Без берегов

– Оля. Привет. Если начну рассказывать, это очень долго. У тебя есть время меня слушать?

– Минут 10 есть время, пока я готовлю тесто на блины. Завтра суббота, у нас рабочий день, потом выходные три дня, будем с девчонками 8 марта праздновать. Завтра собираем стол, кто что принесет, я буду блинчики делать фаршированные мясом, сейчас же масленица. Давай рассказывай.

– Когда бываю у мамы, у нее там социальный магазин, овощной, а у нас все базары далеко. Поэтому я по пути что-нибудь всегда набираю. Взяла огурчики, редиску, укроп, петрушку, сельдерей, салат, лук, две грузинские лепешки. Я в прошлый раз брала, Леше понравились.

Села в автобус, пакет положила на пол, сижу мечтаю, как сейчас приду домой, сделаю салат и буду кушать его. Так замечталась, что чуть не проехала остановку. Выскочила из автобуса, перешла дорогу, тогда только вспомнила, что оставила пакет в автобусе. Смотрю на него, как он стоит на светофоре, а номер не вижу, далеко. Не знаю, что делать, хоть плачь, думаю, ну вот поела салатик.

Деньги не жалко, там было всего на 1,5 тысячи, жалко, что нигде я этого не куплю, нужно идти далеко на базар, тратить много времени. Надо идти домой. Потом подумала, по-моему, у него там недалеко разворот. Подошла к девушке, спрашиваю, что у него там разворот недалеко, рассказала ей о своей пропаже.

Она сказала, что туда и обратно, полчаса будет, только вряд ли вы увидите теперь свой пакет, его быстро приберут. А я ей говорю, нет не приберут, кому он нужен. Стала ждать. Один подошел, я его пропустила. Во второй села, спрашиваю у водителя, не отдавали вам пакет, пойду посмотрю под сидениями. Водитель разговаривал по сотке, спрашивает, денег много было? Я говорю, денег там не было, только две лепешки и зелень.

Он говорит у вас автобус был синий или зеленый, говорю, вроде зеленый. Так, а у меня же синий. За мной два автобуса были зеленые, значит за мной едет ваш автобус. Подъезжает зеленый, я только к водителю подошла спросить про пакет, смотрю, а мой пакет стоит у него на панели. Говорю, ой, это мой пакет, спасибо и вышла. Представляешь, какие у нас люди честные, я уже Бога благодарила, здоровья, счастья им желала. Представляешь?

Вера весь день провела в работе на огороде, собирала листья. На кухне готовила еду, вечером телевизор. Она была в приподнятом настроении, что с мамой все хорошо, что люди такие добрые, хорошие. Но у нее перед глазами стояли мамины, черные от синяков ноги, сломанная рука, все ее ссадины, вся ее боль отражалась в душе Веры.

– Бедная моя мамочка, как же ей больно, плакала Вера в подушку, когда легла спать. Сна не было. Разболелась голова. Уже два часа ночи. Она встала, выпила снотворное. Старалась успокоится и уснуть. Она вспоминала женщину, ту с телевизора, которая упала с лестницы, ее черные синяки.

Она вспоминала себя, как она ударила мизинец на левой ноге о беговую дорожку, как он посинел, сильно болел, было больно ходить. Потом через несколько дней, она увидела, как нога стала опухать, синеть, чернеть. Чернота начала подниматься вверх, Вера в ужасе смотрела на свою ногу. В то время она вспомнила соседа, у него была гангрена, от сахарного диабета врачи сказали, что нужно ампутировать ногу.

Его сноха работала медсестрой, она предложила проколоть пенициллин. Вера сделала ему 10 уколов, все прошло. Тогда Вера смотрела на свою сине-черную ногу и тряслась от страха, она представила, что это уже все, конец, она может остаться без ноги. Она вечером, в слезах, обильно смочила вату своей мочой, вспомнила, что это помогает при ушибах. Обмотала ногу, потом целлофан, надела чулок, к обеду все пожелтело, еще раз и все нормально.

