– До этого Баларгимов говорил, что дает взятки милиции и рыбнадзору?
– Все и так знали! – Халилова вздернула плечи, грудь ее поднялась. Почему же они к нему приезжали? Пьянствовали! Машины ставили у магазина, Мириш их охранял.
– Вы получали какие-нибудь подарки от Баларгимова?
Она задумалась.
– Да нет. Как-то дал на платье. Еще – икру, конфеты. Пару раз съездили в кафе «Сахиль»…
Взгляд ее прошел по кукольному ряду. Игрушечные модницы из картонных коробок – в шляпках, в черном кружевном белье, в боа – смотрели на нас. Я опять почувствовал себя Гулливером, боящимся неосторожным движением причинить боль крохотным созданиям.
– …Можно сказать, подарков не было.
– Баларгимова там знали, в «Сахиле»?
– Он пользовался их холодильником. Там молоденький официант – Уктем… Баларгимов оставлял у него рыбу для начальства…
Мир тесен. А восточнокаспийский – ну просто сжат. До размеров малогабаритной квартиры.
– У вас в доме нет вещей Баларгимова?
– Есть. – Не вставая, Халилова нащупала под креслом что-то тяжелое. Перегнулась, держа в обеих руках, поставила на стол.
– Адыл привез с места, где сожгли лодку…
Я увидел компас, которым пользуются рыбаки, – ориентированную по странам света плавающую, как домашний гриб в банке, большую черную шайбу. Колыхнувшись, она почти мгновенно заняла снова горизонтальное положение.
– Откуда он у вас?
Халилова объяснила:
– Я положила в хозяйственную сумку, он так и остался.
– После того вы сразу уехали из поселка?
– Нет! Купили еще водки. Потом еще. Еле угомонились! Всю дорогу гнал, как сумасшедший. Я просила: «Высади нас! Ну, мы погибнем, а ребенок-то за что?!»
– Баларгимов заезжал куда-нибудь?
– Только в водную милицию.
– В милицию? – Я подумал, что ослышался.
– Ну да! Кричал там на весь двор: «Убью Буракова!»
– А потом?
– Мы с дочкой остались в машине, а он побежал наверх, на второй этаж. Стал бить ногами в дверь и орать: «Где Бураксв? Где Цаххан Алиев? Сейчас они у меня узнают, как брать деньги и сжигать лодки!..» Его еле оттуда выкинули.
– Кто? Помните?
– Дежурный…
– И что Баларгимов?
– Метался, как бешеный! Готов был любого разорвать, уничтожить.
– Кому-нибудь еще грозил?
– Мазуту. «Это его работа! Его и Цаххана!»
– А дальше?
– У детского сада, на углу, остановил – мы вышли. Он всегда обычно высаживал меня раньше, чтобы соседи языки не чесали…
– Что-нибудь сказал?
– Да. Мне, говорит, надо еще сказать кое-кому пару слов…
– У него было что-нибудь с собой в машине? Ружье, нож?
– Ракетница. Он всегда ее с собой возит. И канистра с бензином… – Она словно задним часом ощутила предвестие недалекого уже преступления. – Что-то меня всю трясет!
– Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?
– Минут двадцать.
– Вас допрашивали на следствии?
– Нет.
– А вы связывали поджог с угрозами Баларгимова?
Она взглянула мне в глаза.
– Связывала. Но старалась не думать. У меня дочь!
– Гусейн не звонил? – в первую очередь спросил я у Гезель. Мне крайне необходим был следователь: один я ничего не успевал.
– Я сама ему позвонила. Отвечала соседка. Гусейн на больничном, поехал на три дня к отцу, в деревню, «нервы лечить»… Не связался ни с вами, ни со мной.
– Очень странно.
– Слышали: Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.
– Я ничего об этом не знаю.
– Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.