Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы

Крестьянская одежда

Возле двери, над коником, висела расхожая крестьянская одежда, которую носили повседневно. А в сундуках хранились праздничные наряды.

Основу мужского крестьянского костюма составляла «русская» рубаха-косоворотка: с разрезом (пазухой) у левого плеча, застегивавшимся налево на пуговицу; в южных и западных губерниях рубаха была с прямым разрезом-пазухой. Покрой ее был необычайно прост. Кусок холстины – точа, с вырезом для шеи, воротом и разрезом – перекидывался через плечи; в ворот мог вшиваться низенький воротник. В верхней части под прямым углом притачивались такие же, но перегнутые вдоль, точи для рукавов. Иногда точу такой же длины резали по диагонали и клинья вшивали в рукава для их расширения. Поскольку точи были неширокие, 38–42 см (проброска челнока вручную не позволяла ткать широкие полотна), то под рукавами к переду и спинке притачивались по перегнутой вдоль вертикальной точи – бочка. Здесь также могли вшиваться клинья для расширения подола. Оставалось только вшить ластовицы в разрезы под мышками да подоплеку под грудь и спину, да вышить незамысловатым узором воротник, пазуху, подол да концы рукава – и рубаха готова. Вышивка была непременна: нечистый так и норовит пробраться к телу, а орнамент-оберег препятствовал этому. На свадебных, особенно важных рубахах (лучше всего испортить мужика, а заодно и будущего ребенка во время свадьбы) орнаментом-оберегом расшивались и все швы.

Рубаха потому была основой крестьянского костюма, что маленькие дети и глубокие старики нередко, из гигиенических соображений, ходили без порток. Так что у них рубаха, длиной до колен, составляла единственный предмет одежды. У молодых парней и мужиков рубаха была более удобной, до середины бедер.

Просто кроились и порты из той же холстины, иногда окрашенной или даже полосатой. Две точи, перегнутые пополам, расположенные практически под прямым углом, застрачивались почти до верха, а сзади сшивались вместе. Там, где порточины (штанины) сходились, в шагу, вшивалась ширинка – квадратный кусок ткани (ширина одинакова с длиной, потому и ширинка). Вверху кромки порточин подгибали и прострачивали, и в них продевался гашник, или очкур – тонкая веревка, которой и подвязывались порты. Конечно, такие порты сзади собирались некрасивым мешком, а спереди топорщились, да ведь это только неработающим горожанам до щегольства, а мужику не разбирать стать.

Холстинные порты – холодные, и зимой служили исподниками. А на них надевались суконные штаны, отличавшиеся тем, что вместо ширинки в шагу вшивались клинья, вместо очкура был вшитый пояс с пуговицей, да по бокам могли вшиваться карманы.

А. Г. Венецианов. Спящий пастушок. 1824 г.

(Пастушок одет в зипун)

Обычно полагают, что крестьяне одевались в кафтаны. Ан нет, кафтан был дорогой праздничной одеждой, и не у каждого он имелся. Поверх рубахи-косоворотки, называвшейся еще русской рубахой, обычно мужик надевал зипун, длиной до колен, или более короткий полузипунник. Зипун шился из сермяги, грубой и толстой неотбеленной и неокрашенной, природного серого цвета льняной или пеньковой (замашной, замашки) ткани. Был он широкий, без воротника, с открытой грудью, с широким запахом налево (вся народная одежда по старинке застегивалась налево), застегивался на кожаные узелки-гаплюшки или на деревянные костыльки и подпоясывался кушаком. Это была очень распространенная одежда: в Белоруссии, на Украине, в южнорусских губерниях такая одежда, но немного ниже колен, называлась свиткой, свитой. А в России зипун даже стал как бы признаком мужика, крестьянина, как сибирка – купца, чуйка – мещанина, фрак – дворянина. Вот пишет в своих «Записках степняка» русский писатель XIX в. Н. Эртель: «А ты часом не пьян? – спрашиваю я зипуна. – То ись ни крошки не было! – истово крестится зипун». Любопытный читатель может найти репродукцию популярной картины А. Венецианова «Спящий пастушок»: пастушок этот как раз и одет в зипун.