Вера подумала, что маме надо было тоже ноги обложить ватой с мочой, мама как раз только пописала в ведерко, перед тем как мы ей надели памперс. –А я-то, дура пошла и вылила быстро с ведерка в унитаз, потому что воняло. Какая дура! Дура! Почему я не вспомнила этого, когда была у мамы. Веру охватил пожар сожаления. Она била руками подушку и рыдала.

– У! У! У! Выла Вера. Что теперь делать? Где я теперь возьму ее мочу? А тут был такой подходящий случай. Дура! Дура! Зачем я ее вылила. А! А! А! Билась в истерике Вера. Мамочка, бедная моя мамочка. Какая я плохая дочка. Она ходила по комнате и завывала. Хорошо, что Леша плохо слышит, можно вволю наораться, только делу-то этим уже не поможешь.

Сегодня к обеду, Римка бы сняла чулки, а там уже все посветлело, и ноги бы ее не болели. Я могу поехать, но где я возьму мочу, что свою, что ли привязывать, вдруг моя не поможет, скажут совсем Верка с ума сошла, пописала и привязала. Там же много надо, из меня столько не выходит. А если у нее гангрена начнется? Вера начала еще больше выть. О! О! О! Она сидела на кровати, закрыв лицо руками, качаясь взад и вперед, и выла. Мамуличка! Мамуличка моя, милая моя, родненькая моя. Что же теперь делать-то, Боже помоги, Боже прости, Боже подскажи.

Вера посмотрела на часы, 5 часов утра, она всю ночь проревела. Вера легла на кровать, начала вспоминать. Римка говорила, что мама гонит, орет, не давала с мамой разговаривать потому, что она никого не узнает. Когда Вера разговаривала с мамой, она ее сразу узнала, правда голос у нее был странный, а потом, когда Вера приехала, мама была спокойная, улыбалась, может она все наврала, когда Вера была у нее 24 февраля, она тоже была спокойная и не битая. А через 5 дней Римка звонит, говорит, что она гонит, орет, палкой машет, все разбивает, а 3 марта она уже вся побитая. Как так может быть?

Вера не заметила, как уснула, ей приснился брат Валера. Она его лицо не видела, она с ним разговаривала, но сразу поняла, что это ее брат.

– Валера, брат! Привет.

– Привет.

– Прости меня пожалуйста, что я тебя не послушала, ты говорил, что будет хуже. А я так не хотела маму отпускать от себя. Я хотела еще хоть немного побыть с ней. Валера, теперь ты ее заберешь? А когда? Ты ее к себе заберешь?

– Через 1-2 месяца я ее заберу к себе.

– Валера. Мне приснился сон, там девочка мне сказала, что я умру через 3 месяца от рака. Я знаю, что так быстро от рака не умирают, люди годами мучаются, может это какой-то другой рак? Ты меня тоже к себе заберешь?

– Ты еще долго проживешь, но потом я тебя тоже к себе заберу.

– Валера. Как же я буду жить одна, без тебя, без мамы, без Леши, одна в пустом доме. Я не смогу жить без Леши.

– Хорошо, если ты просишь, он тоже будет жить долго.

– Валера, наша мама, как так получилось. Все было нормально, она падала, был небольшой синяк. А через три дня, она вся сине-черная, рука сломана. Ее били?

– Да.

– Это ужасно. Кто? Аркашка и Римка? Вера плакала.

– Римка.

– Римка? Вот эта торба, в ней же 150 с лишнем килограмм. Наша мамочка, она же маленькая, худенькая, Божий одуванчик, она же спит и спит, кому она могла помешать? За что? Ты молчишь. Ты ушел?

– Я тут. Она ее пинала. Она ей ребра сломала. Я убью ее.

– Валера, а вы тоже можете быть злыми?

– Да.

– Валера, как же можно бить, слабого, беззащитного, пожилую бабушку, она же такая слабенькая, она же еле ходит, по стеночке. Вера начала рыдать. Валера, что я могу сделать, для моей мамочки, что мне делать?

