Ведьма из Никополя. Рассказы для детей и юношества

Разворачивать коней и телегу в обратную сторону, тем более в такой ситуации, не имело никакого смысла. И ещё одно соображение имелось в запасе, а вдруг дерево само упало… от старости? Между папой и дядей Григорием завязался серьёзный разговор.

Мы не доехали метров около двадцати до поваленного дерева, как из ближайших кустов вышел, держа в руках направленный на нас автомат, одетый в полувоенную форму, человек. На нём были солдатские шальвары, заправленные в кирзовые сапоги и тёмный, помятый пиджак поверх сатиновой, не первой свежести, рубашки, а на голове залихватски, набекрень, сидела военная фуражка, без звёздочки.

Лошади, дойдя до загорожи, остановились сами.

Бандеровец, а в этом я теперь совершенно не сомневался, картинно держа автомат перед собой, махнул рукой, и из леса вышли ещё двое – почти также одетые, и державшие в руках винтовки с облезлыми прикладами.

Мы с мамой сидели, ни живы, ни мертвы, и боялись даже пошевелиться – это я о себе. Но, в то же время меня разбирало сильное любопытство, и я во все глаза рассматривал их.

Вот они, оказывается, какие – бандиты! И совсем они не страшные, решил я, когда шок от их неожиданного появления у меня немного прошёл.

Бандеровцы подошли к телеге: заросшие щетиной лица; запах давно не мытых тел; и тяжёлый, какой-то затравленный, исподлобья, взгляд, так мне показалось. Такой взгляд я однажды видел у бездомной собаки, которую мы с мальчишками гоняли как-то.

Первый, который покартинистее, оглядел нас и, задержав на несколько секунд взгляд на маме, подошёл к дяде Грише, и стал с ним разговаривать.

– Дядько! Куды трапыш, кого вэзэш?

Он, искоса посматривая на маму и папу, спрашивал по-украински, а потом, ещё раз посмотрев на папу, добавил: «Докумэнт маешь, чи, ни? – А баба, та хлопэць, теж мають який-нито, докумэнт, чи тэж, нэ мають?»

– Який докумэнт? – встревожено заговорил дядя Григорий, – як шо справка из сильского Совету…? Так е! – Ось вона, дывысь, сказал он, и полез рукой под фуфайку, чтобы достать справку, наверное.

– Стий, дядько! – неожиданно приказал бандеровец. – Высунь свою граблюку назад! Та потыхэньку, добавил он, быстро отступив на один шаг от дяди Григория: – И обратившись к нам, показал автоматом на землю:

– Уси злазьтэ! Як шо нэ так, зразу стриляю! – Степан, возьмы йих на прицел, приказал он другому бандеровцу, и добавил уже опять нам: «Злизэтэ, ось тоди и будэмо балакать.

Тощий, словно щепка, долговязый бандеровец, не говоря ни слова, направил свою винтовку в нашу сторону, и угрожающе клацнул затвором.

Вот тебе и «хорошие» дядечьки, снова испугался я.

…А ты, Мыкола, сказал предводитель третьему бандеровцу, провирь «кабриолету» – щегольнул он знанием лошадиного транспорта.

Мы с мамой послушно, но с опаской, слезли с телеги, и отошли шага на два-три чуть в сторону.

Пока Мыкола шарил в наших вещах на повозке, мама ругалась на него за неаккуратность, и довела его таки до того, что он, наверное, не выдержав, гаркнул: «Цыц, стервозо! В том свити цацки, та платя – нэ трэба будэ!». Мама, словно споткнувшись на всём бегу, замолчала, и только лицо её пылало жаром от возмущения и женского бессилия.

Папа был бледен. Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, он не произнося ни слова, наблюдал за происходящим, и было видно, с каким трудом ему давалось это молчание.

Закончив осмотр вещей, и не найдя оружия, Мыкола забрал сало и остатки хлеба, прихватив заодно пару маминых красивых полотенец.

Видно было, мама что-то хотела сказать резкое, но взглянув на папу, промолчала, хотя и с видимым усилием.

Я помню, с какой любовью и старанием она вышивала эти полотенца, сидя у плиты в бабушкином доме. Какое это было счастливое время, мельком подумал я и, с неослабевающим интересом продолжил наблюдать за всем происходящим вокруг меня.

Мне кажется, что я тогда еще не до конца понимал серьёзности нашего положения. Но когда главарь, плотоядно улыбаясь, подошёл к папе и маме, и сказал: «Зараз я буду робыть обыску!» – лицо у папы изменилось.

Вот тут я испугался! По-настоящему испугался! Сейчас должно что-то произойти, со страхом подумал я, и весь сжался от предчувствия чего-то страшного-страшного. С таким лицом, какое сделалось у папы, идут на всё, даже на смерть! Я об этом сам догадался, несмотря на свой детский возраст и полное отсутствие жизненного опыта. Я даже не догадался, я почувствовал, и слёзы страха стали скапливаться в моих глазах.