Надо сказать, что вся народная одежда, начиная от рубах, носилась с кушаками: узкими ткаными «покромками» с кистями или широкими, также специально вытканными цветными, собственно кушаками. Ходить без кушака считалось крайне неприлично, как без головного убора, не говоря уже о том, что кушак был оберегом, предохраняя от нечистой силы; в русских монастырях много изготовлялось покромок с вытканными на них молитвами. Кушак делал одежду – одеждой: женщина в неподпоясанной рубахе считалась как бы в исподнем, в белье, по-нашему, а подпояшется – и можно идти в одной рубахе куда угодно, это уже как бы платье. Крохотные ребятишки, даже порточков еще не носившие, бегали в одних длинных рубахах, но подпоясанными; а если выскочит такой карапуз на улицу распояской, мать его вдогонку так кушаком через плечо вытянет, что в следующий раз он уже не забудет подпоясаться. Повязывались кушаком совсем не так, как это делают на сцене артисты из «народных» хоров: длинный кушак несколько раз оборачивался вокруг поясницы, и концы его с боков затыкались под сам кушак.

В холода вместо зипуна надевался овчинный полушубок. Обычно полушубки были нагольные, но праздничные полушубки были крытые, то есть покрывались какой-либо тканью, лучше всего сукном. Так полушубок лучше сохранялся: овчина ведь очень непрочная и легко намокает. Покрой старинных полушубков опять-таки не похож на наши не то полушубки, не то шубы. Был полушубок короткий, шился в талию, с отрезной выкройной спинкой и сборками на пояснице, двубортный, с широким запахом налево, и на крючках. Рукава его в плечах были широкие и не мешали движениям, а в запястьях узкие, чтобы не задувал ветер. По обшлагам, косым прорезным карманам, полам и борту полушубок оторачивался мехом, и воротник был у него в виде низкой меховой стойки, продолжения оторочки. Из-за меха ветер и не задувал под полушубок и в рукава, не забивал снегом карманы. Зимой мужик, если у него был полушубок, не снимал его весь день: в избе сидит на конике в расстегнутом полушубке, на улицу выходит – запахнется.

На улицу, особенно в дорогу, в любое время года поверх зипуна или полушубка, а то и просто рубахи надевался армяк. Шился он из армячины, толстой и плотной грубой ткани, полусукна с пеньковой основой и шерстяным, лучше всего из грубой верблюжьей шерсти, утком. Армячину нередко и привозили из степных районов, где водились верблюды. Даже на вид она выглядит теплой. Обычно армячина красилась дубовой или ивовой корой в красновато-коричневый цвет, и это дубление придавало ей дополнительную стойкость. Армяк был одеждой халатного покроя, колоколообразный, с широкими клиньями по бокам. Рукава его были длинные и широкие, так что под армяк можно было и полушубок, и зипун надеть, запах широкий, и широкий отложной шалевый, простеганный для жесткости воротник. Длиною он был до середины икр. Застегивался армяк всего на одну большую пуговицу на груди и подпоясывался кушаком. Слегка вытянув ткань из-под кушака, создавали широкую пазуху, куда в дорогу можно было положить и кусок хлеба, и трубку с кисетом, кремнем и огнивом, а то и маленького ребенка сунуть, чтобы ему тепло было на морозе. Поднимет мужик в непогоду воротник, завалится на сани или телегу боком, руки в рукава засунет, ноги подогнет под полы, и едет, как на печке. А случись, лошадь распряглась или еще какая неурядица, распустит кушак, расстегнет пуговицу, поведет плечами – и широкий армяк сам соскользнет с него. Тогда в коротком ладном полушубке или в зипуне можно любую работу делать.

Такого же покроя, но длиной почти до земли, был зимний овчинный тулуп, шире армяка, с еще более широкими и длинными рукавами и еще более широким шалевым воротником. Надевали его только в дальнюю дорогу, если, конечно, он имелся, например, в извоз. Удобен он был так же, как и армяк.

Крестьянин в чуйке

Кафтан, одежду праздничную, шили из покупного фабричного сукна, синего или черного, иногда еще и оторачивая его черным плисом. Это была одежда до колен (бывали и короткие полукафтанья), в талию, с выкройной, плотно прилегающей спинкой, со сборами на талии, с косыми прорезными карманами, узкими рукавами, застегивавшаяся на большие медные пуговицы; были кафтаны однобортные и двубортные. Воротник низкий, стоечкой или неширокий отложной. Такой же праздничной одеждой подобного покроя, только ниже колен, был пониток, шившийся из так и называвшейся ткани, у которой основа была льняная, а уток шерстяным.