– Поубавить свои слезы. Вера помни, я убью ее. Вера начала сильно плакать, она проснулась от своих слез, уткнулась лицом в подушку и орала.

– Мамочка, милая родненькая, она же мне говорила, они издеваются надо мной, эти твари, они твари, я милицию вызову. Почему же я не поехала к ней? Потому, что у меня даже в голове не укладывалось, что ее могут бить. Пинать? Мою мамочку пинала это жирная торба? Мамочка, она была такая беззащитная, одинокая в этой квартире, среди монстров. На часах только 6, Леша еще спит.

Мама работала на стройке, цемент разъел ее глазки, она почти слепая, чтобы получить эту квартиру, чтобы потом пришла какая-то чужая тетя, ее пинала, избивала, в ее собственной квартире, это твари, это не люди, это твари. Разве она заслужила такое отношение к себе. Бедная мая, маленькая мамочка, как жизнь не справедлива. А я, хороша, какая же я дочь, если не заступилась за свою единственную, родненькую мамочку. А! А! А! У Веры началась истерика. Она ходила по пустым, темным комнатам дома, она не знала куда деть свою обиду, свою душевную и физическую боль.

– Мамочка миленькая, родненькая! Валерочка, миленький, родненький! Мамочка, кровиночка, капелька моя! Валерочка, кровиночка моя! Родненькие мои, миленькие мои, как же я теперь буду жить без вас. Валерочка ушел, теперь мамочка. Я ее сама отпустила. Зачем так нужно, чтобы все уходили? Зачем? Вера упала на свой диван, где она спала, она затаила дыхание и прислушивалась к тишине.

– Надо идти в судмедэкспертизу, снять побои и переломы, надо вызвать специалиста на мамину квартиру, пусть даст заключение. Потом написать заявление участковому, брат несколько раз вызывал милицию, там лежало его заявления, пусть ее судят. Сегодня же поеду и займусь этим. Это нельзя так оставлять на самотек. В своих размышлениях Вера немного успокоилась. Леша проснулся, он всегда встает рано.

– Опять не спала всю ночь? Ты что так отекла, лицо красное, как с бодуна.

– Я всю ночь плакала. Всхлипывала Вера.

– Иди измерь давление. Что опять случилось? Что ты плакала?

– Леша. Мне брат сказал, что Римка маму била, она ее пинала, потому у нее ноги синие, рука сломана. Вера снова начала плакать. Он сказал, я убью ее.

– Измерь давление, не дай Бог, еще хлопнешься.

– Я сегодня пойду в судмедэкспертизу, сниму побои, пусть сидит, ее там в тюрьме за избиение бабушки, женщины сокамерницы сами прибьют.

– Может она ее сама довела, своим гоном.

– За это нужно бить и убивать?

– Нет конечно.

–Если она на мужика нападала, Валерку материла, что ей стоит бабушку беззащитную от пинать. Ты пойми, это даже не мама для нее по возрасту, она бабушка, Римку, даже ее собственная мать боится. Представляешь, какая тварь. 150 килограмм, может еще больше, плюс злость, представляешь какие были удары, она ее могла вообще убить. Вера начала плакать.

– Хватит плакать, на, мерь давление, у тебя точно за 200, ты лекарства ночью пила?

– Пила. Успокаивающие, обезболивающие, даже снотворное, ничего не помогает. Я не могу успокоиться, когда моей мамочки плохо, когда над ней издеваются, чужие твари, это уже не люди. Давление 230, представляешь?

–Давай быстрее принимай лекарства от давления, а то хлопнешься. Успокойся, хватит плакать. Куда-ты собралась идти в таком состоянии. Повышал голос Леша.

– Что ты орешь. Мне и так плохо, ты еще орешь. Вера никак не могла успокоится, она приняла много лекарств, давление не падало, даже от сильных таблеток.

– Вера они сегодня не работают, написано будут работать в понедельник.

