Рассольникову было тошно смотреть, как Непейвода унижается перед этой сволочью. Он вообще терпеть не мог чиновников, а шебаршащихся, – в особенности.
– Дай я скажу ему пару слов, – шепнул Платон Дому.
Тот с удивлением посмотрел на него и произнес по тахионной линии:
– Досточтимый Единотретий, с вами хочет поговорить господин археолог. Не уделите ли вы ему две минуты своего драгоценного времени?
Гигантское лицо, заполнявшее экран, раздуло чудовищные, бурлящие щеки и молвило с нескрываемым презрением:
– Так и быть. У него ровно одна минута.
– Довожу до вашего сведения. Я должен лично присутствовать при подписании договора членами Совета Домов Симбионтов, – отчеканил Платон. – В присутствии независимого нотариуса и переводчика. Иначе я не поставлю своей подписи. Это мое категорическое условие.
Непейвода вытаращил глаза.
– Это неслыханно! – рявкнул Единотретий и разорвал связь.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Двунадесятый Дом. – С огнем играешь. Если они решат, что ты опасен, то не остановятся ни перед чем. Они могут стереть тебя в порошок…
– Пусть попробуют. Им же будет хуже. – Археолог был в этом отнюдь не уверен.
До того, как улечься спать, Платон рассказал Непейводе о предложении полукровки. После долгих размышлений ходячий муравейник решил пока не дразнить гусей и отложил новый разговор с Советом Домов Симбионтов на потом. Кребдюшин потерпит – уж как-нибудь не помрет. И без того все висит на волоске.
Кребдюшин не выдержал ожидания и вечером следующего дня возник на корабельном экране. Археолог сделал вид, что удивлен таким нетерпением и приказал ждать столько, сколько потребуется. Полукровка воспринял это, как сигнал к началу новой попойки, благо желающих участвовать в ней было предостаточно.
Положительный ответ на требование Рассольникова поступил только утром. На экране тахионной связи не возникло никакого изображения. На черном фоне проступила лишь одна белая строчка: «Совет согласен. Челнок в 3.00 на терминале».
Были сборы недолги. Зато день тянулся бесконечно. В ночь перед спуском на ФФФукуараби спать не ложились вовсе. Слишком сильно волновались оба. Археолог метался по номеру, не зная, куда себя девать. Он думал продержаться без спиртного – Непейвода объяснил ему, что старые Дома не переносят запах алкоголя. Но не сдюжил и принялся сбивать нервное напряжение с помощью четвертушки того самого Кребдюшинского самогона. Полегчало. В конце концов есть тысяча способов освежить дыхание и только один – погасить мандраж.
Платон и Двунадесятый Дом прибыли в фффукуарабский терминал за десять минут до назначенного срока. Цивилизации, которая предоставила свое космическое пространство под межзвездную перевалочную станцию, был выделен собственный причальный комплекс, складские и жилые помещения, находящиеся под ее юрисдикцией. Так что напарники уже были на территории ФФФукуараби.
На борту челнока их встретили два Дома Симбионтов в боевых человеческих скафандрах – с волками жить – по-волчьи выть. За всю дорогу эти ходячие муравейники не проронили ни слова. Платон загривком чуял их раздражение и брезгливость.
Огромный диск чужой планеты наплывал на экран, и археологу снова казалось, Непейвода вот-вот подскочит к экрану, протаранит лбом зеркальную поверхность и устремится на свою любимую родину. Археолог подозревал, что этот грандиозный блин лично ему не сулит ничего хорошего, но отступать было поздно. «Уж наверняка не страшнее бродячих джунглей, – успокаивал сам себя. – Я и не такое видел…» На самом деле такого он не видел никогда.
И вот челнок сел. Сойдя с трапа, Двунадесятый Дом в тот же миг рассыпался на бетонных плитах космодрома. Каждый из «муравьишек» прижался грудкой к плите и недвижимо пролежал на ней несколько секунд. Вроде как поцеловал родную землю.
Никакие официальные лица напарников не встречали. На космодроме их ожидал только десяток облаченных в армейский камуфляж охранников. Рассольников решил, что именно из-за него ходячим муравейникам придали форму человеческих тел. Вряд ли фффукуарбцы каждодневно несут службу в таком вот «ненормальном» виде.
Над головой багровели закатные облака, протянувшиеся от горизонта к горизонту. В воздухе стоял запах остывающих после полуденного зноя камней и едва уловимый аромат свежескошенной травы. Над космодромом царила тишина – ни музыки из репродукторов, ни лязга механизмов, ни стрекотания кузнечиков или жужжания мух.
Летное поле окольцовывали керамлитовые бункеры. В небо нацелились пучки антенн тахионной и радиосвязи, стволы боевых излучателей. Тарелки и решетки радаров непрерывно вращались в разные стороны и в разных плоскостях. Порывы ветра кружили, подхватывали и роняли на плиты опавшую золотистую листву. Космодром вызвал у Платона ощущение тревоги и надвигающейся беды.
