Книга номер шесть

– Угу, давай, пока.

* * *

Сын всегда резко обрывает разговор. Ну, что ж, нужно ехать. Я улыбался своим мыслям о предстоящей встрече. По правде говоря, очень хотелось побыть вместе, посидеть за одним столом. Дома так не получится: жена постоянно вскакивает, что-то подает, убирает, подтирает, а сын просто берёт тарелку и уходит в свою комнату. И сколько ни говори, спокойно сидеть она не может, а сыну на кухне «не вкусно». При этом я, конечно же, чувствую себя неуютно. А она всё убирает-ставит мои тарелки-чашки. Да, столько лет вместе, и всё неудобно. Иногда удается сделать это самому, но стоит зазеваться и… Не могу я дома! Даже расслабиться не могу. Когда жена начинает суетиться, я это воспринимаю как укор моему бездействию и тоже начинаю делать что угодно, лишь бы делать: что-то прикручивать, отпиливать, приклеивать. Чтение книг или просмотр фильма считается в семье тунеядством и демонстративно, хоть и молча, порицается. Жена, к примеру, бегает из угла в угол с тряпкой, а я лежу с книгой, и чем дольше, тем быстрее она мелькает и с большим шумом что-то двигает, переставляет. Минуты тунеядства к часам приравниваются, а целый час так потянет на пару дней игнора: отворачиваний, скидывая моей руки со своего плеча и ещё много чего молчаливого.

Добрался я быстро, без пробок и почти до дома. На месте проезда в наш квартал была канава, в которой курили тёмнолицые работники в оранжевых жилетках. Движение здесь совсем недавно сделали односторонним, а чтобы заехать с другой улицы, мне потребовалось бы время практически равное поездке с дачи, настолько всё забито пробками. Проще было оставить машину и дойти пешком, что я и сделал. Запихнул её в ближайший платный парковочный карман из опасений, что дальше мест не будет.

Выйдя из машины, закурил. Не дымлю в машине и дома, тем самым урезая себя в сигаретах. Ограничения мне нравятся, потому как именно сейчас я получаю настоящее удовольствие. Раньше смолил гораздо больше, причём, даже когда не очень хотелось. И удовольствие… его почти не было. И так во всём: и в моей половинчато-сезонной жизни в семье, и вне семьи. Удовольствие всегда в начале того, что потом становится жизненной потребностью, а дальше начинается просто скука и нетерпеливое ожидание нового. Сколько лет ещё это продлится? Сын ещё недавно лучшим другом был, папочкой называл, а теперь… даже если вместе идём, то чешет сзади или впереди, только не рядом. Нет, нормально, конечно, сам таким был… вероятно. Но неприятно же!

Так, идти ещё минут пять. Нужно звонить. Сделав шаг ровным, спокойным, набрал номер сына.

– Надевайте куртки, обувайтесь, я поднимусь через пару минут, и придется тут пройтись до машины, она на Ленина стоит.

– Не…

– Что, нет?

– Да не пойдём мы ни в какую на фиг пиццерию! Мама картофан с мясом сделала, какая пиццерия!

– Так я ж тебя спрашивал, готовится что или нет! Ты «нет» сказал! Мы разговаривали сорок две минуты назад!

– Да чем ты недоволен-то?! Заколебал уже орать! Картофан однозначно лучше пиццы, иди домой. Всё, давай, пока.

– Ты чего грубишь?!

Наиглупейший вопрос в пустоту. Вот это его «всё, пока» и отключение сразу, моментально! Ну, бесит просто! Я остановился. Руку обжёг тлеющий окурок, который я до сих пор, оказывается, держал между пальцев. Щелчком послал бычок в урну и продолжал стоять, сдерживая раздражение. «Предупредить нельзя?! Просто сказать, позвонить! Зачем я так летел с дачи?» Не знаю, как назвать это чувство. Не ярость, конечно, и не ненависть. Какое-то воспламенение. Я стоял, чётко осознавая, что теперь мне нужно вернуться к машине, проехать минут сорок по пробкам, чтобы пробраться к своему дому и есть одному на кухне подогретый в микроволновке картофан. Наверное, у меня даже глаза сейчас от злости покраснели.