– Рима. Как там мама? Вера позвонила Риме, в половине десятого.

– Мы еще спим. Я вам попозже позвоню.

– Вера. Какое давление? Что ты такая красная? У Веры сильно болела голова, лицо горело огнем, а ноги холодные. Она положила мокрое полотенце на лицо. Начала делать гимнастику для ног, делала массаж шеи и плеч, чтобы отлить кровь от головы, таким образом снизить давление. Алексей начал делать массаж ног.

– Спасибо Леша. Давление немного упало, стало 200, не переживай Леша, Валерка сказал, что я буду жить долго. Кстати, я его попросила за тебя, ты тоже будешь жить долго. Половина первого. Рима не звонит. Вера начала ей звонить сама.

– Рима. Как там мама? Вера услышала жалостливый голос мамы. -Рима собери мне что-нибудь покушать. -Ты, что маму еще не кормила, уже половина первого? Возмущалась Вера.

– Кормила, она еще просит. Заорала Римка.

– Дай маме трубку, я с ней поговорю.

– Позвоните по домашнему телефону, я ей дам трубку. Вера начала звонить. Рима не брала трубку. Пять раз позвонила в промежутке 5-7 минут, не берет трубку. Начала звонить по сотке, или не берет, или скидывает.

– Леша. Эта с…, маму еще не кормила, время уже половина первого, она у нее выпрашивает еду. Говорю, дай с мамой поговорю. Говорит позвоните по-домашнему. Я еже 10 раз позвонила, она не берет трубку, звоню по сотке, она или не берет, или скидывает. Мать голодная. Вера начала плакать. Она ее уже голодом морит. Господи, да что же это такое. Бедная моя мамочка. Что мне теперь переезжать к маме жить?

– А тебя туда никто не пустит, это уже их квартира. Милицию вызовут и выкинут.

– Как это не пустят, у меня там живет пожилая, престарелая, больная мать. Буду жить там, по уходу за мамой. А что мне теперь делать, ждать, когда они ее там прибьют, или когда голодом заморят. Мамочка, милая моя мамочка, что же делать? Вера закрыла лицо руками, сидела и плакала.

– Давай я позвоню по сотке и по-домашнему.

– Ты сейчас начнешь на нее орать, она трубку бросит.

– Я не буду на нее орать. Нет не берет, ни там, ни там, ни по другой сотке.

– Рима. Ты где потерялась. Звоню по-домашнему и по сотке, не берешь. Вера кое-как дозвонилась, через два часа.

– Не было ни одного звонка, я не слышала, может бабушка провод задела, он не работает.

– Сотку не берешь, скидываешь, я что не могу мамин голос хоть раз в день услышать. Я же переживаю, как она там, у меня уже давление поднялось.

– Я занята была, кормила ее, мыла, памперс меняла, сотка в кармане была, я не могла разговаривать. Я ухаживала за ней. Я стараюсь. Я же люблю ее. Я же не работаю, зарплату не получаю.

– Бабушка за квартиру платит, вот это твоя зарплата. Тебе воздастся, всем воздастся и за хорошее, и за плохое. Вера отключила телефон.

–Леша. Эта с…намекает, что бы я ей зарплату платила. Прикинь? Во тварь. -Я же зарплату не получаю, вот так говорит.

– Ладно. Успокойся, пошли в баню, баня готова. После бани, Вера отдохнула, покушала, она не спала ночь, днем тоже не спала, поэтому она уже в 9 часов, упала без чувств на диван и уснула.

Утром, в 10 часов, Рима позвонила Вере, отдала трубку бабушке, Вера поговорила с мамой, она нормально разговаривала, жаловалась, что все болит. Сказала, что видела сон, много людей говорили про смерть, там кто-то умер, там еще кто-то умер, что люди все умирают. Она сказала, я начала молиться. Это было 7 марта, не рабочий день. Вера решила завтра 8 марта купить на базаре цветы, съездить к маме.

