Проголодавшиеся шины.
Но тут бедняге на подмогу
Метнулся пёс дворовой масти.
Он светофором врос в дорогу:
Язык горел, как «красный», в пасти.
И, словно ход врубили задний, —
Машины сшиблись в автобунте.
Металл проникся состраданьем.
А жезл глазел из клетки-будки.
Текли в рыдавшие моторы
Слезой горючей бензобаки.
Им заплутавший ворон вторил,
Что люди злее, чем собаки.
А души? Души человечьи
Рвались в заклинившие двери —
Протоколировать увечья
И компенсировать потери.
И встали намертво колёса.
Толпа зевак вовсю зевнула.
Кропя разметку мочкой носа,
Собачка хвостиком вильнула…
Не нам, двуликим и двуногим,
До самых глаз заросшим делом,
А – Псу, тащившему с дороги
Её расшибленное тело.
Деревья к ним склоняли ветки.
Махало небо вольной стаей.
Собаки вырвались из клетки.
А люди… люди в ней остались.
2010 г.
«А жизнь ласкает отчаюг…»
А жизнь ласкает отчаюг
И против шерсти гладит,
Ударом в челюсть кормит с рук,
Но прикрывает сзади.
Хоть пуля в грудь, хоть ножик в бок,
Не вредно для здоровья.
Не бережёных любит Бог
Отчаянной любовью.
И посылает на рожон
В постиранной рубахе.
И если посылает жён,
То – кротких, как на плахе.
Они рожают без конца
Детей мужского рода.
Чтоб после, хоть один в отца
Да выправил породу.
Таких немало на Руси.
Но всё же больше надо,
Кто мог бы отчество носить,