагмар» на Большой Садовой недалеко от Невского. Поговорили с адвокатами, сходили в Михайловский театр, ужинали в «Контане» и «Кюба». Выяснилось: бракоразводный процесс затянется минимум на год. Однако богатства Комаровского завораживали, и Тарновская пошла на важный компромисс с бывшим мужем, она согласилась признать себя виновной в прелюбодеянии и отказаться от прав на обоих детей.

А для того чтобы граф Комаровский не передумал искать ее руки, Мария Николаевна искусно разожгла его ревность: она утверждала, что ею серьезно увлечен князь Петр Трубецкой (с которым на самом деле была лишь шапочно знакома). Князь-де даже готов развестись с женой ради нее. Прилуков послал Тарновской в Россию письма от имени мнимого поклонника. Тогда, чтобы доказать серьезность своих намерений, Павел Комаровский обручился с Марией Николаевной и повез ее в Орел официально представить родным.

Орел – небольшой губернский город. Дворяне проводили время в клубе за карточным столом, а их жены сплетничали. Главные события того времени – арест конокрада и приезд цирка. Когда из московского курьерского поезда на перрон станции вышел главный местный аристократ и богач граф Комаровский об руку с Марией Николаевной Тарновской – это вызвало сенсацию.

В городе было мало людей круга Комаровского, разве что Николай Наумов – его младший приятель, в некотором смысле ученик. Потомственный дворянин, сын пермского губернатора, выпускник Московского лицея в память Цесаревича Николая, вольноопределяющийся лейб-гвардии Семеновского полка, чиновник особых поручений при орловском губернаторе. Он из старой дворянской семьи, его двоюродный дед – Иван Тургенев. Это элегантный молодой человек 24-х лет. Он пьет абсент, переводит Бодлера, словом, декадент.

Фридрих Ницше провозгласил: «Бог умер». Декаденты считали себя людьми вне христианской морали. Наука конца XIX века доказывала: человек – социальное животное, движимое подсознательными импульсами. Тарновская – порождение декадентства. Ее любимый десерт состоял из клубники в эфире, она колола себе морфин позолоченным шприцем и пила одуряющий абсент – спирт, настоенный на полыни.

Наумов был странным малым. Многие объясняли его «инакость» происшествием на Волге: как-то, купаясь, он поднырнул под лодку и получил веслом по голове. С тех пор стал странным: страстно верил спиритам, легко подвергался гипнозу, однажды бежал за экипажем некой дамы, как собачка (так приказал медиум). Из-за явной ненормальности был освобожден от воинской повинности.

В Орле все всех знали, а Комаровский считался губернским «львом». Человек крайне правых убеждений, член «Союза русского народа», он однажды публично избил местного либерала, редактора «Орловского вестника» Аристова (кстати, орловский архиерей Серафим за это графа благословил). Наумов, тоже монархист, писал в черносотенной газете «Орловская речь» абсолютно бескорыстно – только из убеждений. Комаровский и Наумов – приятели, и граф, конечно, представил молодому человеку свою невесту.

Николай Наумов влюбился в нее немедленно и страстно. Он даже написал поэму в честь графини, где клялся быть ей верным до гроба.

Представив Марию Николаевну родственникам, Комаровский отправился в Венецию, чтобы купить там палаццо, где собирался поселить любимую. Она же задержалась в Орле в доме Комаровских на Карачевской улице. Ей предстояло устроить будущего пасынка Евграфа в местный кадетский корпус.

В конце XIX века вышли романы австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха. Все его произведения, в том числе и знаменитая «Венера в мехах», описывают страстную влюбленность слабых, романтических юношей во властных и жестоких женщин. Во времена декадентства такая страсть, сопряженная с подчинением и унижением, входит в моду, ее называют мазохизмом. Наумов – типичный мазохист.

Зря графиня времени не теряла. Вскоре Наумов стал очередным и самым преданным сексуальным рабом госпожи Тарновской.

Она, по его просьбе, ежедневно проделывала над ним разнообразные эксперименты: тушила папиросы об его кожу, заставила наколоть свои инициалы в качестве татуировки, стегала плетью, ездила на нем, как на лошади. А Наумова это приводило в восторг.

Между тем Тарновская осмотрелась в Орле, побывала в имении Городище и мысль о браке с Комаровским стала казаться ей не такой уж привлекательной. Имение выглядело запущенным и было, как выяснила Мария Николаевна, обременено долгами. И граф вовсе не был так баснословно богат, как ей казалось. Никакой приязни к нему она не испытывала и начала понимать, что ввязалась в дурацкую историю.