Богатеи могли иметь и другую одежду. Например, поддевку: выше колен, черного или синего покупного сукна, с выкройной спинкой, в талию, со сборами сзади, двубортную, на крючках, с низким воротником-стойкой. Носили и суконные казакины такого же покроя, но короткие и однобортные, на крючках. Были и суконные синие и черные чуйки, покроем похожие на зипун, но длинные и отороченные беличьим мехом. Те, кто тяготел уже к купечеству, надевали длинные, в талию, крытые сукном бекеши, отороченные мехом, с отложным меховым воротником, либо сибирки – длиннополые двубортные сюртуки господского покроя, с большими медными пуговицами. А в южных губерниях популярны были казачьи чекмени, суконные, тоже черные или синие, двубортные или однобортные, чуть ниже колен, в талию, на крючках, с низким воротником-стойкой. Все это была щеголеватая, хорошо сидевшая одежда. Недаром помещики-степняки, особенно во второй половине ХIХ в., когда в большой моде был великорусский патриотизм, также одевались в поддевки и казакины, только тонкого английского сукна: на качество ткани их патриотизм не распространялся.

Непременным атрибутом мужской одежды был головной убор: простоволосыми ходить было неприлично, как и распояской, так что довольно часто закладом в кабаке был кушак или шапка: была гарантия, что «питух» выкупит заклад. Обычным мужицким головным убором были разнообразные валяные из поярка (тонкой шерсти годовалой овцы, ярки) шляпы разных типов: самые простые «валянки» в виде колпака с отворотом, «гречневики» с узкими полями и слегка суживающейся тульей и еще несколько типов шляп. Зимой надевался овчинный малахай с невысоким стоячим передним козырем и широкой, отворачивающейся вниз задней частью; их еще называли треухами. Тип нынешней мужской шапки-ушанки – поздний, городского происхождения. Без шапки на улицу не показывались, равно как, входя в помещение, шапку непременно «ломали», снимали: и в знак почтения к присутствующим, и потому, что повсюду висели образа. Это было абсолютно обратно тому, что сейчас мы видим в нашем сплошь культурном обществе: по улице можно ходить без головного убора, но зато в общественных зданиях все ходят в шапках, ничуть этого не стесняясь.

Однако уже во второй половине XIX в., и чем дальше, тем быстрее, мужской народный костюм стал быстро исчезать из обихода. Мужчина был мобильным элементом деревни: поскольку хлебопашество кормило плохо, он был вынужден постоянно ходить на заработки, зачастую далеко и надолго. Там он сталкивался с таким же пришлым людом из разных местностей, в том числе и инородцами, с горожанами всех состояний, включая иностранцев, приобретал большую широту взглядов и терпимость ко всему чужому. Характер мужских работ, требовавших широких размашистых движений, свободы всех членов и больших усилий уже вел к нивелировке мужского костюма, общего для всей страны и различавшегося только названиями его элементов (армяк, например, назывался и азямом, и чапаном, и балахоном, и халатом) да мелкими деталями покроя и орнаментации. А частое и длительное пребывание в городской среде вело к замене традиционных деталей народного костюма элементами костюма городского. Шляпа стала вытесняться городским картузом, особенно у молодежи, зипун – «спиньжаком», армяк – пальто, портки – брюками. До середины ХХ в. сохраняла свои позиции только рубаха-косоворотка. Так пришлый крестьянин, ставившийся городским рабочим, в начале ХХ в. уже походил на горожанина среднего состояния. Городская одежда, которую он носил, была престижнее и являлась средством социальной мимикрии: все не каждый будочник мзду потребует, все не каждый городовой в рыло кулаком полезет.

Сено возят. Русский Север

Напротив, женская часть населения деревни была оседлой, консервативной, хранила традиции и верования. Уже по условиям домашнего хозяйства и семейной жизни женщина не могла уходить из дома надолго: ее удерживали маленькие дети, нуждавшиеся в уходе, ей надо было следить за коровой и другим домашним скотом, ежедневно готовить пищу и пр. Отсюда узость ее кругозора и нетерпимость к чужим обычаям. Сам характер женских работ, требовавший мелких и дробных движений, не принуждал к каким-то переменам в костюме. Женский костюм был чрезвычайно разнообразным по составу, расцветке и орнаментации, так что специалисты-этнографы могли указать не только губернию, но иной раз уезд и даже волость, из которой происходил данный костюм. Имелись и половозрастные различия в женском костюме.