Челнок выпустил шасси. Его подцепил огромный жук-буксировщик и отвез на ничем не примечательную площадку, которая тут же .начала опускаться под землю. Затем площадка вернулась на место, совершенно пустая.
В окружении охраны археолог и Непейвода ожидали глайдер. Ходячие муравейники заметно нервничали, то и дело поглядывая на небо. «Они неуютно чувствуют себя на открытом пространстве, – вдруг понял Рассольников. – В этом все дело».
С востока прилетел двенадцатиместный глайдер, сделанный на Страторе – одной из самых богатых планет. Охранники запихнули напарников в кабину и попрыгали туда сами. Машина взмыла в небеса. Платон прилип к иллюминатору и разглядывал здешний мир, стараясь ничего не пропустить.
Поверхность планеты вблизи космодрома заросла кустарником и казалась необитаемой. Вдалеке темнел горный хребет, покрытый лесом. А вся близлежащая равнина представляла собой один колоссальный зеленый газон. Не было видно ни птиц, ни бабочек, ни стрекоз. Вообще ничего живого. Похоже, природа ФФФукуараби полностью преобразована Домами Симбионтов.
* * *
– А где ваши города? – спросил археолог Непейводу, убедившись, что рядом с космодромом нет и намека на какое-либо жилье.
– Под землей, – неохотно ответил тот, скосив глаз на сидящую рядом охрану. Ходячие муравейники переговаривались, касаясь друг друга кончиками пальцев, – вернее, составлявшими их клеточками. Платон при всем желании не смог бы их подслушать.
Полет над равниной прошел гладко. Затем машина прибавила скорость и стремительно промчалась над хребтом. И все же археолог успел разглядеть, что верхушки гор, как и бункеры на космодроме, утыканы стволами и антеннами, а часть склона покрыта решеткой и превратилась в колоссальный радар. Хребет был превращен в одну огромную крепость.
– Теперь я понимаю, почему вы не пускаете сюда инопланетян, – заговорил Платон, когда машина снова полетела над бескрайним зеленым газоном. – Вся ваша планета – укрепрайон. Каждый чих засекречен. Живете ожиданием войны.
Охранники беспокойно заерзали на сиденьях.
– Тебе этого не понять…– буркнул Двунадесятый Дом.
– А ты объясни. Я неплохо знаю земную историю. Некоторые государства десятилетиями и даже веками готовились к войне и напоминали осажденную крепость. Каждый их житель становился воином. Личная свобода была немыслимой, любое нарушение правил каралось смертью. И у вас то же самое?
Дом долго не отвечал, потом, снова покосившись на охрану, сказал бесцветным голосом:
– Мы не ждем войны. Она идет уже пятьсот лет. Мы выбрали свой путь выживания… Что еще тебе у нас не нравится?
– Пока ничего, – мрачно ответил Платон.
– Тогда давай помолчим, – произнес Непейвода и закрыл глаза.
Они летели еще полчаса. И вот на горизонте появилось здание, построенное в форме муравейника. Багровое солнце, распластавшееся над горизонтом, словно темной кровью пропитало этот крутобокий купол, и в нем виделось что-то угрожающее.
Археолог поначалу решил, что здание не слишком велико, но просчитался с расстоянием. Глайдер летел и летел, а оно по-прежнему оставалось вдалеке. Здание было огромное. Если это на самом деле муравейник, в нем должны жить триллионы особей.
– Что это? – спросил археолог напарника.
– Резиденция Совета Домов Симбионтов, – не открывая глаз, ответил тот.
Платон вдруг понял, что Непейводу бьет дрожь. Дом изо всех сил борется с охватившей его трясучкой, но она побеждает. «Неужто его опять будут казнить?»
На дальних подступах к Совету из земли стали выпирать его маленькие копии – керамлитовые купола. Они ощетинились стволами. Купола были повсюду, и вскоре археолог перестал обращать на них внимание.
Глайдер пошел на посадку, не долетев до Совета километра полтора. Он прифффукуарабился на небольшую площадку, выложенную каменными плитами. К зданию от нее вела узкая каменная тропа, которая пересекала своеобразное пастбище. Огромное поле было покрыто копошащимися в сочной траве гигантскими гусеницами – длиной по полметра, а то и больше. Розовые, голые – они походили на живые сардельки или свиней-мутантов. На взгляд, их были миллионы.
Тонкими живыми цепочками, состоящими из «мурашей», поле было разбито на равные квадраты. Некоторых гусениц с ног до головы облепляли клеточки, как брошенный банан – фруктовые мушки. Похоже, «мураши» лечили эти сардельки, а может, чистили их.
– Что они делают? – археолог не удержался и спросил у Непейводы.
– Кормятся, – односложно ответил тот.
Платон крякнул и зачесал затылок. Уж лучше было не спрашивать.
Охранники снова заспешили, высаживая напарников, сами стремглав повыскакивали из кабины. Глайдер тотчас взлетел. Конвой разделился надвое: пять ходячих муравейников встали впереди Платона Рассольникова и Двунадесятого Дома, вторая пятерка охраняла их тыл. Быстрым шагом колонна двинулась вперед.