Между тем переписка с Прилуковым, оставшимся в Вене, не прерывалась. Донат разработал хитроумный план, который помогал устранить соперников и обогатить Марию Николаевну. Оставив влюбленного Наумова в Орле, Мария Николаевна с верной Перье отправилась в Венецию. Прилуков последовал за ней из Вены. Они обговорили подробности и начали действовать. Необходимо было обобрать Комаровского, а затем убить его так, чтобы не вызвать подозрений.

Донат предложил два способа покончить с Комаровским: пронзить его отравленным кинжалом где-нибудь на узкой венецианской улице или подсунуть папиросу со стрихнином – настойкой чилибухи. Этот яд трудно подмешать к еде – у него сильный горький запах, его присутствие в пище скрыть практически невозможно. Разве что в кофе… Но граф предпочитал английский черный чай. А вот если незаметно подмешать в табак – смерть со страшными конвульсиями и спазмами – неизбежна. Проверено на крысах.

Прилуков остановился в окраинном районе Венеции Канареджо и наблюдал за происходящим как бы со стороны.

А вот Павел Комаровский купил палаццо Маурогонато для своей любимой в двух шагах от собора Святого Марка – на площади Санта-Мария. Окна – на знаменитую барочную церковь Санта-Мария дель Джильо. Но Тарновская, посоветовавшись с Донатом Дмитриевичем, держалась с графом холодно.

Мария Николаевна объяснила графу Комаровскому: бракоразводный процесс затягивается. Положение ее двусмысленно. Она всерьез подумывает о том, чтобы принять предложение князя Трубецкого. В случае если с графом Комаровским что-нибудь случится, она останется одна без детей, без родины. Они даже посетили вместе российское консульство, где им официально объяснили: никакой надежды заключить брак на Апеннинах для неразведенной в России женщины – нет.

В конце концов, 16 июля 1907 года Павел Евграфович снял со своего счета и отдал Тарновской 80 тысяч рублей; кроме того, он обещал составить страховой полис на ее имя на 50 тысяч франков и завещать все движимое и недвижимое имущество.

Тарновская с Прилуковым отправляются кутить в Вену, туда летит письмо от графа.

«Моя дорогая Мария!

Вчера, когда я расстался с тобой, я все обдумывал. Как бы лучше устроить дела, согласно твоему желанию, которое для меня священно. Не думай, что только один Трубецкой тебе предан и готов пожертвовать для тебя своей жизнью. Комаровский все для тебя готов забыть. Верь ему, как он тебе верит. Что касается страховки – будет все сделано, как ты требуешь. Если сегодня не приедет инспектор страхового общества “Мутуал Лиекс”, тогда мы обратимся в общество “Нью-Йорк”. Единственная причина, почему я прошу тебя подождать – это для твоей же пользы, так как ты получишь больше денег. Дорогая моя, верь, что я все сделаю для тебя. Люби меня хоть немножко, тогда ты получишь все, о чем ты мечтаешь.

Твой Комаруля.

PS. Прежде, чем ты уедешь в Россию, все будет исполнено, а именно: первое – завещание будет утверждено. Второе – страховка сделана. Третье – все препятствия удалю, для того, чтобы мы могли с тобой обвенчаться.

Если тебе еще что-нибудь надо – приказывай, моя радость! Тебе отказа быть не может. Ты – вся моя жизнь, мое существование.

Твой навсегда П. Комаровский.

Малютка, как я тебя люблю!»

В двух страховых обществах желание Комаровского показалось подозрительным. Но в отделении австрийской компании «Анкор» полис согласились выписать. Тарновская вновь прибыла в Венецию. 9 августа, в ее присутствии, у русского консула в Вене Комаровский заверил завещание и страховку. Затем их посетил страховой агент, и Мария Николаевна настояла на том, чтобы в договор о страховке вписали пункт о том, что все деньги она сможет получить и в случае насильственной смерти графа. С этого момента судьба графа Комаровского – решена.

В глаза Тарновская называла графа «Комарулей» (а он, вслед за ней, и сам подписывался так в любовной корреспонденции) и рассказывала о планах обустройства семейного гнездышка. А Прилукову объясняла, что этот слизняк ей решительно надоел: следует его как можно скорее убить.

Прилуков вызвался сделать это сам. Но Тарновская решила: если убийство совершит Прилуков, это вызовет подозрения: их связь известна многим.

Поэтому она задумала новую комбинацию. Использовать Наумова как зомби-убийцу, превратить его в послушное орудие. Скорее всего, Наумову удастся бежать с места преступления. Но и будь он словлен, убийство это сочтут преступлением из ревности, в преданности Наумова она не сомневалась, он не выдаст ее, ну а после того как будет осужден – отбудет тюремный срок, скорее всего недолгий. Прилуков согласился: план Марии Николаевны выигрышнее его собственного.