По-видимому, главарь это тоже почувствовал. На мгновение замерев, он неожиданно повернулся к дяде Грише и резко приказал ему: «Завэртай свий шарабан до лису! Бачиш колию! – А вы геть за ним!» – повернулся к нам старший.

И обратившись к своим товарищам, строго приказал: «Мыкола, Степан, доглядайтэ за усима. Як що побигнуть – стриляйтэ! – Я пиду у пэрэд, а вы з конямы и заарэштованными гонить до базы!»

Делать нечего. Повернув лошадей в просеку, последовали за главарём в самую глубь леса. Дядя Григорий вёл лошадей за повод, а мы шли за телегой под конвоем двух бандеровцев.

Метров через двести-двести пятьдесят, в лесу трудно определить расстояние, особенно для меня, старший бандеровец свернул на какую-то тропинку и исчез в кустах.

Следовавшая за нами охрана, как только не стало возле них командира, повесив винтовки на плечо, закурила цигарки и завела неспешный разговор.

Папа, достав коробку папирос «Казбек», тоже хотел закурить, но второй охранник, не долговязый, крикнул грубым, пропитым голосом: «Дай сюды!» – протянул руку и выхватил папиросы.

По-видимому, Мыкола по какой-то непонятной для меня причине, был не в духе.

Не меняя порядка: дядя Гриша, лошади с повозкой, и мы со своими «сопровождающими», следовали по лесу минут сорок. Я очень устал и стал спотыкаться. Мама, повернув голову к конвоирам, обратилась к долговязому Степану с просьбой:

– Послухайтэ, люди добри! Нэхай хлопчик зализэ у бричку, а? Йому ж тяжко.

– Ничого йому нэ зробыця! – ответил Мыкола вместо Степана.

– У вас шо, своих дитэй нэма? – уговаривала их мама, – казна шо кажетэ!

– Иды, хлопчик, сидай, – разрешил Степан, махнув рукой в сторону повозки. – Мыкола, воно ж ще малэ, добавил он, повернувшись к товарищу.

Я, уцепившись за повозку, влез и блаженно растянулся на вещах. Ноги «гудели» от усталости, а лицо моё было мокрым от пота. Наслаждаясь отдыхом, я подумал: «А, совсем они не страшные – эти бандиты. Правда, если подумать хорошенько, то Мыкола – нехороший, злой. Но это, наверное, от голода…. Вишь, как на сало с хлебом набросились. У них, что, в лесу нет бабушки, чтобы галушки сварить?»

Проехав ещё немного, мы перебрались через какую-то мелкую речушку и оказались у цели нашего затянувшегося передвижения, у «базы».

Перед нами, на небольшой поляне окружённой густым лесом, расположились несколько, покрытых выгоревшим на солнце дёрном, землянок. У одной из них горел небольшой бездымный костёр, и оттуда доносился запах какого-то варева.

По-видимому, кем-то заранее предупреждённые, нас ожидали около двадцати-двадцати пяти бандеровцев – по-разному одетых и с различным оружием в руках.

Молодые и пожилые – все они были на одно лицо: усталые, угрюмые, а в глазах, обращённых в нашу сторону, проглядывалась обречённость.

От таких людей ждать хорошего – напрасная трата времени, решил я, и постарался как можно плотнее вжаться в наши тюки, вжаться так плотно, чтобы стать совсем незаметным для постороннего любопытствующего взгляда.

Из середины этой разношёрстной толпы, в сопровождении нашего бывшего «старшего», вышел бандеровец, одетый в кожаную куртку и с двумя наганами в кобурах.

Наши охранники заставили меня слезть с фуры и, подталкивая меня, папу и маму в спины, подвели к «кожаному», и приказали остановиться. Дядю Григория они тоже не забыли.

Я прижался к маме, обхватив её руками.

– Кто такие, будете? – по-русски, но с украинским акцентом, спросил главарь, глядя на отца. – И, не дожидаясь ответа, продолжил: «Зачем пожаловали в наши Палестины?»

Затем, опять не дожидаясь ответа, обратился к сопровождающим нас бандэровцам: «Обыскали задержанных?»

Те, потупившись, промолчали. Вместо наших двух конвоиров ответил их старший, сказав, что они обыскали нас и повозку – оружия не нашли.

– Так, кто вы? – вновь повернувшись в сторону папы, обратился главарь.

В разговор неожиданно вступил дядя Григорий, Он, показав на нас пальцем, по-украински, стал многословно объяснять (а я то думал, он молчун!), что мы дальние родственники его двоюродной тётки и, он везёт нас к себе в гости. Потом стал перечислять каких-то своих родственников в этом и других районах…