– У вашего отца и в самом деле до войны была семья. Он женился на своей однокурснице ещё в институте, и у них даже родился мальчик.
– Вот как! – удивился я. – Честное слово, я об этом ничего не знал. И где же они сейчас – мать и ребёнок?
– Не торопитесь. Всё по порядку. Когда ваш отец ушёл на фронт, они остались в Ленинграде, где проживали постоянно. А потом он попал в плен, и, когда вышел к своим и был осуждён на десять лет, жена отказалась от него. В какой-то степени её можно было, наверное, понять. И так жизнь тогда была нелёгкой, а тут ещё оказаться в роли жены врага народа – никому такого не пожелаешь. Брак был односторонне расторгнут, и известие об этом ваш отец получил, уже находясь в лагерях за Полярным кругом. После этого женщина вернула себе девичью фамилию и порвала все отношения с родственниками бывшего мужа. И это, поверьте, далеко не единичный случай.
– И какая же, интересно, у неё девичья фамилия? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Зенкевич. А звали её Екатериной Васильевной. Сына же её звали Станиславом.
Моя рука потянулась за листом бумаги, который всё это время лежал передо мной на столе, и у меня перехватило дыхание:
– Вы хотите сказать…
– Да. В этой информации идёт речь о вашем брате по отцу Станиславе Юрьевиче Зенкевиче…
Глупей ситуации, наверное, и придумать было невозможно. Я, человек, который прожил большую половину жизни и, как казалось мне, знавший всю свою родословную до дедов и прадедов, вдруг обнаружил, что у меня существует какой-то неизвестный мне брат по отцу, ни разу за всё время не засветившийся на моём горизонте! Хотя… зачем ему это? Кто ему сегодня я? И кто он сегодня мне?
Ну, да, поступила его мать по отношению к своему мужу подло и даже по-предательски, бросив человека в самую тяжёлую минуту жизни, но малолетний-то ребёнок, родившийся у них в браке, он-то совершенно ни при чём! Какие у меня могут быть к нему претензии? И ведь он наверняка даже не подозревает о моём существовании.
Можно представить, как складывалась его жизнь после войны. Наверняка пацаном он не раз спрашивал у матери об отце. Но что она ему отвечала? Погиб на фронте? Вероятней всего…
А отец, освободившись из заключения и не имевший права приближаться к столичным городам ближе, чем на сто один километр, поехал не в Ленинград, где жил до войны, а к своим родственникам, эвакуированным на Урал, где и познакомился вскоре с моей мамой, тоже находившейся там в эвакуации. Она к тому времени уже получила похоронку на своего первого мужа, горевшего в танке и умершего в госпитале от полученных ранений. Так их и свела горькая судьба, моих отца и мать – моих самых родных и близких людей на свете…
И всё-таки… брат…
– Для чего вы мне это рассказали? – мрачно спросил я мужчину, вежливо помалкивающего и исподлобья наблюдающего за моей реакцией.
– Перечитайте ещё раз эту бумагу. – Он ткнул пальцем в лист передо мной. – Вам ничего в ней не показалось интересным?
– Нет. Кроме разве того, что этот человек занимал довольно высокие посты, потом занялся производством запретных химических веществ и химическим оружием, а сегодня находится в Сирии. И этот человек, по вашим словам, мой брат. Ну, и что с того?
– Вот мы с вами и подошли к самому главному, о чём я хотел поговорить. Этот человек действительно всю свою жизнь работал в оборонке и занимался исследованием и разработкой новых видов отравляющих веществ до тех пор, пока это было официально разрешено.
– Что значит разрешено?
– Вы когда-нибудь слышали про Конвенцию о запрещении химического оружия?
– В общих чертах.
– Иными словами, название слышали, а в чём суть конвенции не знаете, не так ли?
– Разве из названия не понятно, что с какого-то определённого времени всем странам запрещено производить и использовать химическое оружие? Ну, а то, что уже существует, необходимо уничтожить под наблюдением каких-то международных комиссий. Угадал?
– В целом, угадал. Все страны, подписавшие конвенцию, должны были доложить в специально для этого созданную комиссию о накопленном количестве отравляющих веществ и приступить к их уничтожению… Кстати, Светочка, – он обернулся к сидящей у телевизора Светлане, – сделай нам ещё по чашечке кофе.
Ни слова не говоря, Светлана забрала наши пустые чашки и отправилась кипятить коду.
– Вообще-то, мне не очень интересно беседовать сейчас о каких-то конвенциях, – сказал я, – не моя это тема. Но из вашей информации я понял, что этот Станислав активно занимался разработкой химического оружия и в какой-то момент, когда это оружие решили запретить, попал под каток. Я угадал?