Рубаха-долгорукавка и навершник

Распашная понева и навершник

Рубаха была основой и женского костюма, вплоть до того, что в богато вышитой и подпоясанной «покосной», или «пожнивной», рубахе женщина могла показаться на людях. От мужской рубахи женская отличалась не только большей длиной и прямой пазухой (разрезом на груди), но и покроем. В верхней части между рукавом и основной точей, а то и между нею и косыми (с клиньями) бочками, вшивались «полики»: прямоугольные или длинные ромбические вставки; ворот, не имевший воротника, при этом сильно присбаривался. Так что женская рубаха на груди была очень широкой, в складку. Это и понятно. Женская рубаха и расшивалась богаче мужской, а полики иногда были из «затканки», специально вытканной орнаментированной ткани. Нередко материал рубахи комбинировался: надстан и подстан, то есть верхняя и нижняя части рубахи, оказывавшиеся на виду, шились из тонких покупных фабричных тканей, вплоть до батиста, а стан, скрытый другой одеждой, был из дешевой домотканины, вплоть до пестряди. Особенно богато украшенные свадебные рубахи зачастую были с очень длинными рукавами (долгорукавки): невеста для приличия брала жениха за руку не голой рукой, а через ткань распущенного рукава. Эти рукава, также нередко делавшиеся из затканки, иногда назывались «плакальными»: во время свадебного обряда, очень сложного и длинного, невеста, оплакивая девичью свободу, утирала ими слезы.

Поверх рубахи надевалась наплечная, нагрудная и поясная одежда. Просвещенный читатель смекнет: «Сарафан». И ошибется. Сарафан – сравнительно новый вид женской одежды. Полагают, что он пришел к нам с Востока вместе с татаро-монголами; более того, считается, что первоначально это была даже мужская одежда. И там, где древнейший вид женской одежды вытеснялся сарафаном, он какое-то время сохранял старинное название «понева».

Понева, панева, понька – древнейший вид женской одежды. Причем этот вид, под другими названиями, имелся, пожалуй, у всех славянских народов; например, у украинок это плахта. Это поясная одежда, надевавшаяся поверх рубахи. Иногда поневу называют юбкой, но это неверно: юбка в русской деревне называлась подолом. Понева представляла собой три куска специально вытканного сукна, сшитые лишь частично. Наиболее распространена была понева-растополка: боковые точи были сшиты только с задней стороны, а спереди шва не было и видна была рубаха. Мало того, такую поневу нередко носили «с подтыком»: частично заворачивая ее вверх, свободные углы затыкали за кушак, сзади укладывая ткань пышным «кульком»; иногда за кушак затыкался только один угол. Понева была короче рубахи, оставляя на виду подол, орнаментированный вышивкой и мелкой аппликацией, а подоткнутая понева позволяла видеть все украшение рубахи. Коегде употреблялась поневаразнополка: одно боковое полотнище было короче других. Понева была яркой одеждой: по черному, синему, реже красному фону были вытканы разного размера или формы квадраты или прямоугольники, иногда орнаментированные внутри.

Женщина в поневе с подтыком

В городе понева, позволявшая видеть рубаху, считалась уже неприличной одеждой и подвергалась осмеянию. Неодобрительно относилось к ней и духовенство. Поэтому, отправляясь в город или в церковь, женщины стали вшивать в разрез поневы на живую нитку какой-либо кусок ткани, выпарывая его по возвращении домой. Постепенно такой кусок, собственной расцветки и орнаментации, стали вшивать намертво. Так родилась глухая понева. Мало того, по низу, чтобы скрыть рубаху, стали подшивать еще другой кусок ткани. Это был уже окончательный шаг к подолу, юбке.

Понева входила в состав особого, поневного, костюмного комплекса, дополняясь другой одеждой, наплечной и нагрудной: короткими суконными насовками без рукавов и такими же нагрудниками с короткими или полудлинными рукавами; или более длинными, до колен, навершниками; или длинными распашными, с длинными рукавами, шушпанами, иногда носившимися внакидку, либо напоминавшими шушпан, но глухими костоланами и т. д. Употреблялись и суконные «кохты» и «прижимки». Вся эта одежда богато орнаментировалась лентами, мелкой аппликацией, вышивкой. Понева также дополнялась нагрудной одеждой особого покроя: запоном, или занавеской – подобием длинного передника с короткими рукавами, бочками и коротенькой спинкой до лопаток. Особым в поневном комплексе был и бабий головной убор кичка, или кика.