Что будет с самим Прилуковым – не обговаривалось. Настойчивые попытки заставить его покончить жизнь самоубийством Донат Дмитриевич игнорировал.

Между тем он участвовал в планировании убийства Комаровского, знал все о Наумове и становился сообщником, от которого непросто избавиться. Прилуков был согласен участвовать в задуманной адской комбинации, страховать Наумова, следить за ним, а потом, если надо, убить глупого киллера. Тарновская и Прилуков договорились о шифрованной телеграфной связи. Комаровского решили называть «Адель», Наумову дали кличку «Берта», огнестрельному оружию – «горячее блюдо», холодному оружию – «закуски».

В Орле без Тарновской Николай Наумов запил. Узнав об этом, Мария Николаевна послала ему телеграмму с одним словом: «Дорогой!» И вот она снова в Орле. Графиня играла с Николаем, как кошка с мышкой, то отпускала, то приближала. Отдавалась, мучила, то обещала бросить навсегда, то соглашалась выйти за него замуж. Она говорила о том, что тяготится жизнью с Комаровским, что он непрерывно оскорбляет ее. Для того чтобы разогреть ревность Наумова, Прилуков, по просьбе Тарновской, отправил ей телеграмму якобы от Комаровского: «Я знаю все. Ваш Наумов – мерзавец. Сожалею о моих хороших чувствах к вам, так как вы – продажная женщина». «Видишь, как Комаровский вознаградил меня за мою дружбу к нему», – говорила она в слезах своему пылкому любовнику.

Они едут вместе в имение Тарновской Отраду. Для Наумова – это идиллия, самое счастливое время его любви; в деревне Тарновская устроила ему однажды даже сцену ревности. Наумов предложил вызвать Комаровского на дуэль, но она против: «Я не хочу, чтобы ты рисковал своей жизнью».

На самом деле резон у Марии Николаевны другой: в случае дуэли, в присутствии секундантов, скрыть имена участников поединка будет невозможно. Отношения между Тарновской и Наумовым всплывут в судебном процессе. И история со страховкой Комаровского сразу покажется подозрительной. Если все произойдет так, как задумала графиня, она получит страховую премию, избавится от Наумова и продолжит разбивать сердца.

«Так что же делать?» – спрашивает Наумов в отчаянье. – «Убить Комаровского. Освободи меня от графа, и я выйду за тебя замуж».

Наконец Наумов твердо согласился на убийство. Они поехали вместе в Киев, Тарновская повела любовника на могилу своей матери и заставила поклясться в вечной любви и верности. Затем они отправились на другое кладбище, где находилась могила Шталя. Здесь Тарновская рассказала Наумову о человеке, покончившем жизнь самоубийством вследствие того, что она не разделяла его любви. Они обменялись подарками: Мария Николаевна подарила Наумову медальон со своими волосами, а он ей браслет.

Чтобы добавить улик на случай расследования, Прилуков отправил Тарновской телеграмму за подписью Наумова: «Вы оттолкнули меня ради Комаровского, но я знаю, где он находится. Я его ненавижу и помешаю браку». А Комаровскому: «Наумов оплакивает свои чувства по отношению к Вам, потому что Вы – ничтожество». Прилукову в Вену летят телеграммы от Тарновской: «Действие превосходно» (то есть Наумова удалось уломать), «Берта – девушка горячая, пусть одна воспитывает Адель», «Берта предпочитает горячее» (и Прилуков покупает два револьвера), и, наконец, «Берта выезжает, вид ее должен быть американский: фуражка и серый костюм». Прилуков находит магазин готовой американской одежды и отвечает: «Сделаем все возможное».

Наумов уехал в Орел, Тарновская – в Вену. Они условились встретиться в Варшаве. И вскоре Тарновская вызвала Наумова, но не в Варшаву, а в Вену.

Стесненный в средствах, он наделал долгов, попросил денег у матери, но все-таки собрался туда, куда звала его Тарновская. На службе он сообщил о недомогании и выехал в Вену.

Смерть в Венеции

Август 1907 года, Вена. В отеле «Захер» напротив Венской оперы живут четверо: Тарновская, Перье, Наумов, Прилуков. Доната Дмитриевича разыскивает за долги русская полиция, и он регистрируется по чужому паспорту на имя немецкого подданного Зейферта. Тарновская не позволяет Наумову (тоже зарегистрировавшемуся под чужим именем) и носа показывать из гостиницы.

Однажды Наумов все же бежал в город и напился в первом попавшемся кабачке. Возвращаясь в гостиницу, он увидел, как Тарновская садится в экипаж с каким-то бритым господином, и устроил ей сцену ревности. Бритый господин – Прилуков, которого Наумов никогда не видел и о существовании которого не подозревал, и Тарновская объяснила: не ревнуй, это русский консул в Вене.