Рядом с урной стояла скамья и на ней двое.

– Э! Дятел! Что уставился-то? Ты не одурел что ли тут бычки кидать, а?! Что стоишь-то, рот открыл, иди, гаси или вытаскивай, чтоб не дымил. Ну. чего вытаращился?

2. Трусы в кармане и сбежавшая таксистка

С трудом открыл глаза.

Похмелье бывает разным. Сегодня у меня оно нервное. Всё кажется, что-то упускаю. Что-то важное. В таком состоянии начинаю обычно куда-то спешить, принимать решения, действовать невпопад – словом, суетиться. Мне кажется, что кругом застой и нужна движуха. Но это неправильно, потому как восприятие мира у меня сейчас болезненное. Мозг воспалён. Нервы напряжены. И сердце… оно, зараза, болит. Только, когда пью. Точнее, наутро. Давление. Когда не бухаю, то здоров, как бык!

Нервное состояние. Хорошо, сегодня суббота, а то уволил бы всех своих сотрудников, а потом начал бы пить с горя. Так уже было. Хе-хе…

Сегодня нельзя пить совсем, иначе запой. То, что стал алкоголиком, определил по желанию похмелиться, появлявшемуся у меня всегда к вечеру на другой день после пьянки. А раз алкоголик, значит на ближайший месяц план свой выполнил уже вчера.

Именно вчера я поступил, как истинный алкоголик. Когда поссорился с женой, ушёл, конечно же, хлопнув дверью. Сел в такси и помчался по клубам и ресторанам с новыми яркими знакомствами, задушевными разговорами и внезапно вспыхнувшей любовью. Уже под утро, в машине какой-то девки… Лифчик, сиськи, коготки, тошнота, сон… А было ли вообще всё это? Вся эта любовь по пьяни.

Это как читать электронную и бумажную книгу – получаешь одинаковую информацию, но читаешь по-другому. С томиком чувствуешь страницы в руках, вес, запах… Но сейчас не о разнице, а о сущности: одну можно потрогать, а другая, когда тысячи книг на одной флешке… она просто перешла в виртуальное пространство и там так и живёт, а материально её не существует. Вот вчера я и был в таком виртуальном пространстве, которое будто то же самое, но по-другому воспринимается. В нём всё актуально только сейчас, моментально, только в эту секунду, но ярко, радостно и с отключением мозга. Воспоминания смутны и неточны, как прочитанная несколько лет назад книга… Из тех, которые пока читаешь, то интересно, но, отложив, сразу забываешь содержание и саму книгу. Она не остаётся лежать на столе или на полке в шкафу. Была ли она вообще?

И было ли то, что было вчера?

Но это «вчера» было. Иначе не проснулся бы в гостиничном номере в одежде и без возможности вычистить зубы и побриться, по причине отсутствия и щётки, и бритвы. Пересохшее горло, холодный пот на лбу. И нервозность, эта противная нервозность. Где-то на полу завибрировал смартфон. Поднявшись на локтях, посмотрел туда. О! Оказывается, я снял куртку, но лучше бы снял ботинки. Номер звонившего был незнаком. Обычно трубку не беру. Мало ли. Нет. Не буду. А вдруг что вчера наворочал? Брать, не брать?

– Да.

– Котик, ты вчера сказал, чтобы я в номер приходила. Я приходила.

– И что?…

Кто это?! Нервозность. Голос мой натренированно грубоват и спокоен, но кто звонит?

– Если ты не помнишь, то это у меня ты отобрал колготки и трусы, сказав, что отдашь в номере.

– Где я сказал?

– В машине моей сказал. Тебе неудобно было в ней, ты пошёл номер снимать. Деньгами девок на ресепшен закидал и в номер поднялся, а я за сумкой к машине пошла.