Девушки на Руси испокон веку заплетали волосы в одну косу, повязывая голову широкой лентой, «повязкой», обычно с твердым расшитым очельем. Во время свадебного обряда подружки переплетали невесте волосы в две косы, оборачивая их вокруг головы и пряча под повойник – холстинный чехол, плотно укрывавший все волосы. А затем на повойник надевалась многосоставная кичка. Кички были разного типа: рогатые, иногда с очень высокими «рогами», копытообразные, лопатообразные. Но все они состояли из 5–8 разных частей, а богатые свадебные кички могли иметь и 18–20 отдельных деталей.

Девушка в рогатой кичке

Девушка в копытообразной кичке

В XIX в., о котором преимущественно ведется рассказ, понева сохранялась, и то не повсеместно, в расположенных южнее Москвы губерниях. Даже в Рязанской губернии ее носили не везде: в Рязанской Мещере ее не было. Но одновременно в южных и юго-западных губерниях рядом с поневой бытовала другая женская поясная одежда – андарак: в одном селе и тяготеющим к нему деревням бабы носят поневу, а рядом, в другом селе – андарак.

Еще в XVI в. Иван IV, проводя военную реформу, создал особую систему охраны южных и юго-западных границ. Там, на границе с Диким полем, еще сохранялись вековые дубравы. На протяжении многих километров лес валился узкой полосой ветвями навстречу угрожающим набегами кочевникам. Валился так, чтобы деревья сохраняли связь с высокими пнями. Со временем этот завал густо порастал кустарником и вьющимися травами и был непроходим ни для конного, ни для пешего. Так создавалась система «засек», засечная черта. Этих линий обороны было много: они постепенно отодвигались все дальше в Дикое поле. За засеками находились казачьи станицы, с появлением свежей травы отправлявшие в степь небольшие «сторожи» искать татарскую «сакму» – след татарских чамбулов (отрядов). В глубь страны стояли приграничные города-крепости, населенные городовыми казаками и городовыми дворянами, составлявшими конницу, городовыми стрельцами – пехотой, и «служилыми людьми по прибору», обслуживавшими крепостные сооружения: воротниками, пищальниками, пушкарями и т. п. Казаки, как и стрельцы, получали за службу денежное и кормовое жалованье. Дворяне, служилые люди «по отечеству», получали на время службы деревни с крестьянами. А служилым людям по прибору (по набору) давали землю только на один двор. При Петре I эта группа населения оформилась в особую сословную группу однодворцев. По словам писателя Н. А. Полевого («Рассказы русского солдата»), «ни барин, ни мужик, сам себе барин, сам себе мужик».

Однодворцы платили подушную подать, как крестьяне, но не подлежали телесным наказаниям, как дворяне. Они несли рекрутскую повинность, как крестьяне, но с сокращенными сроками и только в легкой кавалерии, и могли владеть, как дворяне, крепостными, но продавая и покупая их только между собой. А в 1852 г. правительство просто выкупило крепостных у однодворцев по казенным ценам, благо, было их всего несколько тысяч человек.

Тяготея к привилегированному дворянству, однодворцы старались и внешне, костюмом, походить на дворян. И однодворки вместо понев «мужичек» стали носить длинные, специально вытканные суконные полосатые юбки-андараки с преобладанием красного цвета, а сверху надевали «корсетки», или «шнуровки» – подобие суконного корсета, шнуровавшегося на груди. А вместо «бабьей» кички они носили кичкообразные кокошники разной формы: цельные шапочки, покрывавшие всю голову.

Понева была половозрастной, «бабьей» одеждой: ее надевали либо на девочку, когда у нее начинались менструации, либо даже во время свадебного обряда. Старухи, утратившие способность к деторождению, вновь снимали поневу, заменяя ее сарафаном. Сарафан распространен был на север, запад и восток от Москвы.

Бесполиковая рубаха и распашной сарафан

Бабы в «московских» сарафанах

Шушпан с поневой.

Рязанская губерния

Шушпан с поневой.