Утром позвонила Рима, сказала, что бабушка опять гонит. Говорит отвезите меня домой. Отвезите меня к Вере. Не дает одеть памперс, не могу ее покормить. Вера поговорила с мамой.

– Мамуличка моя, доброе утро. Я сейчас приеду.

– Ты меня заберешь? А ты знаешь, где я?

– Вера поехала к маме, она взяла снотворное, которое сама пьет, по дороге купила успокаивающее лекарство, продукты.

Вера подошла к приоткрытой двери, мама сидела в комнате одна. Она активно разговаривала сама с собой, вернее с теми, кого она видела в пространстве. Вера была в шоке. Ей было почти 68 лет, но она такого еще не видела, она только слышала, что такое бывает, но не очень верила. Она зашла в комнату, разделась, села рядом с мамой.

– Мамуличка моя, она начала обнимать маму, но она ее не видела, она смотрела на холодильник, стоящий рядом с диваном, протягивала ему руку. Вера снова попыталась обнять мать.

– Да подожди ты. Тася оттолкнула дочь рукой. Глядя на холодильник сидела с протянутой рукой. Что ты мне хочешь дать? Ну давай, давай. Вера взяла банан и положила в ее руку, Тася посмотрела на банан, бросила его на пол, что ты мне тут суешь? Банан? Зачем мне твой банан.

– Вы же сами говорите, что ты мне дашь? Я банан вам дала.

– Я это не тебе говорила. Она снова повернулась к холодильнику, разговаривала с ним, а на Веру она не разу не посмотрела, словно ее здесь нет. Вера достала из сумочки успокоительные таблетки, положила одну в ложку, налила туда кефир и сунула в рот матери ложку. Она проглотила.

– Что ты мне тут суешь? Что вы мне тут все суете? Что вам от меня всем надо, отвяжитесь от меня все. Она была сильно возбуждена. Она держала руку в кармане, где лежали завернутые в тряпку деньги. Тася снова начала с кем-то разговаривать. Ну что поехали? Я уже собралась. Обратилась она к Вере.

– Поехали. Нужно надеть памперс. Вы же не поедите без трусов. Вера взяла памперс и держала его рядом с мамой.

– Что это? Зачем мне это? Что это такое? Она взяла памперс крутила его в руках, разглядывала его.

– Это такие трусики, сюда можно писать. Вера взяла памперс и показывала его маме.

– Прямо сюда, в него?

– Его нужно надеть на вас, на попку. Нужно лечь и приподнять ноги.

– Ой. Больно. Больно, да не оденешь ты его. Ну что поехали домой, я готова.

– Куда поехали? Куда домой? Вы дома.

– К тебе домой. Я же у тебя живу? Да?

– Вы дома. Вы здесь живете. Это ваш дом. Ваша комната. А я к вам приехала.

– Что ж ты врешь. Мы же были в церкви, потом ты с этим, со своим мужем уехала, меня бросила. Меня сюда привезли. Кто меня сюда привез? Где я?

– Вы здесь живете. Это ваша квартира, ваша комната. Это ваш диван, вы на нем всегда спите. Это ваш холодильник, ваш стол. Тася посмотрела на холодильник и начала с ним разговаривать.

– С кем вы там разговариваете?

– Ты что не видишь, там же люди, везде люди, полная комната людей, они все сидят и на меня смотрят.

– Пошли все вон от сюда, быстро. Громко сказала Вера. Все, они все ушли, больше нет никого. Вера взяла мороженое и начала кормить мать с ложечки.

– Все хватит. Что ты мне все тут суешь. Отравить что ли меня тут хотите. Тася ела мороженое, а сама смотрела по сторонам. -Там в буфете, в низу ключи, дай мне их. Это же мои ключи, от моей комнаты. Радостно воскликнула Тася. Значит я здесь живу. А ты где живешь?

– А я живу с Лешей в доме, за городом. Я к вам приехала. Я сейчас приду, выкину мусор от мороженого. Тася достала из кармана деньги и подала их Вере.

