а труп его в песке зыбучем скрыл.
Жалел он о своём поступке злостном,
о сделанном скорбил.
Но случая того никто не видел
и знать никто не мог,
лишь тот, кого убитый им обидел,
да сам зыбучий, льющийся песок.
И снова Моисей пришёл к Евреям.
И видит: драка! Кто их разберёт,
кто прав – один другого бьёт!
И Моисей, сородича жалея,
такую речь ведёт:
"Зачем жестоко ближнего калечишь?
Вы братья на земле!
Ведь можно спор решить по-человечьи!
Ведь ты не зверь, блуждающий во мгле"!
Но тот сказал: "Тебе решать не гоже -
Ты не начальник нам и не судья!
Не думаешь ли ты убить меня,
как Египтянина ты уничтожил
в степи на этих днях"?
Узнал и фараон об этом деле,
и гневом он кипит:
"Я при дворе терпел его доселе,
теперь Еврея я велю убить"!
И скрылся Моисей от фараона.
Он с близкими простился навсегда.
Знал – не увидит больше никогда
В Египте он персона вне закона
Здесь ждёт его беда.
И он ушёл на землю Мадиама.
Пустыня позади,
за ней, в Египте, боль его и драма,
глухая неизвестность впереди…
Присел он у колодезя усталый.
Вдруг слышит шум, девичий звонкий смех:
стада овечек, белых словно снег,
на водопой пригнали запоздалый,
собравши вместе всех,
семь дочек Рагуила-Иофора.
Начерпали воды,
но им поить овец теперь не скоро –
не ожидали девушки беды.
Всё дело в том, что пастухи-мужчины
овечек отогнали от корыт
и грозен был их крик и дикий вид.
Разгневались они не без причины –
ведь солнце не стоит!
Но Моисей унял мужчин сердитых,
красавиц защитил,