Наследство опального генерала

– Здравствуйте, Игорь, это я вам отправил записку с мальчишкой.

– Я так и предполагал.

– И вы не рады?

– Отчего же – мы договаривались о встрече. А где…

– Светлана? – Чувствовалось, что у мужчины сейчас настроение превосходное, и он даже мог позволить себе пошутить. – Вам очень хочется с ней снова встретиться?

– А что в этом такого? Мы взрослые люди и отвечаем за свои поступки.

– Да бросьте вы, никто вас ни в чём упрекать не собирается!.. Но позвольте вопрос: вы и в самом деле решили, что ей с вами интересно? Вдруг она просто выполняет моё задание, и здесь уже эмоции не играют никакой роли?

– Я в этом не уверен. По крайней мере, она показалась мне искренним и недвуличным человеком.

– Вам так показалось? – Мужчина, похоже, развеселился ещё больше и нарочно демонстративно кружил вокруг да около, но всё не переходил к тому, ради чего меня позвал. – Неужели вы полагаете, что ей, молодой и цветущей женщине, может понравиться такой пожилой, неустроенный, не очень красивый и…

– …еврей? – закончил я за него.

– Нет, я хотел сказать – не очень умный и заводящийся с пол оборота человек.

Тут я уже начал не на шутку заводиться:

– Почему вы решили, что я не очень умный?

– Да потому что вы даже сейчас дали себя увести в сторону и занимаетесь пустой болтовнёй вместо того, чтобы взять меня за грудки и потребовать всю информацию о вашем брате, которую я обещал. А в придачу к ней свою новую зазнобу для очередных утех… Разве не так?

Я мрачно уселся в кресло напротив дивана, на котором он развалился, и отвернулся к окну:

– Что вы от меня хотите? Я ведь понимаю, что так просто вы никакой информацией делиться не собираетесь. А Светлана – может быть, она и сыграла роль приманки во всей этой истории, хотя мне очень не хочется в это верить.

– Ну, ладно, не будем ссориться, – примирительно сказал мой собеседник, – пора и в самом деле переходить к серьёзным вещам. Не хотите выйти на улицу и прогуляться по набережной? Погода сейчас чудесная, знаете ли, прохладно, бриз с моря…

– В гостиничный номер уже не пускают? Или некого под меня подложить? – Я всё ещё дулся на него.

– Это для того, чтобы у вас не оставалось ненужных иллюзий по поводу наших встреч…

Никаких его упоминаний о Светлане мне теперь не хотелось, поэтому я молча встал со своего кресла и отправился следом за ним к выходу из отеля.

– Станислав Юрьевич Зенкевич, как я уже сообщал вам, – начал мужчина, – родился в Ленинграде в 1939 году и носил фамилию вашего отца, то есть вашу, до 1942 года, когда тот вышел из окружения и был осуждён на десять лет лагерей, как враг народа. Едва это стало известно его родным, мать Станислава Екатерина Васильевна отреклась от мужа и приняла свою девичью фамилию, которая была так же вписана и в новую метрику трёхлетнего сына. К тому времени они уже проживали на Алтае, куда были эвакуированы по дороге жизни из блокадного Ленинграда.

– Отец, находясь в лагерях, ничего об этом не знал? – спросил я.

– Наоборот, его сразу известили о расторжении брака, и он наверняка сильно переживал, но, как я понимаю, так до конца своих дней не простил бывшей жене предательства. Более того, он ни словом никогда больше не обмолвился о них, вы сами тому свидетель. Екатерина же Васильевна, насколько мне известно, как раз не скрывала от Станислава, кто его отец.

– А уж это откуда вы знаете?

– Дело в том, что в середине девяностых, после смерти матери, Станислав Юрьевич неоднократно делал запросы о данных по отцу в Центральный архив Министерства обороны России и пытался узнать его местонахождение.

– Зачем ему это понадобилось? Неужели собирался встречаться с отцом?