– На, подсчитай сколько тут денег и возьми себе половину. У Таси начали глаза закрываться. Вера уложила ее в постель. -Сними с меня чулки. Вера увидела, что правая нога сильно распухла. Значит она тоже была сломана, подумала Вера. Она намазала ноги и руки мамы обезболивающей мазью. А что это там черное в углу?

– Это паутина, от батареи, угол почернел от пыли.

– Тетя Вера, что вы сидите, вам же далеко ехать, уже поздно.

– Она не спит, разговаривает с кем-то, смотрит по сторонам.

– Если она легла, она уснет. Идите. Вера вышла на улицу, подошла к окну, она слышала, как мама с кем-то разговаривала.

–Что, опять всю ночь не спала? Алексей проснулся. Опять всю ночь проревела? Сколько можно? Что опять случилось?

– Да я уже давно через ночь сплю, уже снотворное не помогает. Я как про мамочку вспомню, как она там одна, никому не нужная, беззащитная. Она уже второй день жалуется, что у нее коленка сильно болит, ноги, руки болят, что она ее не мажет. Мама говорит она ко мне не подходит. Я могу налить себе тарелку супа, но я же не могу принести его сюда на табуретку. Мама говорит – я ей дала деньги, сказала, что себе будите готовить суп и мне нальете.

Вот так, дожила на старости лет, в своей собственной квартире, за свои собственные деньги, выпрашивает еду у чужой тети. Может она ее опять не кормит. Я Римке сказала, что у мамы коленка болит, она рявкнула на меня – некогда мне. А про еду уже не сказала, а то разозлится, да еще кинется на маму с психа.

– Леша. Почему жизнь так не справедлива. Мама трех внуков вынянчила. Она же с ними в садик, в школу, в больницу везде ходила. Сноха вообще не занималась детьми, только рожала и кидала их маме и Валерке. Мама Аркашку с двух месяцев поднимала.

Я пришла к маме, они все ко мне. Одна на одно колено села, другая на другое, а Аркашка сверху, я всех обнимаю. Увидели мать идет, побежали на встречу, мама, мама. Она гавкнула на них, отстаньте, надоели, как будто они ей чужие. Я говорю, когда они тебе успели надоесть, ты же весь день на работе была.

– Я люблю детей, когда они совсем маленькие, а когда они подрастают, уже не люблю.

– Представляешь? Когда она была беременной Аркашкой, собралась на аборт. А Валерка говорит, ладно, где двое – третьего как-нибудь прокормим, не пустил ее на аборт. Мама звонит, говорит, она еще хочет принести. Говорит, может где трое, там и четвертого прокормите. Издевается. Представляешь? Я говорю – мама не соглашайтесь, хватит вам уже, этих поднять надо.

– Пусть она эту свою суровыми нитками зашьет, а то она вам их еще с десяток притащит. Она только рожает их и вам с Валеркой бросает, а вы их поднимаете. А они ее и знать не хотят, да еще и издеваются. Вера заплакала.

– Ну хватит уже, успокойся, что ты себя накручиваешь, зачем плохое вспоминать.

– Маму так жалко, бедная моя мамочка. Разве она заслужила такого к себе отношения. Я не плохое вспоминаю, я вспоминаю хорошее. Когда они были маленькие – такие хорошие, ласковые были, как мы их любили. А сейчас они выросли, все забыли, стали такие злые, высокомерные, черствые. Когда я училась в школе, в младших классах, зашла в библиотеку, женщина говорит, какие дети все милые, хорошие, откуда берутся плохие люди. Я так это запомнила.

– Дети вырастают, все забывают, у них свои проблемы, дела, своя жизнь, свои заботы.

– И потому над бедной, маленькой, немощной старушкой можно теперь издеваться?

– Ну все, хватит уже реветь, успокойся, я уже больше не могу видеть твоих слез. Алексей вышел на улицу, а Вера воспользовавшись случаем вволю наревелась от души, пока никто не мешает.