– Разве ты не понял? Таково было его желание: поменяться местами с Саджизом.
– О Аллах! – воскликнул юноша. – Сам себя…
– Таков мой дорогой друг Махсум – иногда такое отчебучит…
– Да сочиняете вы все, дядя Ахмед, – хмыкнул Абдулла, ожидавший, что чайханщик Ахмед горячо возразит ему. Но тот лишь печально взглянул на юношу, пожал плечами и удалился прочь.
И тут в чайхану вошел важный молодой человек в богатых одеждах в сопровождении очень милой женщины, насколько можно было судить о ее лице сквозь полупрозрачную вуаль. За ними по ступенькам чайханы поднялись двое стражников и замерли на входе.
Посетители притихли. Присутствие стражи могло означать лишь одно – пожаловали очень важные люди!
– Дядя Ахмед, – крикнул молодой господин, сложив ладони рупором, – Эй, где вы?
– Кто там? – Из кухни показался Ахмед, отирая влажные руки о тряпку. – О Аллах! Ала ад-Дин! – Ахмед подбежал к гостям чайханы. – Я думал, ты совсем забыл про меня, так давно ты здесь не появлялся.
– Он сказал, Ала ад-Дин? – раскрыл рот Абдулла, но никто ему не ответил.
Между тем важный гость и простой чайханщик Ахмед обнялись, как два закадычных друга, и Ахмед провел гостей к свободному топчану, который слуга наскоро застелил дорогими подушками и покрыл столик белоснежной скатертью.
– Присаживайся, Ала ад-Дин, – предложил Ахмед.
– Без базару, дядя Ахмед, – отозвался юноша и взобрался на топчан. – В натуре.
– И вы, дорогая принцесса, – поклонился девушке Ахмед.
– Будур, – улыбнулась та столь яркой улыбкой, что ее свет озарял и согревал сердце чайханщика даже сквозь вуаль. – Зовите меня просто Будур, дядя Ахмед.
– И да отсохнет ваш язык, если вы еще раз назовете ее принцессой! – пошутил Ала ад-Дин, и все трое засмеялись.
– Принцесса… отсохнет язык… – тихо, словно эхо, повторил Абдулла и так и застыл с отвисшей челюстью.
– Муха залетит, – помог ему сомкнуть челюсти сосед по топчану.
– Это же…
– Да, принцесса Будур и ее муж Ала ад-Дин.
– Выходит, это чистейшая правда? И все было на самом деле, и чайханщик не соврал?
– Запомни парень: чайханщик Ахмед – один из честнейших и добрейших, а потому самых уважаемых людей в нашем городе. – Сосед Абдуллы отхлебнул из пиалы, поболтал в ней остатки чая и выплеснул их. – Ахмед, ну где же наш чай?
– Сейчас, сейчас! – Ахмед махнул в ответ рукой. – Прошу извинить меня, – опять повернулся он к Ала ад-Дину, – у меня важные клиенты.
– А мы, значит, неважные, да? – наморщила носик Будур.
– Успокойся, дорогая. У дяди Ахмеда все клиенты равны, и все обязательно важные.
– Это другое дело, – вновь улыбнулась Будур. – Тогда мы, разумеется, подождем. Нам спешить некуда.
– Конечно, подождем, о моя несравненная, дорогая Будур!
– Прошу тебя, только не начинай здесь и снова! – выдернула ручку принцесса, которую Ала ад-Дин аккуратно и нежно сжал под столиком. – От твоей лести у меня уже кружится голова.
– Хорошо, моя стройная…
– Ала ад-Дин!
– Ну, хорошо, хорошо, моя госпожа! Слушаю и повинуюсь…
– А это, малышка, колдун.
– Ой, папочка, а он настоящий?
– Самый что ни на есть! Смотри, какой он злой. У-ух, аж мороз по коже!
– Мороз? А что такое мороз, папочка?
– Как тебе объяснить… Знаешь, подрастешь – поймешь.
– А можно я с ним поиграю?
– Что ты, детка! И не вздумай сунуть ему пальчик.
– А что будет?
– Оттяпает и глазом не моргнет.
– Я боюсь, папочка! – Малышка прижалась к отцу, и тот нежно погладил дочь по головке.
– Не бойся, я не дам ему тебя обидеть.
– Правда? – Малышка с надеждой посмотрела в папины глаза, и на ее губах заиграла неуверенная улыбка.
– Правда, правда. Ну, иди поиграй.
– Хорошо, папочка!
– Эй, гнусный ифрит! – донеслось из вольера.
– Чего тебе, колдунишка?
– Сколько мне еще томиться в этой проклятой клетке, будь она неладна! Я занял у тебя каких-то тридцать медяков, а отрабатываю уже третий месяц!
– Прости, колдун, но медь у нас дороже золота, кому как не тебе это знать.
– О я несчастный! – застонал Абаназар, сжимая пальцами толстые, пропитанные магией прутья решетки.
– К тому же ты такой отменный факир, что тебя просто жаль отпускать.