Сам мост находился выше по течению реки Белозёрка, за хутором Большая Знаменка. Сейчас этот хутор вошёл в состав села, но в народе его называют – *ДЭСКа.
На фотографии Фёдора Бобыря видны домики, построенные в семидесятых годах двадцатого столетия, для рабочих звероводческого хозяйства. Ильинские «Пятихатки». Домики остались, а звероводческое хозяйство ушло в историю.
Фото автора. Вид с Ильинских яров
Ильинские яры прекрасны в любое время года.
Когда то мощные весенние потоки устремлялись к речке Белозёрке, сметая всё на своём пути. Наполняя речку своей талой водой. Размывая почву и обнажая несколько слоёв археологической давности этого уникального для всего человечества края. Ведь всё говорит о том, что в этих краях проходили грандиозные по своим масштабам битвы за этот край. Скифские могильники, разбросанные по всей территории нашего края, напоминание потомкам, о тех событиях. Мы рискуем остаться без этого наследия, которое оставили нам наши предки. В этом виноваты мы сами, проводя многочисленные раскопки, оставляя после себя руины или чистое поле. Таким способом подавляющее количество памятников истории и археологии будет уничтожено или уже разрушено.
В результате бурной деятельности человека, наши потомки смогут узнавать о своём прошлом только из интернета, не имея возможности увидеть эти памятники истории в своём первозданном виде.
Только прикоснувшись к ним, ощущаешь дыхание истории.
Такого нам внуки и правнуки не простят.
Ильинские яры. Фото Федора Бобыря
Здесь, у подножия Ильинских яров, рядом с протекающей рядом речкой Белозёркой, в звероводческом хозяйстве выращивали в основном такого зверька как Норка. Но были и небольшие партии, Ондатр и Нутрий. Всё ушло в небытие. Нет, теперь звероводческого хозяйства. Улица Зверохозяйство* осталась, хотя фактически это продолжение улицы Степной, которая берёт своё начало недалеко отсюда и заканчивается (отрезок улицы от Большака, она же Комсомольская до Пивоварского переулка), Калганиной*.
Калганина. Свадьба Володи Бисько, который не один год проработал на нашей улице Степной почтальоном
В грязь, снег, мороз и в жару он всё время, несмотря на свою инвалидность, был на своём посту.
Тогда люди выписывали очень много газет и журналов. Это всё едва помещалось в две его почтовые сумки.
В хорошую погоду он снаряжал свой выданный ему почтовым отделением велосипед, который навьючивал, словно непослушного осла, с двух сторон почтовыми сумками и, держась за руль, проходил от двора ко двору.
Где задержится надолго, не спеша, делая выписку газет и журналов, а где и пообедает. Да и инвалидность давала о себе знать, требуя передышки.
За день, наверное, километров пятнадцать, а то и двадцать проходил.
А вот в непогоду, в больших резиновых сапогах, плаще от непогоды, шёл пешком. Правда, сумку брал одну. Надевая её на плечо и пряча её под плащ, чтобы корреспонденция не намокла. Таким образом, разделяя свой участок на две части. Одну часть с обеда разносил почту, вторую с утра и до обеда. И никогда не жаловался на свою судьбу.
Наверное, как и все сельские люди, так и знаменцы, приучены с детства, самостоятельно зарабатывать себе на хлеб с маслом, ни на кого не надеясь.
Так почему же всё – таки Калганина?
Да потому, что трава Калган росла возле дворов этого участка улицы Степная.
Может потому росла трава возле дворов, что неподалеку располагался Знаменский погост*.
Калган рос на погосте в большом количестве.
По легендам, живая вода бралась из родника, возле которого произрастала трава калгана. Значить, знаменцы использовали эту траву как целебную, и она им помогала в излечении их болезней, что даже участок улицы назвали в её честь.
Людей с такой фамилией, как Калганов никто из старожилов не помнит.
Здесь же, на углу улиц Степной и улицей Чкалова в районе старого кладбища, располагалась кустарно – хозяйственная «Промартель» имени *Чкалова.
Работники этой артели были искусными и умелыми мастерами по изготовлению домашней утвари, сплетенной из лозы, которую сами и заготавливали в плавнях.
Чулков Андрей Афанасьевич
Одним из таких мастеров был юный Чулков Андрей Афанасьевич, впоследствии храбрый танкист, прошедший всю войну. Не один раз, горевший в танке. Волевой человек. Орденоносец. Среди них ордена Красного и Трудового Знамени и множество медалей.
Уж он умел рассказывать забавные случаи из своей жизни или из жизни своих односельчан.
Весёлый балагур. По ним и не скажешь, что он несколько раз был на волоске от смерти, когда горел в подбитом танке. Но его неуёмная энергия к жизни не раз спасала его от неминуемой смерти.
Чулков Андрей Афанасьевич
Родился и вырос Андрей Афанасьевич в нашем селе, в 1916 году. Закончив четыре класса местной школы, в двенадцать лет пошёл работать в «Промартель имени Валерия Чкалова», находящуюся на углу улицы Степной и старых кладбищ села.
Все работники – промысловики искусно владели своими специальностями. Так что молодому парнишке было, у кого и чему научиться.
Сразу приняли подмастерьем: принеси, подай, но и учили ремеслу серьёзным образом.
Через два года уже был мастером своего дела.
Плели корзины разных размеров, кресла, стулья и прочую утварь, необходимую в повседневной жизни крестьян.
Ездили в плавни, заготавливали лозу, замачивали в чанах с водой, чтобы не ломалась.
Недалеко от «Промартели» организовался колхоз «Красный Октябрь». Там конечно работа не сидячая, а можно, между прочим, и на конях покататься.
А ещё в колхоз поступил первый трактор.
На это чудо сбежалась вся улица, в том числе и работники Промартели. Загорелся Андрюша освоить это чудо, но годы не позволяли, да и силёнка нужна.
Занялся своим здоровьем. Да вот питание в семье слабоватое.
Приобрел в скобяном магазине гирю на шестнадцать килограмм. Еле дотащил домой.
Мать посмотрела с ухмылкой и сказала:
– В доме есть нечего, а ты тратишься на всякие безделушки.
На что Андрей ответил матери:
– Хочу трактористом стать, а там силёнка нужна, трактором управлять.
Мать, видя такое упорство сына, начала подкармливать его, подавая ему лучший кусок мяса.
И вот он этот день настал.
Перейдя с промартели в колхоз, сразу работал на ферме, развозил корм скоту, а потом и пересел на трактор.
Поначалу сколько радости было. Но потом, хоть плачь, не такое это лёгкое дело.