– Откуда мне знать, что у него было в мыслях? Может, и собирался… Далее, как вы тоже уже знаете из послужного списка Зенкевича, Военная академия химзащиты им. С. К. Тимошенко и служба в Центральном военно-химическом центре, командировки в Афганистан, Кубу, Вьетнам, работа по дезактивации заражённых объектов Чернобыльской АЭС. Прекрасный послужной список, карьерный рост. Из скромного исполнителя он постепенно вырос в пробивного руководителя проектов, в которых частенько необходимо было преступать границы закона и морали, что он делал с лёгкостью и без малейших колебаний. Сами понимаете, что такое разработка химического оружия, а он этим активно занимался ещё с начала семидесятых годов. Полная секретность и очень ограниченный круг общения. Впрочем, иных вариантов работы в этой сфере просто не существует. В 1984 году по протекции одного из членов политбюро ЦК КПСС стал заместителем начальника химических войск министерства обороны СССР. Пост уже генеральский… Так что ваш братишка, уважаемый Игорь, был не таким уж простым человечком.

– Почему был? – насторожился я. – Его больше нет?

– Есть, – усмехнулся мой собеседник, – но, как бы я выразился, нет в этом полной уверенности.

– Не понял…

– Сейчас поймёте… В девяностые годы началась широкая кампания по запрещению и уничтожению химического оружия. Наша страна, конечно, не могла остаться в стороне. Тут-то и пригодились навыки Зенкевича, который возглавил программу по переработке химоружия, параллельно создал и возглавил Центр экотоксиметрии при Институте химической физики им. Н. Н. Семенова Российской академии наук… Мы давно к нему приглядывались, как, впрочем, и ко всем людям подобного уровня. Но ещё с восьмидесятых годов, когда он стал занимать высокие посты, мы обратили внимание на некоторые особенности его характера. Как и многие люди его уровня, он был далеко не безгрешен. Иногда проворачивал не совсем законные махинации, не гнушался взятками и возможностью использовать служебное положение в личных целях. Но в этом, поймите меня верно, ничего сверхъестественного нет, если не вредит общему делу. Всё в пределах допустимого. Самые жуткие и неудобные для любой разведки люди – это идеалисты, которые за идею готовы положить свою и чужие жизни, и при этом никакие разумные доводы их не останавливают. А кроме них существуют ещё и абсолютные негодяи, для которых опять же нет никаких границ, и для достижения своих целей они готовы нарушить все правила и нормы. Зенкевич, к счастью, не был ни первым, ни вторым, поэтому мы вели за ним наблюдение не особо активно, тем более, всегда за его спиной кто-то стоял, и этот «кто-то» мог его при случае прикрыть. Это был уже уровень неприкасаемых…

Я слушал очень внимательно, и хоть мне не совсем интересно было разбираться в деталях армейской и научной деятельности этого, по сути дела, совершенно чужого мне человека, всё время ждал, пока, наконец, раскроется цель этих долгих и подробных рассказов. Мой же собеседник, похоже, не спешил и только упивался собственным красноречием.

– Вижу, вы, Игорь, слегка заскучали. Хочется экшена и крутого детектива? Не знаю, будет ли то, что я расскажу дальше, похоже на детектив, но любопытно будет – точно. Так вот, не дело, конечно, нашей конторе было отслеживать схемы вывода денег, попадавших в руки людей уровня Зенкевича, и другие их финансовые махинации, тем более, особой фантазией они не отличались и от дармовых денег никогда не отказывались. Наблюдая за их вознёй, всё-таки была у нас некоторая уверенность, что ни на что иное, попадающее в сферу наших интересов, времени у них не остаётся. Но товар, приносивший Зенкевичу неплохую прибыль в обход государства, со временем всё больше попадал в тиски запретных санкций, и пользоваться серыми схемами вывода денег становилось всё трудней. Чем жёстче становились запреты на производство и хранение химического оружия, тем больше были аппетиты у потенциальных заказчиков, а торговля производимыми продуктами или их компонентами уже полностью попадала под определение контрабанды. От контрабанды до измены родине, сами понимание, путь недолог. А тут ещё усиливающийся разброд и полная неразбериха в стране… В 1993 году Зенкевича назначили представителем РФ в сирийском Экологическом центре в Джамрайне. Мера эта была вынужденной, так как в преддверии подписания Конвенции о запрещении химического оружия необходимо было быстро сворачивать его производство и уничтожать накопившиеся запасы на территории РФ, а перенести всё это в Сирию не составляло никакой проблемы, тем более, противоположная сторона не возражала. Главное, чтобы этим занимался человек проверенный и контролируемый, и им как раз оказался Зенкевич со своей исследовательской группой.