Рязанская губерния

Девушка в кокошнике. Псков

Известно несколько женских костюмных комплексов и несколько типов сарафанов, а число их названий, зависевших еще и от ткани и цвета, значительно больше (сукман, дубас, желтяк, саян, шушун и т. д.). Наиболее архаичным был глухой косоклинный сарафан с проймами. Постепенно он вытеснялся глухими или распашными сарафанами на лямках, причем распашной сарафан, застегивавшийся на множество мелких пуговок, на деле мог быть глухим: разрез спереди только имитировался нашитыми вдоль шва лентами и галунами да рядом пуговиц. Все они постепенно заменялись «круглым», или «московским» сарафаном на лямках; так, переселяясь в Сибирь, и «поневницы» начинали носить круглый сарафан. Сарафанный комплекс дополнялся короткой наплечной одеждой: епанечкой, или борами: распашной, на лямках, до талии, либо душегрейкой, шугаем в виде короткой кофты в талию, с частыми мелкими борами сзади ниже талии, отделанной мехом. Нагрудная одежда, занавеска и фартук, были на лямках, длиннее или короче, полностью или частично закрывавшие грудь. И головным убором девушек здесь служила высокая повязка, такой же жесткий и еще более высокий почелок, либо ряска в виде открытой шапочки с жестким очельем и висячим позатыльником. А замужние женщины поверх повойника надевали разной формы высокие кокошники да еще покрывали их сверху фаткой, легким убрусом, покрывалом. Вообще в северных и северо-восточных губерниях, где крестьяне, даже и крепостные, были и свободнее, и зажиточнее, женский праздничный костюм нередко был очень богатым, вплоть до использования китайских шелков и атласов, а батистовые рукава праздничных рубах, расшитые иной раз золотом и серебром, и за дело не считали. Родившийся в 1800 г. в очень состоятельной семье, крестьянин из богатого ярославского торгово-промыслового села вспоминал: «Тогда носили в праздники, летом, ферязи (местное название распашного сарафана. – Л. Б.) шелковые с позументом или кружевом, шелковый полушубок (наплечную одежду, шугай или же епанечку. – Л. Б.), на голове остроконечный жемчужный кокошник, покрытый наметкой или платком; на шею надевали жемчужные нитки и на цепочке серебряной крест; зимой надевали шубейку заячью из парчи или штофа, покрывались платком, а если слишком холодно, то сверху натягивали шубку бархатную, с куньею опушкой. Обыкновенное же платье было: белая рубашка, красный кумачный или китайский (из китайки, хлопчатобумажной синей ткани. – Л. Б.) сарафан с пуговицами. Голова же покрывалась сначала повойником, потом бумажным или шелковым платком» (83; 124).

Что касается специальной женской верхней одежды, то ее у крестьянок не было, как, впрочем, довольно долго не было и особой верхней городской одежды у дворянок: нечего бабе по улицам шастать, пусть дома сидит, хозяйством занимается. Так что женская одежда в деревне была той же самой, что и у мужчин: полузипунники, полукафтанья, полушубки, понитки. Единственное было отличие: она ярко украшалась нашивками из лент или аппликацией.

В целом же крестьянский женский костюм соответствовал тогдашнему крестьянскому идеалу женской красоты. У женщины в условиях выживания было две основных функции: работница и родильница. В дом брали работницу, ловкую, умелую, сильную и здоровую. И костюм должен был подчеркивать эти качества. Разумеется, ни о какой талии здесь и речи быть не могло, да и само слово это нерусское. Очертания фигуры были устойчивы, колоколо образны. Высоко ценились крепкие полные ноги: бабе ведь приходилось и много ходить, и тяжести поднимать; взвалит она на плечо 4 – 5-пудовый мешок, на другую руку ребенка малого возьмет – и пошла в соседнюю деревню родителей навестить. Тут на стройных ножках с тонкими щиколотками далеко не уйдешь. Поэтому в праздники богачихи надевали по несколько пар паголенок, толстых вязаных орнаментированных шерстяных чулок без ступни, и беднячки единственную пару паголенок натягивали на навернутые потолще онучи. «…Ноги у них были непомерно толстые от навернутых в несколько ряднин онуч, такая обувка была у них модной и подходила как-то к осанке рабочей силы, выражая особую солидность и статность. Под Лебедянью… такая же мода. В праздник, когда они наряжались в белые широкие шушуны, в платки, своеобразно повязанные на голову, и навертывали на ноги белые онучи или надевали белые шерстяные толстенные чулки, и ноги у них получались, как столпы, они вызывали удивление и неизменные восклицания «Ну уж и бабы, и впрямь лошадье» (55; 148). Женщина должна была много и легко рожать, без ущерба для здоровья своего и ребенка: чем больше детей (но только мальчиков), тем больше в семье работников, а в старости – кормильцев. Нередко рожали прямо в поле: во время жатвы начались схватки, прилегла под суслон, опросталась, обмыла младенца из жбана, перепеленала оторванным подолом рубахи, покормила, немного полежала – и снова за серп. Поэтому высоко ценились и особо выделялись широкие бедра, так что поневницы по праздникам надевали по несколько толстых понев. И выкармливать детей баба должна была сама, грудью, до появления следующего ребенка, так что высоко ценилась грудь высокая, большая, почему и рубахи получали вставки-полики.

