Блеск и нищета сумасшедших

– Плохо, очень плохо, – сказал Мышкин. – Есть ли у него хоть какие-то задокументированные предпосылки для госпитализации? Может, в детстве была травма или что-то в этом роде? Подумайте, Елена Аркадьевна, подумайте очень хорошо. Если вы хотите оставить Вашего брата здесь на, кхм-кхм, очень длительный срок, от этого зависит… Скажем так, цена услуг госпитализации. И с дееспособностью что-то решать надо будет. Вам достанутся те же пятьдесят процентов, а остальные пятьдесят уйдут на лечение вашего брата. Понимаете? Чтобы в дальнейшем с ним не было никаких недоразумений.

– Да, понимаю… – виновато ответила женщина. – И что же мне делать, Игорь Николаевич?

– Я позвоню человеку, который этим занимается, – соврал Мышкин (на самом деле этим занимается именно он). – И… Если нам дадут добро, то вы принесёте сюда ксерокопию паспорта вашего брата, его медицинский полис и документы на квартиру.

– Спасибо вам, Игорь Николаевич. Вы такой понимающий человек, – сказала женщина.

– Вам спасибо, Елена Аркадьевна.

– Я могу идти?

– Да.

– Господи прости… – женщина вдруг пустила слезу. – Что же я делаю… Прости меня господи!

– Не нервничайте вы так, Елена Аркадьевна. Господь простит Вас.

Но она вдруг разревелась:

– Господи, что же я делаю, что же я делаю… Простите меня, Игорь Николаевич, но я передумала, не хочу так с моим Мишей, он же мой брат…

– Конечно же он ваш брат, Елена Аркадьевна. И поэтому вы должны о нем позаботиться. Ведь ему так будет лучше, понимаете? Здесь за ним будут следить…

– Он ведь никогда не выйдет! Если бы наш отец видел, что я делаю, боже, папа, если ты видишь меня сейчас… – она снова перекрестилась и зарыдала ещё сильнее – Игорь Николаевич, я…

– Елена Аркадьевна, успокойтесь. Я вас прекрасно понимаю. Порой тяжело поступать с людьми так, как они этого заслуживают, особенно если это наши близкие…

– Но он не заслуживает такого! – женщина встала – Он мой брат! Не смейте меня подстрекать на такой грех! – и она опять заплакала.

– Елена Аркадьевна, ну что вы… Да, это тяжело. Но вы ведь приняли такое решение. Да, непросто. Да, это можно осудить, но время такое. Кому сейчас легко? Знаете, я вас совсем не осуждаю. Совсем. Если между нами… То у меня тоже был брат. – задумался Мышкин – двоюродный. И там была похожая ситуация с недвижимостью. И вот… – он изобразил стеснение – Если бы я не сделал того, что я сделал, то…

Он сделал паузу.

– То что, Игорь Николаевич?

– То у меня сейчас не было бы всего того, что у меня есть. Я не стал бы практикующим врачом. А сейчас у меня врачебная деятельность и доля в бизнесе… Но это между нами, Елена Аркадьевна. Я же вижу, что вам можно доверять. Это был мой шанс, и я этим воспользовался.

– А что случилось с вашим братом?

– Нууу, с ним всё хорошо. Получил направление в интернат и остался доволен. Там у него даже выход свободный. Он даже благодарен мне.

– А вы сможете сделать так, чтобы мой Миша тоже как-то… – женщина выбирала слова – Хорошо себя чувствовал? Сможете?

– Конечно, смогу, Елена Аркадьевна. Только вам надо принять решение в течение двух недель, потому что потом там важные люди в отпуск уходят и это будет куда дороже…

– А насколько? – насторожилась Елена Аркадьевна

– Ну-у, вместо пятидесяти процентов вам достанется в лучшем случае тридцать. Так что поспешите.

– Хорошо… – и она вдруг опять заплакала и перекрестилась – Господи-боже, что же я делаю!