– В Сирию, говорите? – удивился я. – А как он туда попал, если у него отец еврей?

– Никто этого афишировать и не собирался, а сирийское руководство, с которым он общался напрямую, естественно, реагировало только на шелест купюр… Мы по-прежнему отслеживали все его шаги и контакты, но, ясное дело, тут уже появились некоторые трудности, потому что Зенкевич, вероятно, что-то почувствовал и стал более скрытным. Как мы ни опекали его, он стал нередко ускользать от нас и даже пропадать на некоторое время. Поначалу мы решили, что это очередные его «гешефты» с подпольными клиентами, а потом стало поздно. Мы же считали, что за ним, как, впрочем, и за остальными нашими специалистами, работающими за границей, следят тамошние спецслужбы, и он поступает совершенно разумно, конспирируясь от них, но… выяснилось, что он то же самое проделывал и по отношению к нам. Однако шила-то в мешке не утаишь. Не только для нас, но и для наших противников… В 1995 году госдепартамент США утвердил персональные санкции против Зенкевича, обвинив его в контрабанде веществ двойного назначения. Тайное непременно становилось явным, и его секретность затрещала по швам… Вместе с этим, нам всё труднее становилось контролировать его и учёных, работавших с ним в связке. А тут ещё наши израильские коллеги стали наступать на пятки. Если раньше они действовали скрытно, то теперь о своих расследованиях тайных делишек Зенкевича принялись открыто сигналить в Москву.

– Что за коллеги?

– Не догадываетесь? Ваш израильский «Моссад».

– Я с ним ни разу не встречался. Всё больше в детективных книжках да газетах читал. А вы с «Моссадом» сотрудничаете?

– Все спецслужбы контактируют на каком-то уровне друг с другом… Но это, по большому счёту, к нашему сегодняшнему разговору отношения не имеет.

Мы прошли уже довольно далеко по набережной, однако мой собеседник, казалось, этого не замечал:

– Когда стал разгораться международный скандал с Зенкевичем, и стало понятно, что решать этот скандал придётся уже не на рабочем, а на дипломатическом уровне, было принято решение срочно отозвать его из Сирии в Москву. Тем самым, конечно, проблема не решилась бы, но за неимением фигуранта можно было бы попробовать как-то отмолчаться. И он, в самом деле, сел в самолёт, летящий из Алеппо в Москву, и в нём скоропостижно скончался…

– Мой брат… – выдохнул я, совершенно не ожидая такой неожиданной развязки, – умер?!

– Да. – Мужчина посмотрел на меня внимательным и долгим взглядом. – После чего был похоронен на Троекуровском кладбище с воинскими почестями. Так гласит официальная версия…

– Что значит официальная версия?!

– Дело в том, что в самолёте на его месте был обнаружен совершенно иной человек. Очень похожий и загримированный под генерала, но это был не он.

– И вы не подняли шума?

– А зачем? Во-первых, Зенкевич был, как сегодня принято говорить, уже сбитый лётчик, который никому, по большому счёту, не нужен, и дальше его использовать никак нельзя. А во-вторых, он всё-таки обладал некоторыми секретами, представлявшими государственную тайну, и начинать шумиху вокруг его гибели или исчезновения – это значило, что придётся выносить сор из избы и начинать официальные расследования с непредсказуемым исходом. А в-третьих, было ясно, что инсценировка кончины этого человека далеко не случайна, и настоящий генерал Зенкевич, по всей видимости, похищен. Не до конца понятно было лишь, кем. Хотя такое по силам только одной из разведок в этом регионе. Вашей…

– Давно это случилось?

– Я уже сказал, в апреле 2002 года.

– И что же изменилось за это время?