Только в казачьих областях, граничивших с Северным Кавказом, было иначе. Издавна заселявшие их, а нередко и считавшиеся родством с калмыками, черкесами, кабардинцами, чеченцами казаки перенимали и степные да горские обычаи, и костюм: короткий чекмень на крючках либо черкеску с бешметом, шароварами и мягкими чувяками с ноговицами, папаху и башлык. Своих, русских женщин, в этих неспокойных окраинах было мало, и казаки либо женились на местных уроженках, либо привозили пленниц из дальних походов, например, турчанок и персиянок. Жили казаки зажиточно, сами хозяйством занимались мало, нанимали работников, и женщина здесь уже не рассматривалась наравне с рабочим скотом, занималась только домашним хозяйством. По восточному обычаю в этих краях высоко ценили красивую стройную фигуру. Здесь долго был распространен кубилек, длинное распашное платье в талию, без рукавов или с узкими длинными рукавами с широкими вошвами, схваченное серебряным или золоченым поясом с самоцветными или поделочными каменьями или цветными стеклышками. Уходя в поход, каждый казак считал своим долгом привезти невесте или жене такой пояс. Кубилек по-восточному нередко носили с вязаным колпаком и даже с шароварами.

Костюм казачки – «парочка» с файшонкой

В XIX в. казачьи полки стали размещаться и по большим городам, вплоть до Петербурга. Казачки на войсковой счет могли ездить навещать мужей. И, естественно, знакомились с городскими модами, которые постепенно вытеснили старинный кубилек. Это были длинные юбки и короткие, в талию, кофты и блузки разного фасона, вплоть до туго обтягивавших стан «кирас» с мелкими пуговками на груди, короткой бейкой и без рукавов; недаром казачки первыми усвоили ношение пришедшего из Парижа бюстгальтера. И излюбленным головным убором у казачек стала файшонка (искаженное «фаншон», тип городского головного убора с длинными кружевными лопастями-бридами, свисавшими на щеки). Это была легкая, нередко кружевная шаль с присобранными кромками, набрасывавшаяся на голову так, что концы ее либо свисали до колен, либо закидывались за плечи. Только старухи носили старинные сарафаны или юбки, длинные кофты и наглухо повязывали голову платком.

Празднична обувь крестьяна – сапоги, имевшиеся, однако, не у каждого мужика. Это были так называемые русские сапоги, с высоким, под колено, цельным голенищем (европейские сапоги отличались голенищами на шнуровке); лучшими считались вытяжные сапоги, у которых и передок, и задник вытягивались на колодке заодно с голенищем, так что имелся только один задний шов. Но для крестьянина такие сапоги были слишком большой роскошью. Шили крестьянские сапоги из крепко продегтяренной толстой яловичины, на деревянных гвоздях, «со скрипом», для чего в задник подкладывался двойной слой бересты. Сапоги берегли: мужик мог идти до церкви босиком и при входе в село обувался. Были и женские праздничные сапожки, покороче, из более тонкой кожи, с голенищами в мелкую складку и с тиснением, нередко красные. Но чаще женской праздничной обувью служили коты (они же черевики, чирки, чарыки, чоботы), открытые кожаные туфли с язычком, отороченные по кромкам белой или красной кожей, сукном или плисом, на широком невысоком каблуке с медными подковками, закреплявшиеся на ноге с помощью обмотанного вокруг голени ремешка, продетого в петлю на заднике. Коты носились с толстыми, вязанными из цветной шерсти, орнаментальными паголенками без ступней, длиной до колен.