– Не переживайте вы так, Елена Аркадьевна, всё в порядке, я вас прекрасно понимаю. Мы же взрослые люди.

Женщина ещё немного поплакала, поблагодарила Игоря Николаевича и удалилась. Проводив её до выхода, он ухмыльнулся. Естественно, эта история с братом была выдумкой. Конечно же, ни через какие две недели ничего не поменяется – вся эта схема была отточена до мелочей и интонаций. Ещё раз ухмыльнувшись, Игорь Николаевич открыл ежедневник, написал на последней странице карандашом «+750», закрыл его и положил в стол, а потом продолжил искать себе молодую любовницу в Тиндере.

2. Раздача лекарств

Коридор с палатами, абсолютно все комнаты без дверей

Из проёмов выглядывают люди, больше похожие на зверей

По-настоящему больных здесь примерно три туши

Все остальные это уголовники и призывники, что стало понятно тут же

МБ Пакет. «Две недели в дурке», 2015

На этой минорной ноте мы покинем ординаторскую. За следующей дверью находится процедурный кабинет, и оттуда слышны прерывистые женские стоны – это один из больных сношается с пьяной санитаркой Вероникой Николаевной. У них есть время только пока идёт раздача лекарств, но пациенту обычно хватает и пяти минут. А санитарка довольна в любом случае – она немолода и непривлекательна, другого секса у неё не бывает.

Пройдём дальше до конца первого коридора. Больным сюда обычно без сопровождения нельзя – эта территория исключительно для персонала. Среди принудчиков она имеет тривиальное название «тот продол». Видите эту белую дверь с облезшей краской? За ней и начинается аномальная зона, и прямо сейчас там раздают таблетки.

Длинный просторный коридор. Семь палат без дверей, из некоторых выглядывают безумные лица. В начале коридора на кресле, аки на троне, восседает плотного сложения лысый медбрат Пал Палыч – сегодня он старший по смене. Пока у Палыча блестят только линзы его очков, но это пока. После некоторых инцидентов его проверяют на трезвость медсёстры на приёмке, поэтому он приходит в больницу трезвый, а синячит уже у себя в отделении. Но об этом ещё будет много сказано позже. Сейчас Пал Палыч трезв, и оттого крайне зол.

1. Раздача лекарств.

Перед ним прямо на полу лежит Макака – полоумный пациент с придурковатой рожей и несколькими оставшимися зубами в кривой ухмылке. Ему 35 лет, он эпилептик и олигофрен, остановившийся в умственном развитии в возрасте десяти лет. Это его личный бунт – ему не дали сорвать розу на прогулочном дворике.

– Нахуя ты розу опять сорвал, гандон? – ругается Палыч.

– А я Баращкиной падайю, ана мине будет манэт делатт!!! Я ей цветок покажу, а она будэт писун сасат!! – говорит Макака и улыбается в свои два с половиной зуба.

Речь о Наталье Филипповне Барашкиной – старшей медсестре, достаточно красивой женщине. Всё больные начинают громко смеяться с очередной фразы Макаки. Палыч хотел было встать и пару раз пнуть надоедливого больного – он часто так делает – но недостаток алкоголя в крови делает его ленивым, и оттого раздача лекарств идёт своим чередом.

– Волуйский! – восклицает Палыч.

– Галоперидол две пятёрки, циклодол, азалептин половинка, – монотонно бормочет сидящая рядом медсестра Леночка.

– Без циклодола обойдётся. Где этот Волуйский, блять? – злится медбрат. – Гондон ебаный.

– Я не гондон! – слышится из шестой палаты.

– А ну сюда дуй, блять, а то привяжем нахуй. – отрезает Палыч.

Волуйский берёт таблетки и поворачивается к санитарке тёте Рае – она сегодня следит, чтобы больные добросовестно пили свои лекарства. Он открывает рот, Рая проводит пальцем под нижней и над верхней губами, кивает головой, и Волуйский уходит.

– Майсян! – той же интонацией бормочет Леночка.

– Масяня! – вторит Палыч.