– Горчить будет сильно.
– Да нормально, не парься.
Когда все было готово, и в двенадцать стаканчиков был налит напиток, я начал передавать их всем присутствующим, а после того как были переданы последние, тихо произнес, усмехнувшись при этом:
– Пейте, сия есть кровь Моя.
А потом взял тарелку с печеньем и прошелся с ней, предлагая каждому:
– Ешьте, сие есть тело Мое.
Вернув тарелку на специальный столик, засыпанный крошками, где стояли пустой чайник и еще один пустой стаканчик, я незаметно вышел из помещения, пока кто-то из присутствующих продолжал высказываться и неустанно благодарить Бога за эту возможность находиться сегодня здесь.
Накинув капюшон и закурив сигарету, я медленно пошел в сторону дома, растворяясь в темноте холодного весеннего вечера, зная, что больше я туда никогда не вернусь.
Что было дальше, предсказать несложно. Довольно скоро ребята почувствовали столь знакомое им состояние эйфории, которое невозможно спутать ни с чем. Для обычных людей такой поступок, скорее всего, вызвал бы минимум последствий, и на следующий день у них, возможно, ощущались бы недомогания в виде бессонницы и апатии, но от этого их жизни не поменялись бы в корне.
Но у людей, сидящих в комнате, включая меня, реакция тел на психоактивные вещества кардинально отличалась от реакции условно здоровых людей. В результате воздействия таких веществ на их возникает эффект тяги или голода к этому веществу. Появляется одержимость и стойкое желание употребить еще раз, а потом еще и еще, несмотря на то, сколько времени они не употребляли до этого. В общем, отказаться от этой затеи им теперь будет непросто. Но, как говорится, на все Божья Воля.
В результате проведенной мной акции четверо из двенадцати находившихся в тот момент в помещении больше никогда туда не вернулись и, вероятнее всего, спустя какое-то время скончались от смертельной болезни, которая мучительно пожирала их. Кстати, Дима был тоже в их числе.
Остальные все-таки смогли выкарабкаться и продолжить свой непростой путь выздоровления в этих стенах.
9. Бытие
Осень терзает лето
Выстрелом ветра в грудь.
Если читаешь это,
То лучше потом забудь,
Лицо прикрывая руками,
Воздух глотая ртом…
Что там за облаками
Ждет нас с тобой потом?
Бывает, порой так тянет
Развеять ту пустоту —
Шаг, и больше не станет
Силуэта на старом мосту.
Нет, это какой-то бред,
Просто не хватает покоя,
Смерть укроет под плед,
Лишь я глаза закрою.
И сделан последний шаг,
Мне он дался легко, —
Ты победил, мой враг,
Ведь был ты во мне глубоко…
Проклятая интерфероновая терапия буквально уничтожала меня. Спустя долгое время мне все-таки удалось попасть в программу лечения гепатита С, и вот уже пару месяцев я находился в подавленном и апатичном состоянии, которое было следствием приема лекарств. Еще эта погода с пасмурным, гнетущим сентябрьским небом над головой добавляла уныния с мрачным ожиданием наступления осенней меланхолии.
В этом году Ева пошла во второй класс, и все восемь с лишним лет она, пожалуй, была единственным человеком, ради которого я продолжал жить и что-то для этого делать. Мне хотелось дать ей все то, чего так не хватало мне в детстве, – любовь, заботу, тепло. Очень многим помогла моя мама, которая так же души не чаяла в своей внучке. Это были непростые годы, но мне все-таки удалось пережить утрату Алисы и сосредоточиться на воспитании дочери. Правда, отношений у меня больше так и не появилось, за исключением нескольких интрижек, которые длились весьма непродолжительное время. Да и, учитывая мой диагноз, приобретенный в годы куража, вряд ли бы это обрадовало потенциальную невесту. Сначала надо было разобраться с болезнью.
Все эти годы я тщательно старался обезопасить Еву от того, чтобы она не заразилась этой дрянью бытовым путем. Особенно в ее детстве, когда она находилась в максимальной, как мне казалось, опасности, и поэтому приходилось прятать от нее средства личной гигиены в недоступные места, чтобы она вдруг случайно не поранилась ими. Вот и теперь, делая себе уколы, я по привычке прятал использованные шприцы или сразу шел выбрасывать их в мусоропровод.
– Бля, еще эти уроки проверять, – вслух произнес я и выпил целую горсть таблеток, едва сдерживая рвоту и при этом наблюдая в окно за происходящим на улице.