– И да, и нет. Специалисты такого уровня, как он, какие бы гонения против них ни затевали, всегда востребованы и никогда без дела не остаются. Может, и не в России, где они добились лучших своих результатов, тем не менее, они всегда найдут себе тёплое денежное местечко.
– Вы хотите сказать, что при всех своих регалиях и постах он по-прежнему сегодня занимается разработкой оружия?
– Вероятней всего, уже нет, потому что возраст у него уже почтенный. Да и особой информации о нём сегодня нет.
Я снова заглянул в листок и прочёл вслух:
– «…В 1993 году был назначен представителем РФ в сирийском Экологическом центре в Джамрайне. В 1995 году госдепартамент США утвердил персональные санкции против Зенкевича, обвинив его в контрабанде вещества двойного назначения…». Этой бумаге уже более двадцати лет, верно? А чем он в действительности занимается сейчас? По-прежнему находится в Сирии? Неужели вы ничего не знаете? Ни за что не поверю.
Мой собеседник молча проследил за тем, как Светлана поставила перед нами чашки с кофе и вернулась к телевизору.
– В том-то и дело, что никто этого точно сегодня не знает. – Мужчина поболтал ложечкой в чашке и отхлебнул глоток. – Может быть, он в Сирии, а может, и в каком-то другом месте. У наших спецслужб есть подозрение, что Станислав Зенкевич может сейчас находиться даже здесь, в Израиле.
– После его-то работы с нашим лютым врагом? – усмехнулся я.
Тут уже пришёл черёд усмехаться мужчине:
– Как вы, Игорь, прямолинейно рассуждаете! По-вашему, враг – это враг, друг – это друг, и первого нужно уничтожать, а второго гладить по головке… Поймите, то, чем занимался Зенкевич, может представлять интерес для многих секретных служб – и дружественных, и враждебных. Тем более, он, вероятно, прекрасно понимал это и нисколько не опасался выступать в роли продавца секретов, которыми обладал. Когда на кону стоят большие деньги, национальная принадлежность покупателя мало что значит для продавца. А ведь для этого нужно обладать большим мужеством и хорошими связями. Притом российские спецслужбы, с которыми генерал долгое время сотрудничал, больше не были для него в приоритете…
В нашей неторопливой беседе наступила некоторая пауза. И только сейчас я почувствовал, как гудит у меня голова, и я начинаю соображать всё меньше и меньше.
На часах почти полдень. На работе наверняка меня уже хватились, но хозяин пока не позвонил. Видимо, работы и в самом деле немного, поэтому там вполне могут обойтись без такого замечательного и необходимого работника, как я. Пропущенный день мне, конечно, не оплатят, но то, что я узнал сегодня от этого странного человека, безусловно, стоит денег, которых я недополучу.
– Знаете, что, – пробормотал я, – рассказанное вами безумно интересно и требует осмысления, но я так и не понял, для чего вы всё это затеяли? Ведь не случайно же была эта ночь, – я кивнул в сторону Светланы, – потом ваша информация о первой семье моего отца, а на закуску рассказ о коммерческой – или как её ещё назвать? – деятельности моего новоиспечённого братца. Вам же от меня наверняка что-то нужно взамен? Иначе зачем рассказывать?
– В принципе, необходима ваша минимальная помощь в одном щекотливом дельце. – Мужчина несколько замялся. – Но, я чувствую, вы сейчас не готовы к нашему дальнейшему разговору. Перебор с информацией, ведь так?
Я молча кивнул в ответ.
– Тогда давайте поступим следующим образом. На сегодня у нас всё, а завтра встретимся снова. Идёт? Смею вас, Игорь, уверить, что продолжение разговора будет не менее увлекательным, чем его начало. А для вас ещё и выгодным.
– Вы мне предложите заняться поисками брата, и за это я получу вознаграждение? – неожиданно вырвалось у меня. – Вам он для чего-то нужен?
Мужчина рассмеялся и даже хлопнул в ладоши:
– Для таких вещей, как поиски, вы не очень годитесь. У вас нет для этого ни навыков, ни возможностей. Просьба будет заключаться в другом… Но давайте не будем торопиться, всему своё время.
И уже перед тем, как выйти из гостиничного номера, я услышал в спину его слова:
– Между прочим, если захотите продолжить общение и встретиться с нашей Светланой сегодня вечером, то никаких препятствий для этого нет. И никаких съёмок не будет. Обещаю. Ты, Светочка, не против?
Я не расслышал, что ответила Светлана, но мне показалось, что «нет».
– Мы с вами свяжемся, Игорь Юрьевич, до свидания…
4
Из гостиницы я вышел, как говорили в старинных сентиментальных романах, в полном смятении чувств.