***
Взглянув на свинцовое небо и предположив, что опять будет дождь, я начал искать взглядом Еву с ее подругой на детской площадке и, не обнаружив, испытал беспокойство.
«Ну получит у меня, когда вернется! Небось опять пошли за дом котят кормить», – подумал я.
Но то, что я увидел дальше, буквально повергло меня в шок. По тротуару мимо моего подъезда быстрым шагом шли два туловища. И одним из них был тот самый Дима, которого я впервые увидел в квартире у Алхимика. Неужели он был еще жив? Я думал, что он давно уже отмучился и покинул этот бренный мир, передознувшись где-нибудь в подъезде или притоне. Хотя выглядел он, конечно, печально – осунувшийся, еле хромая, он был еще больше похож на персонажа из фильмов про зомби, чем в тот раз, когда я увидел его впервые. И тогда мне казалось, что хуже быть уже не может. Оказывается, может.
Но даже сейчас, когда он оказался изможденным целым букетом заболеваний, его целеустремленности можно было позавидовать. Несложно догадаться, что эти парни под воздействием одержимости торопятся на замут, и второй, который посвежее, постоянно подгоняет хромающего Димона. Ведь непреодолимое влечение употребить заветное лекарство движет ими, чтобы хоть на какое-то время унять этот животный голод и адскую ломку. Ну а может быть, наоборот – они уже все достали и чуть ли не бегом мчатся в ближайшую аптеку или подъезд для приготовления заветного раствора. От всех этих мыслей меня передернуло, и по телу побежали мурашки, когда я вспомнил себя в прошлом. После того как они скрылись из виду, меня начало отпускать, но потом я подумал о Еве, которую так и не было видно во дворе, и постепенно начала нарастать тревога. Какое-то шестое чувство подсказывало мне: что-то не так, – и, не надевая уличную обувь, я прямо в домашних тапочках быстро спустился во двор. На мою беду, Евы там не оказалось, и в панике я начал метаться, разыскивая ее. Потом я проследовал в соседний двор и наконец-то увидел ее маленький силуэт возле старого деревянного детского домика, расположенного посреди площадки для детей. Ева плакала, а подруга держала ее за руку и утешала.
Это был вполне обычный деревянный домик – наследие советских времен. Раньше такие мини-строения можно было наблюдать во многих дворах и детских садах нашей огромной страны. Конечно, предназначались они в основном для детских игр, но впоследствии стали больше использоваться не по назначению всяким сбродом для того, чтобы справить нужду, потрахаться поздним вечером или просто сменить прокладку очередной маргинальной особе в период менструации. В общем, в какой-то момент они превратились в адские мини-порталы, аналогичные тому, который был раньше у нас за гаражами. Но за это время гаражи снесли, и на их месте появился сетевой супермаркет с уже знакомым названием «Просвет».
– Что случилось? – сердитым голосом спросил я у Евы и ее подруги.
– Мы зашли ко мне домой за кормом и водой для котят и потом услышали, как в домике разговаривают два дяди. Затем один начал торопить другого: «Вставай, вставай! Надо идти!» – и послышались какие-то шлепки, но тот ничего не отвечал. После этого один из них вышел и ушел. Нам стало интересно, и мы решили зайти внутрь, чтобы посмотреть. Второму дяде, кажется, было совсем плохо, и мы подергали его за руку, чтобы привести в чувство. В этот момент Ева облокотилась на лавку и немного поранилась, – поделилась ее испуганная подруга. – Только не ругайте ее, пожалуйста, дядя Коль. Это я попросила ее пойти со мной.
Последние ее слова я даже не расслышал, ибо испытал ужас после всего лишь одного слова – «поранилась». Так как уже догадывался, что произошло в этом адском домике, но категорически не хотел в это верить.
– Чем!? Чем ты поранилась!? – срываясь на повышенный тон, накинулся я на дочку.
– Там в домике. Рядом с дядей, – заплаканным голосом произнесла Ева, указывая рукой в сторону детской постройки.
С самыми кошмарными мыслями я вступил в этот домик, и мои худшие опасения подтвердились. На скамейке в углу, облокотившись на стену и запрокинув голову, с закатившимися глазами сидел Димон без каких-либо признаков жизни, а рядом лежал использованный шприц с обнаженной иглой. Схватив этот шприц, я упал на колени на деревянный пол и начал яростно колотить в него этим шприцем со слезами на глазах и орать так, что, казалось, весь мир слышит мое отчаяние:
– ЗА ЧТО!? ЗА ЧТО!? ЗА ЧТО-О-О-О!?!?!?